Большая Сплетня

— Ты Гражданский кодекс хорошо помнишь?

Переведя на меня затуманенный любовью к эритрозонусам взгляд, Попик тоскливо простонал:

— Ну?

— Что в нем сказано об уведомлении заемщика при переходе прав кредитора к другому лицу?

Попик невероятным образом вывернул зрачки внутрь и, точно читая в невидимой книге, монотонно пробубнил:

— Статья 383 Гражданского кодекса РФ, пункт третий... Если должник не был письменно уведомлен о состоявшемся переходе прав кредитора к другому лицу, новый кредитор несет риск вызванных этим неблагоприятных последствий.

— Спасибо! — вежливо поблагодарила я.

О, этот прелестный пункт третий! О, милый Гражданский кодекс, о, волшебные «неблагоприятные последствия»! Что одному неблагоприятно, то другому — манна небесная...

Итак, умелому махинатору этот пункт сулил райские кущи.

— Лилеева! — послышался окрик из начальственного кабинета.

Блаженная улыбка мигом стекла с моего лица.

Стоя в дверях, Ромшин пристально буравил меня неотпускающим, выворачивающим душу взглядом. Неужели он все знает, неужели догадывается, неужели...

— Зайдите ко мне, Лилеева, — произнес он сурово, с льдистой осью в голосе. — И захватите с собой Гражданский кодекс.

Притворив дверь кабинета, Ромшин протянул мне листки с белыми лакунами, куда потом нужно будет вписать многозначные цифры и знаменитые фамилии.

«Право уступки требования (цессии)», — пробежала я глазами крупный заголовок. Внутри меня началась паника. Итак, он все знает! Он вызвал меня, чтобы предъявить ужасное обвинение в сотрудничестве с конкурентами! Он выведет меня на чистую воду, завтра я окажусь на улице... Без работы. Он обвинит меня в предательстве, в двурушничестве, в споспешествовании тайному противнику, в продажности. Он обвинит меня в том, в чем когда-нибудь могут обвинить его!

— Что это? — осипшим голосом пробормотала я.

Прикинуться дурочкой, захлопать глазами, попытаться расплакаться... Рыдая, поведать, что пошла на предательство только из-за любви к нему. Из ненависти. Из ревности. Броситься на грудь, рыдать, умолять — чтобы поверил.

Другой метод: напустить на себя маску холодного высокомерия. На все обвинения упорно твердить, что ничего не понимаю, что произошла ошибка, что...

— Что ты думаешь об этом договоре? — спросил он, пристально всматриваясь в меня.

— Стандартный договор цессии, — тупо проговорила я, пряча взгляд.

— Я хочу, Лида, — нетерпеливо фыркнул Игорь, — чтобы ты внимательно посмотрела его: все ли здесь правильно написано, нет ли пунктов, допускающих двоякое толкование, каких-нибудь подводных камней, о которых я пока не догадываюсь.

— Для этого лучше позвать юриста. Я не специалист и не обладаю достаточными — познаниями в юриспруденции... Бойко — прекрасный юрист, вам лучше обратиться к нему.

— Во-первых, не вам, а тебе, Лида, мы же договаривались... — нетерпеливо возразил мой начальник. — И потом, не хочу к нему обращаться, опять станет забивать мне уши гладкими фразочками, в которых я мало что смыслю. Я хочу услышать от тебя — нет ли здесь какой-нибудь закавыки, которая позволит потом оспорить сделку в арбитраже.

Внимательно прочитала каждый пункт — в который раз! Чуть ли не на просвет просмотрела страницы. Хмурила лоб и старательно поджимала губы. В который раз я изучала этот договор и в который раз находила его безупречным! Это был действительно прекрасный договор...

Об этом и поведала боссу:

— Комар носа не подточит... Разве что только во время подписания нужно тщательно проверить все цифры — номера кредитных договоров, суммы в ссудных листах и платежных поручениях...

Игорь с облегчением отправил бумагу в стол.

— Это я понимаю, — с ноткой превосходства произнес он и тут же настороженно переспросил: — Но больше ничего, как тебе кажется?

— Я лично ничего криминального не вижу... — пожала плечами. — Хотя тебе лучше бы посоветоваться с Попиком, он Гражданский кодекс знает наизусть.

— С этим рыбоводом? — надменно усмехнулся Игорь. — Может быть, еще с Губасовой и Терехиным? Которые дальше своего носа не видят? Ну ладно, иди... — снисходительно разрешил он, разминая сигарету.

Я вышла из кабинета, неся на своих плечах бремя восьмого, очень скользкого пункта. Но расставаться с этим бременем я отнюдь не спешила!

ОН

Вспоминаю, как в тумане, что было потом...

Мы лежали в темноте, тихие и обессиленные... Ее тело смутно белело в наступающем сумраке, как пятно неизвестно кем пролитого молока...

Я неподвижно застыл, тупо глядя в потолок, не чувствуя ничего, кроме привычной усталости, к которой примешивалась толика удивленного раздражения. Ни благодарности, ни пережитого восторга — ничего! Мне не хотелось обнять ее, прошептать на ухо милые глупости, предваряя ими раунд новой любовной игры. Ничего не хотелось, хотелось спать.

Оказывается, воплощенная, сбывшаяся мечта становится такой скучной, такой обыкновенной — до тошноты! Я размышлял о том, как бы под благовидным предлогом слинять домой. Хорошо, если б сейчас было утро и пора было бы идти на работу... Но ранний вечер неохотно густел в сумеречной комнате, и впереди у нас была целая ночь.

Дана приподнялась на локте, пристально вглядываясь в меня.

— Почему ты молчишь? — спросила, осторожно коснувшись пальцем моего подбородка.

Я отвел ее руку.

— Устал, — обронил сухо. Пусть не думает, что из-за того, что она меня соблазнила, я переменю свои планы. Вот если бы это случилось раньше, каких-нибудь два месяца назад, я весь бы принадлежал ей — с потрохами! Но сейчас...

Дана приподнялась на постели. В полумраке смутно белело ее лицо.

— Знаешь, я раньше так на тебя дулась, — произнесла она тоном обиженной девочки. — Ну, из-за твоей подружки... Но теперь...

Она ждала моего вопроса, а я упорно молчал.

— У тебя с ней все серьезно?

Я негодующе дернул плечом, хотя в темноте трудно было разглядеть это движение — равно как и мою победную ухмылку.

— Да так...

Встав с постели, я молча натянул брюки. Сегодняшний вечер только все осложнил. Ведь я уже принял решение, которое не собирался менять.

— Постой, не уходи, — взмолилась она. Но тоже поднялась, накинула на плечи легкомысленный полупрозрачный халат. — Мне нужно с тобой поговорить...

Она больше не имела надо мной власти. Леди Ди, свергнутая с божественного пьедестала, превратилась в девушку Дану Якушеву и стала обыкновенным женским телом, которым мне когда-то хотелось обладать и которым я только что обладал. Она была мечтой, которую я стремился воплотить в жизнь, — и я воплотил. Причем буквально — во плоти воплотил. А теперь настало время новых планов, новых мечтаний, новых горизонтов...

Дана щелкнула кнопкой — затеплился розовый ночник, пригладила волосы щеткой — они рассыпались по плечам каштановым каскадом.

Набросив рубашку, я неохотно опустился в кресло.

— Перед собранием нам нужно... — Голос Даны постепенно окреп, потерял свои кошачьи обволакивающие интонации, затвердел, налился свинцом. — Нужно еще кое-что провернуть...

Опять она о делах. Эти вечные дела, дела... Как они мне надоели, тем более что я теперь намерен играть в другие игры. С другими игроками.

Передо мной снова стояла деловая девушка, для которой нефтепродукты были куда желаннее, чем поцелуи, а деловые отношения ценились выше, чем родственные или любовные связи.

Впрочем... Почему бы не послушать ее?

— Долги компании оцениваются едва ли не в четверть ее стоимости. Контрольный пакет принадлежит акционерам, лояльно относящимся к нынешнему руководству. На данный момент мой отец владеет двенадцатью процентами акций, плюс один процент — это акции, числящиеся на твоем лицевом счете... Итого — тринадцать. Для уверенного успеха нам необходимо достать еще примерно столько же, чтобы получился блокирующий пакет в двадцать пять процентов... Но как это сделать? Предлагай!