Дерзкая невинность

Однако мяч запутался в колючках розового куста, и попытки его достать могли бы закончиться порванным платьем.

Но Макс уже нырнул в кусты и спустя секунды появился с победным кличем:

— Нашел!

— О Господи, вы порвали камзол!

У него был всего-навсего немного порван рукав, и Макс пожал плечами:

— Мой камердинер спустит с меня шкуру. А потом сожжет ее вместе с этим камзолом.

— Какое расточительство. Сжечь такой замечательный камзол, — воскликнула Оливия и добавила с лукавой улыбкой: — и не менее замечательную шкуру.

— Гарднер слишком суров, чтобы разрешить мне сохранить и то и другое, особенно после того, как я испортил одно из лучших его творений.

— Боже милостивый! — воскликнула Оливия. — Да я вмиг починю ваш камзол. Ваш Гарднер и не заметит.

Макс в шоке воззрился на нее:

— Вы это сделаете для меня?

— Спасу такой прекрасный камзол? И… — «Такую прекрасную шкуру». Но этого она не могла сказать! — …вашу шкуру? Конечно же.

— Я вам очень признателен. Мне он нравится…

На этот раз слова опередили ее мысль:

— А мне больше нравится ваша шкура.

Оливия поразилась своим словам. Краска залила щеки. Какая-то ее часть, прятавшаяся где-то глубоко и о существовании которой она и не подозревала, молила о том, чтобы он поцеловал ее, чтобы его губы, такие мягкие на вид, коснулись ее рта.

Но Макс просто улыбнулся. Взяв ее за руку, он повел Оливию к дому. Она шла молча, ошеломленная всеми этими новыми ощущениями и непривычными желаниями, которые переполняли ее.

Последующие несколько дней ознаменовались бурной деятельностью. Джентльмены отправились на охоту. Дамы наносили визиты леди Фенвик, а Джессика выполняла свое обещание стать ее подругой. Вплоть до того, что ходила с ней на их кухню и старалась не содрогаться, слушая, как леди Фенвик и кухарка обсуждают способы приготовления свиных желудков.

Макс и Оливия четыре раза встречались на теннисном корте в то время, когда другие были заняты своими делами. Даже за такой короткий срок Оливия отметила, что немного научилась играть, а Макс явно улучшил свои навыки, хотя он был слишком массивным, чтобы быстро бегать за мячом и перебрасывать его через сетку. А Оливия, будучи маленькой и хрупкой, носилась по корту, гордясь тем, что так быстро научилась играть.

Это был, конечно, не настоящий теннис, они просто играли в свое удовольствие без подсчета очков, стараясь набраться опыта. Сегодня они играли почти час, и счет был сорок — ноль при подаче Оливии. Она была возбуждена — ей еще ни разу не удавалось победить Макса с таким отрывом.

Она подбросила мяч и ударила по нему. Мяч ударился о стену мансарды и отскочил в угол корта. Макс бросился за мячом, но Оливия точно рассчитала удар, и Макс, коснувшись мяча краем ракетки, послал его через стену.

В порыве ликования Оливия подбросила ракетку в воздух.

— Я победила! — Она не могла скрыть своих чувств — ее распирала гордость.

Качая головой, Макс подошел к столу и с жадностью выпил стакан лимонада.

Оливия подбежала к нему.

— Вы это видели? Я в первый раз взяла над вами верх!

— Да уж. Одну игру из шестнадцати. — Макс протянул ей стакан лимонада. — Вот ваша награда.

— Ах, так! Вы намерены напоминать мне о моих поражениях, не так ли? — Она игриво надула губы.

Но он лишь поднял бровь.

— Я не позволю вам отравить радость от моей победы, — воскликнула Оливия.

— Неужели? А могу я спросить, сколько раз вы проигрывали с нулевым счетом?

— Все-таки, лорд Хэсли, вы смущены. Вы расстроились от того, что победу одержала женщина, которая вдвое меньше вас.

Макс долго смотрел на нее, и улыбка пропала с его лица.

— Дело не в этом.

Оливия почувствовала, что и ее радость улетучивается.

— А в чем же?

— Я на удивление рад, просто в восторге, что вы меня победили.

От серьезного тона, с которым это было сказано, у нее по спине побежали мурашки удовольствия.

— Вы просто позволили мне выиграть? — вдруг заподозрила Оливия.

Макс хихикнул и покачал головой:

— Нет. Эту игру вы выиграли честно.

— Хорошо. — Сладкое чувство удовлетворенности тут же вернулось к ней.

— Вы очень способная ученица, — искренне заверил Макс. — Мне кажется, что в отличие от большинства женщин у вас хорошая координация.

— Вы так считаете?

— Да. Но плохо… — начал было Макс, но отвернулся.

— Что плохо? Договаривайте.

— Не важно. Я не хочу вас обижать.

Оливия смотрела на него в упор.

Он вздохнул.

— Ладно. Я собирался сказать, плохо, что ваша семья во всем вас ограничивает. Я наблюдал за всеми вами и понял, что вы правы — ваши сестры и Стрэтфорд все время пытаются вас защитить. Даже слишком. Я думаю, что они стараются подавить в вас ваше врожденное чувство здорового авантюризма. — Макс нахмурился. — Они обращаются с вами как с фарфоровой куклой. И хотя вы действительно кажетесь более слабой и хрупкой по сравнению с вашими сестрами, я не вижу, чтобы вы были слабее их.

Она не знала, что ответить. Ее семья была самым дорогим в ее жизни, но Оливия не могла не признать, что ее близкие ее подавляют. Например, ограничивают ее прогулки или не одобряют ее желание пробежаться вечером. Или не дают побыть одной.

— Я прав? — тихо спросил Макс.

Оливия кивнула. Другая женщина, более мудрая, была бы оскорблена. Она могла бы солгать ему и сказать, что он на самом деле совсем чужой человек и не может ничего знать о взаимоотношениях в ее семье. Но Оливия всегда была прямолинейной. Она никогда даже не помышляла лицемерить… до тех пор, когда оказывалось, что слишком поздно.

Но подпустить к себе этого человека слишком близко было бы неблагоразумным, и Макс наверняка это понимает. Даже если не принимать в расчет малярию, она была дочерью малоизвестного обедневшего ирландца, недостойной сочетаться браком с наследником герцогского титула.

И все же… он ведет себя так, как вел бы себя любой поклонник. Или потенциальный супруг.

— Ах, Макс, — пробормотала Оливия, сглотнув.

Он вопросительно на нее посмотрел.

— Мы ведь стали друзьями, не так ли?

Слово «друзья» прозвучало глупо. У нее никогда не было подруг, кроме сестер, но она была почти убеждена, что никакой друг не разбудил бы в ней тех чувств, какие разбудил Макс.

— Я на это надеюсь, — тихо ответил Макс.

— В таком случае могу с вами кое-чем поделиться? Мне будет весьма неловко говорить с вами об этом, но я чувствую, что должна вам все рассказать.

Слова Оливии явно его взволновали — она видела, как участилось его дыхание.

— Давайте прогуляемся, — предложил Макс и протянул ей руку. Оливия чуть не задохнулась, когда его пальцы сомкнулись вокруг ее ладони.

Они пошли в лес по тропинке, которая вела к роднику, где они впервые встретились. Они шли медленно, не разговаривая, но радом с Максом Оливия чувствовала себя еще более живой, чем когда она гуляла одна. Впрочем, сейчас ее нервы были напряжены. В лесу было довольно тихо: слышен был лишь шелест листьев на ветру, треск сучьев у них под ногами и одинокий голос сойки.

Когда они подошли к роднику, Макс снял плащ и расстелил его на большом гладком камне. Они сели рядом, сняли перчатки и начали кидать камешки в воду. Наконец Макс спросил:

— Так о чем вы хотели со мной поговорить?

Оливии ничего не оставалось, как перейти прямо к делу. Она посмотрела ему в глаза:

— Меня беспокоит… я боюсь… что вы неправильно поймете наши… отношения.

Макс молча смотрел на нее, наморщив лоб.

— Прошу меня понять, у меня нет намерения… — Оливия вздохнула. — Понимаете, мое будущее уже предопределено. Я хочу прожить свою жизнь здесь, поближе к Мег, Фебе и их детям. Я не выйду замуж.

Он по-прежнему молчал.

— Я… Понимаете, я хочу остаться старой девой.

Не дождавшись ответа Макса, Оливия резко отвернулась и опустила глаза. В руке она все еще сжимала камешек. Она разжала кулак, и он выпал.