Страница 18 из 29
Хорошо, когда у друга отличное настроение, когда друг спокоен и весел. Рядом с Виталиком у ребят очень быстро прошла хандра. Артем вернулся домой с ощущением победы, как и полагалось, ведь сегодня они с Вовкой нашли наконец ответ на загадку.
И пусть в это не поверила Варвара Денисовна. Было бы даже странно, если бы она беспрекословно приняла такую сногсшибательную версию.
Артем почему-то был уверен, что Владислав Геннадьевич и Савельев примут их разгадку с большим интересом.
Но, видимо, все взрослые так устроены, что принимают все ребячьи выводы за глупые фантазии. Савельев лишь весело рассмеялся в телефонную трубку, когда Артем сообщил ему о своем открытии.
— Милый мой! — сквозь смех сказал он. — Не спорю, это ново, свежо и даже авангардно! Вам нужно давать Нобелевскую премию за нестандартность мышления! До этого не додумается даже самый смелый литературовед! Кувырков — преступник? Кувырков — поджигатель? Да знаете ли вы, что Берковский и Кувырков были неразлучными друзьями?
— Знаю, — сказал Артем. — Но разве лучшие друзья не могли поссориться?
— Они же не дети! Даже если поссорились, никто из них не стал бы сжигать чужие рукописи. Такого в истории литературы никогда не бывало. Писатели обычно сжигают свои рукописи, а не чужие. Вы меня понимаете?
— Да, конечно.
— И не расстраивайтесь, дорогой! Ошибки бывают у всех. Только строже относитесь к своим предположениям, договорились? — И Савельев снова весело расхохотался.
Артем на него даже не обиделся. Как можно обижаться на человека с таким искренним, приятным смехом?
Надежда оставалась только на Владислава Геннадьевича, но и тот разбил ее в прах.
— Артем? — обрадовался он. — Как хорошо, что ты мне позвонил! Я сам собирался набрать сегодня твой номер. Завтра я уезжаю в санаторий «Лесная тишина». С другом-писателем. На две недели. Ну как у вас дела? Что новенького?
Артем вкратце изложил все, что ему сегодня удалось узнать в архиве.
— Ну, братец, — протянул Владислав Геннадьевич. — Честное слово, не знаю, как к этому отнестись… Ты не обижайся, но предположения предположениями, а Кувырков тут ни при чем.
— Но почему? — воскликнул Артем. — Почему вы сразу становитесь на его защиту? Потому что он известный писатель?
— Отчасти поэтому, но отчасти просто потому, что не верю. Ни единой стрункой, ни единым уголком души не верю. Даже не знаю, как вам такая мысль могла прийти в голову. Вы на ложном пути. Помяните мое слово — оставьте Кувыркова в покое. Поищите злоумышленника среди слуг. Надеюсь, что к моему возвращению вы порадуете меня какой-нибудь более правдоподобной версией.
После такого разговора Артем был в полном отчаянии. Весь вечер он думал только об этом. Весь вечер он слонялся по квартире без дела. Мама даже решила, что он заболел, и заставила измерить температуру.
Температура была нормальная, но щеки Артема горели ярким пунцовым цветом.
— Ложись-ка сегодня пораньше, — посоветовала мама.
Артем послушно лег в постель. Это лучше, чем слушать ее встревоженные вопросы.
Сон, конечно, не шел. Да Артем и не торопился засыпать. Он снял очки, и очертания комнаты совсем расплылись в темноте.
Когда-то давно, когда ему было лет пять, он любил вот так всматриваться в плавающие контуры мебели. Тогда комната казалась каким-нибудь сказочным дворцом или неизвестной планетой.
Теперь изменившаяся комната пугала. Артему вдруг показалось, что сейчас из шкафа вынырнет призрак. Он быстро нацепил очки и зажег ночник. Комната снова стала привычной и знакомой. Он облегченно выдохнул и прислушался к торопливому, испуганному биению сердца.
Артем не стал выключать ночник. Он сел и обхватил колени руками. Когда он был маленьким, такой же страх испытывал он от рассказов двоюродной сестры Вали. Это было поздними вечерами, на даче, когда за окном чернела такая же непроглядная темнота, как сейчас.
Валя была на пять лет старше его и знала кучу историй про ведьм, про колдунов, про нечисть. Это было так жутко! Но, странное дело, этот страх притягивал к себе, щекотал, манил, и Артем сам каждый вечер просил сестру рассказать что-нибудь пострашнее.
Артем улыбнулся. Интересно, а Валя помнит об этом? Она теперь совсем взрослая, учится в институте и недавно приходила к ним в гости со своим женихом.
А еще Валя умела делать красивые медальоны. Когда свеча оплавлялась, она подставляла чайную ложку и собирала горячий парафин. Потом парафин остывал, она осторожно вынимала его из ложки, протягивала сквозь него нитку и дарила медальон Артему. Медальон был очень хрупкий, Артему никогда не удавалось довезти его до города, но как он радовался такому подарку!
Мысли Артема прервал телефонный звонок.
Артем удивленно поглядел на часы — половина двенадцатого. Кто это так поздно?
Звонил Виталик.
— Привет! Не спишь еще?
— Нет, — приглушенно ответил Артем, покосившись на дверь родительской спальни: мама всегда ругалась из-за таких поздних звонков.
Артем решил, что ругани лучше избежать, поэтому аккуратно подхватил телефонный аппарат и протянул шнур в свою комнату.
— Я вот почему звоню, — сказал Виталик. — Я вдруг подумал, кто же оторвал кусок записи? Кувырков?
— Может быть.
— Почему же он не вырвал весь лист?
— Не знаю.
— А может, это сделал сам Берковский?
— Зачем?
— Может, он написал имя Кувыркова, а потом понял, что ошибся?
— Короче, ты тоже решил защищать Кувыркова, — со вздохом заключил Артем.
— Я никого не хочу защищать! Я просто задаю тебе вопросы.
— Я не знаю ответа на них.
Артем положил трубку, но не стал уносить аппарат в коридор. Зачем лишний раз шуметь? Пусть телефон до утра постоит в его комнате.
Артем снова был в тупике. Раньше он полагал, что стоит только открыть имя поджигателя, и все сразу встанет на свои места. Теперь имя было установлено, а вопросы никуда не исчезали. Только появлялись все новые и новые.
За окном равномерно шумела трасса. Артем давно, с самого детства, привык к этому шуму.
Он успокаивал и убаюкивал. Глаза начали слипаться.
Артем снял очки и потянулся к кнопке ночника. Но тут ночную тишину снова разрезал телефонный звонок.
Артем поморщился и подхватил трубку.
— Алло! — сердито сказал он, но трубка молчала. — Алло! Виталька, кончай фокусы! Это ты?
Трубка молчала, и Артем уже хотел положить ее на рычаг, когда услышал тихий, шелестящий голос:
— Все кругом горит…
Артем вздрогнул и растерялся.
— Не нужно копаться в пепле… Это никому не проходит бесследно… Огонь и пепел всегда вместе…
Берковский прошел в библиотеку и сел в кресло рядом с круглым изящным столиком. Он открыл томик Пушкина и пробежал глазами несколько строчек. Потом решительно отодвинул от себя книгу.
Мозг не хотел отвлекаться, не хотел погружаться в чужие мысли, не хотел воспринимать ничего другого. Мозг был направлен на решение одного вопроса: кто и зачем поджег ночью кабинет?
Наверное, нужно обратиться в полицию, чтобы учинили следствие. Наверное, полиция очень скоро сможет назвать ему имя злоумышленника.
Но что тогда делать Кувыркову с карьерой, с творчеством, с контрактом у Данилы Степанова?
Берковский вздрогнул, в мыслях впервые назвав преступником своего лучшего друга.
Имеет ли он право брать на себя роль судьи? Имеет ли он право ставить под сокрушительный удар жизнь друга?
Но ведь Кувырков первым нанес ему удар. Сильнейший, может, даже смертельный. И можно ли после этого считать Кувыркова своим другом? Конечно, нет.
Берковский схватил карандаш, но не обнаружил на столе бумаги. Под рукой была только книга. И он быстро, лихорадочно стал писать на последней странице.
Поверять свои мысли бумаге давно вошло у него в привычку. Так было легче. Он словно выплескивал всю боль, все тревоги.
«Я не вправе никого подозревать, — писал он, — но думаю, что пожар устроил Валентин Кувырков».