Отступник

И вот Павел, вспомнив об убийстве на Смоленском кладбище, пришел ко мне. У него даже в мыслях не было, что я тот человек, что покусился на мясо его жертвы, но я имел определенную репутацию, и Павел явился ко мне, ухватившись за последнюю соломинку, которая могла оградить его от Жажды Запаха.

В тот жаркий августовский вечер я никого не ждал. Более того, наконец купив на книжном толчке любимую «Машину пространства» Приста, я собирался отправиться в дальнее путешествие на таинственный Марс, а посему заварил тигелек кофе, накрошил плитку шоколада и удобно устроился на диванчике с томиком «зээфки». Что еще человеку надо? Амулетами я в тот вечер заниматься не собирался. Не так часто в те годы можно было купить приличную книгу, а поскольку по роду своих увлечений я тяготел к фантастике, то книги покупались и вовсе редко — фантастику, которую можно было читать, почти не выпускали.

Так вот, только я устроился на диванчике, как раздался звонок в дверь.

Обычно со своими клиентами я договаривался заранее по телефону; без звонка ко мне мало кто приходил, но всякое бывает. Я встал и пошел открывать.

На пороге стоял высокий белокурый парень.

— Мне Александра Сергеевича, — и, видя, что я не бегу звать кого-то, молчу, а молчание — знак согласия, он прибавил. — Я от Кости-Сковороды.

«Странно», — подумал я. Не стану утверждать, что очень хорошо разбираюсь в людях, но Костя-Сковорода был наркоманом, а этот молодой человек скорее принадлежал к категории управленцев.

— Чем обязан?

— Я хотел бы с вами поговорить.

Не знаю, почему я его пустил. Скорее от неожиданности. Хотя, может, и тут какую-то роль сыграло Искусство. Оно влечет людей, владеющих им, друг к другу.

Жестом я пригласил молодого человека войти.

Павел вошел. Аккуратно развязал шнурки на ботинках. Я протянул ему тапочки и пригласил на кухню. Мне не хотелось нарушать интим комнаты, где в тенях по углам уже шуршали марсианские заросли, а роскошная женщина-коммивояжер, отбросив пуританскую воздержанность, манила обнаженным бюстом к куполам марсианских городов.

— Садитесь, — предложил я Павлу. — Извините, что не прибрано. Я никого не ждал. Обычно мне заранее звонят…

— Костя потерял ваш телефон, — замялся молодой человек.

— И?

— Он сказал, что вы делаете амулеты.

— Красивые цацки, не более.

— Он сказал, что ваши амулеты помогают. И нет никакой ломки…

— А вы — курите или колетесь?

Молодой человек заинтересовал меня. На своем веку я повидал много отчаявшихся наркоманов, которые приходили ко мне, цепляясь за последнюю соломинку, готовые попробовать что угодно, лишь бы спастись. Мой новый знакомый не был похож ни на одного из них, и если бы мне сказали, что он спортсмен, я бы ничуть не удивился. А тогда я решил, что он лишь попробовал какую-то дрянь, захотел еще и, испугавшись, побежал лечиться — но не к врачам, в анонимность лечения которых не верил, а к проверенному знахарю, то есть ко мне. Такое бывало, правда, очень редко. Однажды, еще в школе, попав в травмпункт с переломом ноги, я увидел, как туда же привели одного наркомана. Пока врачи травмпункта и «скорой помощи» ругались, споря, куда везти накурившегося «больного», и, самое главное, кто должен это делать, я, впервые увидевший того, кто, по всеобщему мнению, назывался «наркоманом» (в те годы по официальной версии в нашей стране наркоманов не существовало), стал с интересом разглядывать молодого человека. Запавшие горящие глаза на лице землистого цвета, потрескавшиеся губы и дрожащие пальцы — они навсегда отпечатались в моей памяти, создав определенный стереотип. Позже я получил много подтверждений своему первоначальному впечатлению. Но мой анонимный гость был совсем другим.

— Какая разница, курю я или колюсь!

— Большая. Я же не врач. Мне нужно почувствовать суть жажды клиента, чтобы сделать то, что должно ему помочь.

Гость нервно облизал губы. Видя, что молодой человек нервничает, я воспользовался обычным приемом.

— Прежде всего, давайте познакомимся, — предложил я. — Меня, как вы уже знаете, зовут Александр Сергеевич, как Пушкина. Я не спрашиваю вашего имени, вашего адреса. Можете не говорить, если не хотите, но вы должны рассказать мне о своем пристрастии. Я буду задавать вопросы. Желательно, чтобы вы на них ответили.

Тут он резко вскинул голову.

— Скажем, — перебил он меня, — что это не наркомания в обычном понимании этого слова. Я все время хочу совершить то, что считаю неправильным. Когда же я совершаю… назовем это «постыдным поступком»… мне хочется повторить это снова и снова. Я не могу остановиться…

По его виду я понял, что происходящее сильно угнетает его, и тогда, каюсь, первая моя мысль была о том, что парень страдает от онанизма. По своей природной слепоте к людям, я не заметил штрихов, которые Искусство накладывает на человека.

Мы еще поговорили о чем-то, не относящемся к делу. Я узнал, что гостя зовут Павел, что он медик… Рецепт амулета был прост, к тому же для такого амулета уже имелась заготовка. Я назвал цену, не слишком высокую. Павел согласился.

Взяв маленькие маникюрные ножницы, я срезал у гостя пару ногтей и прядь волос, которые были нужны мне для заклятия, а потом отпустил его.

Он зашел через день, как договаривались, минута в минуту. Удивившись пунктуальности, которая ныне молодым людям не свойственна, я вручил амулет, получил деньги, и мы расстались — как я думал, навсегда. Но Павел снова пришел ко мне через неделю.

В этот раз он вначале позвонил. Сказал, что у него неприятности с амулетом. Это меня взволновало и задело. Я потому и имел столь прочную репутацию, что почти никогда не ошибался в заклятиях, и мои штучки почти всегда срабатывали. Но почти! Конечно, и до этого бывали осечки, но всякий раз, как такое случалось, я начинал нервничать, боясь потерять свой дар, которому и названия-то не знал.

В этот раз Павел выглядел как-то совсем уныло.

Не ожидая приглашения, он педантично расшнуровал и снял ботинки и, не дожидаясь, пока я найду ему тапочки, в носках прошествовал на кухню, достал амулет, который я ему изготовил, протянул мне.

— Я хочу вернуть амулет.

— Он не действует?

— Нет, что вы. У меня не стоит, — после этих слов он потупился, опустил голову и так, не поднимая головы, добавил. — Так только хуже.

— От какого же недуга вы страдаете? Может, вы, молодой человек, влюблены? Это не по моей части.

— Нет. Я же вам сказал… Вы же — колдун!

Я видел, что парень по-настоящему несчастен, и никак не мог ему помочь. Не знал, чем. Передо мной сидел не хладнокровный убийца, наслаждающийся гудением мух над трупом, не садист-душегуб, упивающийся самим процессом смерти, а сломленный жизнью человек. И он считал меня всемогущим колдуном. Как он ошибался! Я тогда был, да и сейчас остаюсь, жалким подмастерьем, который и в подметки не годится настоящим колдунам, таким, как Викториан, — людям, прошедшим долгий путь Искусства. Увы!

Я лишь развел плечами.

— Я, молодой человек, не колдун. Я делаю некоторые вещи… скажем так — лежащие за гранью необъяснимого, но это не повод обвинять меня в колдовстве… Я не читаю заклинаний, не танцую вокруг идолов и даже в шабашах не участвую.

— Но ваш амулет работает. Я тоже вначале не очень верил. Но он же работает.

— И?

— Мне нужен другой амулет.

— От чего вы хотите уберечься? Доверьтесь мне, молодой человек. Многие приходили ко мне, и, поверьте, ни один из них не оказался на учете в наркодиспансере.

Павел не ответил, только покачал головой, а потом после безмерно затянувшейся паузы сказал:

— Мне нужен самый сильный амулет.

— Что?

Ответом было молчание, а потом:

— Может, вы знаете какого-нибудь более могущественного колдуна?

— Вы говорите ерунду, молодой человек. Колдунов не существует, как и чудес…

Как я тогда ошибался!

Но Павел принял мои слова за чистую монету. Он встал, собрался уходить, и уже на пороге кухни я окликнул его: