Страница 3 из 90
На небесном своде зажглись первые созвездия. На севере Полярная звезда смотрела тусклым, неподвижным оком, между тем как Арктур блистал на сгибе Большой Медведицы. В противоположной стороне от Полярной звезды ярко сияла Кассиопея, напоминая W. Под ними появилась Капелла - точно на том месте, где она взошла накануне и взойдет завтра, четырьмя минутами раньше, чтобы начать, как обычно, свой звездный день.
На заснувшей поверхности моря царило то необыкновенное оцепенение, которое неизбежно сопутствует наступлению ночи.
Капитан, облокотившись на борт шхуны, застыл неподвижно возле брашпиля[21]. Его голова была полна одной мыслью - об этой темной точке, замеченной в мглистых сумерках. Теперь его снова одолевали сомнения, а ночная тьма делала их еще более мучительными. Не обмануло ли его зрение? И действительно ли на этом месте выступил на поверхность новый островок? Да, конечно. Он хорошо знал эти воды, ведь он бывал здесь сотни раз... Ему казалось, что островок находится на расстоянии какой-нибудь мили, и не более восьмидесяти лье[22] отделяют его от ближайшей земли. Но если он не обманывается, если островок действительно выступил в этом месте из глубин моря, то не успел ли его уже кто-нибудь занять?.. А вдруг какой-нибудь мореход водрузил на нем свой флаг?.. Англичане, эти океанские тряпичники, не поспешили ли они подобрать попавшийся им на пути жалкий островок и бросить его в свою переполненную корзину! Не загорится ли во тьме огонек, говорящий о том, что остров уже кем-то занят?.. Возможно, что эта груда скал поднялась на поверхность уже несколько недель или даже несколько месяцев назад, и в таком случае вряд ли она могла ускользнуть от взора моряков, от секстанта[23] гидрографа[24].
От всех этих мучительных и тревожных мыслей капитан пребывал в смятении, нетерпеливо ожидая рассвета. Теперь ничто уже не указывало на местоположение острова - не было даже отблеска тех испарений, которыми он казался окутанным и которые могли бы осветить наступившую тьму. Во мраке сливались воздух и вода.
Время шло. Полярные созвездия описали уже по небосводу четверть круга. К четырем часам первая полоса света забрезжила на востоке-северо-востоке. В предутреннем сумраке можно было различить несколько легких облаков, повисших в зените. Еще несколько минут - и солнце озарит горизонт. Но моряку не нужно столько света, чтобы различить открытый накануне островок, если он вообще существует.
В этот момент незнакомец поднялся на мостик, где находился капитан.
- Итак?.. Где же этот остров? - спросил он.
- Вот он, ваша светлость, - ответил капитан, показывая на группу скал, видневшихся примерно в двух милях от шхуны.
- Причалим!
- Слушаюсь, ваша светлость!..
ГЛАВА ВТОРАЯ,
в которой даются некоторые необходимые пояснения
Пусть читатель не удивляется, что в этой главе неожиданно выходит на сцену паша Мухаммед-Али[25]. Как бы ни была значительна роль знаменитого паши в истории Леванта, в нашем рассказе он фигурирует только потому, что знатный незнакомец, путешествовавший на шхуне-бриге, находился во враждебных отношениях с этим основателем нового Египта.
В ту пору Мухаммед-Али еще не пытался с помощью армии своего сына, Ибрагима-паши, завоевать Палестину и Сирию, принадлежавшие султану Махмуду[26], повелителю обеих Турции: азиатской и европейской. Напротив, султана и пашу связывала дружба, так как последний оказал деятельную поддержку султану при покорении Морей, решительно подавив попытки к восстановлению независимости маленького греческого королевства.
На протяжении нескольких лет Мухаммед-Али и Ибрагим-паша спокойно жили в своем пашалыке[27]. Но, несомненно, эта зависимость, ставящая их в положение рядовых подданных Порты[28], задевала их самолюбие, и они только и ждали повода, чтобы сбросить с себя тяготившие их веками оковы.
В те времена жил в Египте один человек, получивший по наследству накопленное несколькими поколениями предков состояние, которое считалось одним из самых значительных в стране. Этот богач проживал в Каире, и звали его Камильк-паша. Его-то капитан таинственной шхуны-брига и титуловал «ваша светлость».
Это был человек образованный, питавший большую склонность к математическим наукам, которые интересовали его не только со стороны практического применения, но и теоретически. Египтянин по рождению, турок душою, Камильк-паша был прежде всего человеком Востока.
Понимая, что султан Махмуд будет более упорно, нежели Мухаммед-Али, сопротивляться попыткам Западной Европы покорить народы Леванта, Камильк-паша с головой окунулся в борьбу, став на сторону Махмуда. Родившись в 1780 году в военной семье, Камильк-паша, не достигнув еще и двадцати лет, вступил добровольцем в армию Джаззара[29] и благодаря своей отваге вскоре получил почетный титул паши. В 1799 году он сотни раз рисковал своей свободой, состоянием, жизнью в войне с французами, во главе которых стоял Бонапарт и генералы Клебер, Ренье, Ланн, Бон и Мюрат[30]. В битве при Эль-Арише он вместе с турками попал в плен. Ему предложили свободу в обмен на клятву никогда не сражаться против Франции. Но, уверенный в том, что судьба может перемениться, упорный как в своих действиях, так и во взглядах, он решил бороться до конца и потому отверг это предложение. Вскоре Камильк-паше удалось бежать, и он с еще большим ожесточением бросился в борьбу.
После сдачи Яффы, 6 марта, он оказался в числе тех, кому капитуляция спасла жизнь. Когда четыре тысячи пленников, в большинстве албанцы или арнауты, предстали перед Бонапартом, тот очень встревожился, опасаясь, как бы эти храбрые солдаты не усилили гарнизон паши в сирийском порте Акке. Вот почему Бонапарт отдал приказ всех их расстрелять, доказав тем самым, что он принадлежит к таким завоевателям, которые ни перед чем не останавливаются.
На этот раз пленным не предлагали, как в Эль-Арише, свободу при условии, что они поклянутся оставить военную службу. Нет! Их всех приговорили к смерти. Расстрелянные падали на песчаный берег, а те, кого пуля миновала и кто думал, что его помиловали, находили смерть на этом скалистом берегу.
Но Камильк-паше не суждено было здесь погибнуть.
Нашлись люди, французы - надо воздать им должное, - которым показалась отвратительной эта ужасная бойня. Смельчакам удалось спасти нескольких пленников. Один из спасителей, моряк с торгового корабля, отправился ночью к рифам, где рассчитывал найти несчастных, и подобрал тяжелораненого Камильк-пашу. Он перенес его в надежное место, ухаживал за ним, выходил его. Мог ли Камильк-паша когда-нибудь забыть такую услугу? Нет. О том, как и при каких обстоятельствах он отблагодарил своего спасителя, и будет впоследствии рассказано в этой правдивой и удивительной истории...
Итак, три месяца спустя Камильк-паша был уже на ногах.
Бонапарт проиграл сражение у Акки. Турецкая армия под начальством дамасского паши Абдаллы 4 апреля перешли Иордан, а английская эскадра сэра Вильяма Сиднея крейсировала в водах Сирии.
Несмотря на то что Бонапарт послал дивизии Клебера и Жюно[31] и даже сам прибыл на место битвы, разбив турок в сражении при горе Табор, было уже слишком поздно; когда Наполеон явился вновь угрожать Акке, туда уже прибыло двенадцать тысяч человек подкрепления. К тому же вспыхнула чума. 20 мая Бонапарт вынужден был снять осаду.
После этого Камильк-паша решил вернуться в Сирию. Возвращаться в Египет в такое тревожное время было бы величайшей неосторожностью. Следовало выждать, и Камильк-паша дожидался в течение пяти лет. Благодаря своему богатству он мог жить на широкую ногу в различных провинциях, где еще можно было уберечься от алчности египетского правительства.
Как раз в эти годы в центре внимания оказался сын одного аги[32], храбрость его была замечена в 1799 году, в битве при Абукире.
Речь идет о Мухаммеде-Али, который пользовался уже таким влиянием, что сумел подстрекнуть мамелюков[33] к возмущению против султана Хозрев-паши, заставил их свергнуть Куршида, преемника Хозрева, и наконец в 1806 году объявил себя вице-королем с согласия правительства Блистательной Порты.