Маг

Галл легко поклонился, нахлобучил серую шляпу с роскошным плюмажем на свою светлую, слегка рыжеватую голову, плотнее запахнулся в темно-серый плащ и вышел из кабинета.

Мальчишка оторвался от портьеры и на цыпочках направился в сторону выхода, однако его тут же остановил голос:

– Принц, я знаю, что ты за ковром! Изволь подойти ко мне.

Мальчик вздохнул. Опять ему не удалось поймать мгновение, когда отец раздвоил сознание, обшарил всю комнату и поймал его. Он повернулся и, откинув гобелен, вошел к отцу…

– Судя по твоему поведению, ты начал интересоваться государственными делами? – с улыбкой спросил Многоликий.

– Нет, отец. – Мальчик был серьезен. – Просто я хотел попросить разрешения пойти на охоту с Галлом, но не смел мешать вашей беседе.

– Ты хочешь участвовать в ночной охоте? – переспросил Многоликий с сомнением в голосе.

– Да, отец! Очень! Я уже вполне большой!… И потом, я же буду вместе с Галлом…

Многоликий задумчиво посмотрел на сына, а потом проговорил:

– Ну что ж, попробуй. Только пусть Галл возьмет еще двоих гвардейцев. Все-таки ночная охота довольно опасное занятие…

– Спасибо, отец, – просиял мальчик.

– И кто же сегодня будет охотником? – На лицо Многоликого вернулась улыбка.

– Рыжая рысь! – подпрыгнув от нетерпения, воскликнул мальчишка.

– Ну беги… – отпустил Многоликий сына.

Мальчишка еще раз подпрыгнул и метнулся к двери. Захлопнув за собой тяжелую резную створку, он, привычно придерживая эфес левой рукой, побежал по каменным коридорам, сквозь анфилады комнат, задерживаясь только для того, чтобы открыть многочисленные двери. Наконец он выскочил во двор замка и, стрелой промчавшись по каменной лестнице, оказался на крепостной стене замка.

Маленький, одинокий, гордый замок венчал вершину такой же гордой и одинокой черной скалы. Он казался естественным продолжением гранитного пальца, упертого в небо. Его черные стены вырастали из тела скалы, словно неведомый великан просто вырубил их гигантским долотом. А черная, поблескивающая колотым гранитом скала шагнула далеко от гор, взметнувших высоко в небо свои белые вершины, и будто раздумывала, не стоит ли двинуться дальше, за лес, к тем невысоким постройкам, между которыми изо дня в день суетятся эти смешные маленькие люди. Ни дороги, ни хотя бы тропы не было проложено по гладким искрящимся срывам скалы к замку. Не было в стенах замка и ворот. Он стоял молчаливый, недоступный и одинокий хозяин округи.

Мальчик замер меж двух зубцов стены, положив на один из них руку. Перед ним открылась прекрасная панорама его родного мира, на который медленно опускался вечер.

Полутораметровые зубцы на стенах, шпили сторожевых башен тяжелое изумрудное с золотом знамя, лениво плескавшееся над острой крышей главного здания замка, еще купались в золотистом свете заходящего солнца, а подножие скалы, ближний луг, пересекавшая его дорога, небольшое, но глубокое болото, роща рядом с болотом, маленькие деревеньки за ней уже погружались в голубовато-серый полумрак.

И под покровом этого полумрака из болота поднимался туман. Это происходило каждый вечер. Сначала появлялись прозрачные, словно вуаль невесты, почти невидимые, щупальца. Затем весь окружающий луг затягивало белой клубящейся пеленой, охватывавшей плотным кольцом черный гранит одинокой скалы. И наконец, словно набравшись сил и улучив благоприятный момент, туман бросался на штурм неприступной вершины. Белесые, размазанные клочья, отрываясь от плотной пелены, выбрасывались вверх и цеплялись за едва видные уступы и трещины. За ними подтягивались здоровенные лохматые лапы. Они, глотая своих разведчиков, плотно прилипали к скале и начинали подтягивать аморфное, бугристое, волнующееся серовато-белое тело. Казалось, еще немного и туман накроет скалу, сожмет ее в своих мокрых объятиях, растворит ее в себе и сровняет с землей, оставив, может быть, несколько валунов на память о некогда возвышавшейся здесь твердыне.

Но каждый вечер на небе вспыхивали яркие сиреневые звезды, и туманной пелене приходилось откатываться, бежать, удирать в свое болото под их острыми безжалостными лучами.

Вот и сегодня грязно-белое одеяло тумана вместе с вечерним полумраком поднялось уже до половины Черной скалы, но мальчик, замерший над обрывом стены, не обращал на него внимания. Он жадно оглядывал окрестности и наконец увидел огромную темно-серую птицу, которая плавно снижалась, направляясь к дальнему потемневшему лесу. И тогда мальчишка оторвал руку от каменного зубца и шагнул в пропасть. Его маленькое тельце зависло, словно раздумывая – падать вниз или взмывать в небо, а затем раздался негромкий хлопок, и вместо тела человеческого детеныша к бурлившей пелене тумана ринулся небольшой стремительный сокол…

Часть первая. Два мира

1. Звонок

4 июня 1999 года. Все когда-нибудь начинается и все когда-нибудь заканчивается… Все с чего-нибудь начинается и все чем-нибудь заканчивается. Только почему-то люди никогда не знают, что именно началось или закончилось в это самое, конкретное мгновение… И если в вашей квартире в самое неподходящее время раздается телефонный звонок, вполне можно ожидать, что что-то начинается… Или заканчивается…

Заяц был бурого цвета и совершенно невероятных размеров. Если бы я встал рядом с ним, то он своими ушами доставал бы мне до пояса. Заяц стоял посреди большой поляны, и его задние лапы целиком прикрывала высокая трава. Перед Зайцем стоял большой барабан, доходивший ему почти до плеча. В передних лапах этот невиданный зверь держал деревянную толкушку для картошки и такой же молоток для отбивания мяса, и этими кухонными принадлежностями он со всей силы выколачивал на барабане ритм, напоминавший марш из оперы Джузеппе Верди «Аида».

Получающаяся музыка доставляла Зайцу огромное наслаждение, поскольку он довольно улыбался, показывая два здоровенных, наползающих на нижнюю губу резца, а его длиннющие уши двигались взад-вперед в такт извлекаемым звукам.

Таким образом Заяц развлекался несколько минут, а затем бросил в траву свои «барабанные палочки» и, наклонив голову набок, задумался. После нескольких секунд глубокого раздумья Заяц вышел из-за барабана, облокотился на него, заведя ногу за ногу, и выудил из-за спины большую губную гармошку. Некоторое время он внимательно ее разглядывал, а затем поместил ее под свои белоснежные резцы, набрал полную грудь воздуха и дунул. Раздался мелодичный звонок. Заяц со значением посмотрел на меня и дунул еще раз. Вновь раздался мелодичный перезвон, прозвучавший на этот раз настойчивее. Заяц вытащил гармошку из-под зубов, сделал два шага вперед, наклонился вперед, очень укоризненно посмотрел на меня и как-то раздраженно дунул в гармошку еще раз. Снова раздался тот же перезвон… и я открыл глаза.

В кромешной ночной тьме мой дорогой друг – будильник подмигивал мне яркой зеленой точкой между двух цифр – 03 и 26. В прихожей раздавался перезвон телефона.

«Какой заразе понадобилось звонить мне в такое время?» – подумал я, надеясь в душе, что телефон замолчит сам, и мне не придется вставать. А вставать и тащиться в прихожую, чтобы услышать в трубке незнакомый и, весьма вероятно, пьяный голос, требующий какую-нибудь Нюсю или Иру, мне очень не хотелось. Мне хотелось спать.

Я только вчера возвратился из нашего учебного лагеря, который находится в Бурятии, на берегу Байкала. Я не видел любимую жену и сына четыре месяца, правда, для них я отсутствовал всего четыре дня. Такие уж у нас в лагере созданы условия, чтобы ученики могли спокойно, без оглядки на свою трудовую деятельность, пройти семинары и сдать зачет. У меня был зачет по сотворению и использованию магических предметов – тема в общем-то довольно простая…

Что-то я спросонья путано говорю, давайте-ка сначала.

Итак. Уже почти четыре года я хожу в учениках чародея. Вернее, в учениках магистра общей магии с древним именем Антип. Если кому-то кажется, что я был помещен в заколдованное подземелье и не переставая толок в ступе сушеных лягушек, вываривал змеиные мозги и парил колдовские зелья под руководством страшно опытного колдуна, то он ошибается. Я продолжал работать в своей рекламной фирме «ДиссидентЪ», ухаживать за любимой девушкой – студенткой юрфака МГУ, кормить Ваньку и спорить с моим домовым – Егорычем.