Я вас жду

Дождь провожал нас и встретил. От станции до автобусной остановки недалеко, однако, несмотря на то, что бежим во все лопатки, промокаем до нитки. Не помогли нам и зонты.

Благо в автобусе Каменск — Сулумиевка полно свободных мест, и мы устраиваемся — лучше быть не может. Руслан прирастает к стеклу, принимается изучать новый для него мир: низенькие, утопающие в зелени, зигзагообразные улочки, редких прохожих с зонтами, кран, застывший над небольшой стройкой. А от озера, где полным-полно гусей, особенно гусенышей, он в особом восторге. «Ух ты!» — то и дело восклицает он. Обмениваемся с Софьей Михайловной улыбками.

Наблюдаю за Русланом и думаю, что бывает очень полезно перевести забияку-двоечника из одной школы в другую. Новая обстановка — целительное средство. Он — новичок, а раз так, то для класса, стало быть, объект внимательного изучения. Не станешь же сразу в такой ситуации выставлять напоказ свой нрав!

Пока ловишь сдержанный шёпот за спиной, хочешь не хочешь, приходится держаться в рамках. Но мет правила без исключения. Бывает и наоборот — новичок с первой минуты появления в классе начинает вытворять такое, что сладу с ним нет.

Автобус выбирается на асфальт, рывок — Каменск остаётся позади. А впереди, куда бежит чёрная блестящая лента, пляшет чистый голубой горизонт.

— Переодеваемся и — в поле, — говорю я Руслану.

На его лице крайнее недоумение. Поясняю: уборка хлебов на школьном поле, как и во всём колхозе, сейчас в полном разгаре, каждая погожая минута дорога. На страду, можно не сомневаться, вышли все сулумиевцы, стар и млад.

— У нас каждый третий старшеклассник — механизатор.

— А ты? — задаёт Руслан с места в карьер вопрос.

— О, Галина Платоновна заправский комбайнёр, — отвечает за меня Софья Михайловна.

Мальчик смотрит на нас с недоверием, не пошутило ли.

— Серьёзно, серьёзно, — кивает головой наша француженка. — Директор нашей школы настаивает, чтобы молодые педагоги, — особенно мужчины, — овладевали и профессией механизатора. А Галина Платоновна тут всем пример.

Мальчик переводит взгляд на меня, почёсывает свой короткий веснушчатый нос. Догадываюсь: он горд, что я такая, и в то же время это его задевает за живое.

— Ха, — произносит он с иронией. — Комбайнёр, тракторист, велика важность! Стоит только захотеть, каждый сможет.

— Безусловно, — уступаю ему.

Мы уже дома. Мой гость ест с аппетитом салат, приготовленный на скорую руку, и одновременно изучает дом, где ему придётся немного пожить. Конечно, в сравнении с его городской квартирой эта бедновата.

Взгляд Руслана останавливается на портрете в рамке под стеклом, висящем над стареньким диваном.

— Твой папа?

— Мой.

— Вишь, я сразу узнал. Усы…

— Отец начал их отращивать уже после госпиталя… Где-то у Одера.

— Ух ты, Берлин, значит, освобождал!

— Нет, Руслан. Он снова был ранен и тяжело. Осколок в лёгких осел. Поэтому так рано…

Мальчик сочувствует мне без слов. Об этом говорит тревожная морщинка поперёк его лба.

Затем выходим на крыльцо. Руслан, закинув руки на голову, внимательно смотрит по сторонам. Он очарован красотой незнакомого ему мира. Густая тишина, пьянящие запахи и неповторимые краски…

Громадная лиловая туча, пронизанная раскалёнными добела стрелами, медленно сползает за далёкий горизонт. Потемнело, пронёсся прохладный ветерок, усилились запахи трав… И вдруг там, где только что скрылась туча, небо заиграло яркими переливающимися красками.

— Вот это да! — дрогнул у Руслана голос.

Мне передаётся его настроение.

Гигантский занавес, отделанный карминной бахромой, просвечивается оранжево-жёлтыми, светло-голубыми оттенками. Неожиданно, точно раздуваемое небесным горном, затрепетало пламя. Всплески пронеслись по золотым полям, зелёным холмам, балкам.

Искоса поглядываю на мальчика, думаю: «Городские ребята густо начинены всяческой информацией, даже знают, что отец Александра Македонского хромал, а вот отличить осину от ольхи, рожь от ячменя не умеют».

Отправляемся в темнеющее поле. Вскоре останавливаемся. Вон впереди наш учебно-опытный участок. От мощных фар двух комбайнов здесь светлее, чем днём. Кажется, что по земле катятся два ослепительных солнца. Впечатляющее зрелище. Герострат стоит, как вкопанный.

— Школьная производственная работает обычно днём, но ливни заставили беречь каждую минуту, — поясняю маленькому Багмуту.

К нам приближается «Колос». Из его бункера на ходу в кузов подъехавшей машины бежит поток зерна.

— На комбайне Наташа Любченко, она в девятый перешла.

— А на грузовике? — интересуется Руслан.

— Её брат, Володя.

— Га-ли-на Пла-то-нов-на, здрав-ствуй-те! — перекрикивая гул мотора, здоровается девушка.

— Здравствуйте, здравствуйте! — отзываюсь.

— Поз-драв-ля-ем! — скандируют сестра и брат.

— Спасибо!

— С чем это они тебя?..

— С поступлением в педагогический.

Кто-то бежит сюда. Первым замечает приближающуюся фигуру, то попадающую в сноп света, то исчезающую во мраке, Руслан. Кто это? Не Оксана ли? Может быть. Софья ей сообщила или Наташа.

— Гал-ка! Гал…

Да, это она!..

— Руслан, побежим?

— Беги…

— А ты?

— Не хочу.

— Но почему? Почему?

Молчит. Он явно не в духе, тоска по своим, наверное, стала его томить: все у себя дома, друг друга знают, приветствуют, а он чужой, никому не нужен. Ничего, утешаю себя, привыкнет, найдутся товарищи, и грусть по дому притупится!

А пока? Сейчас? Если не кинусь навстречу Оксане, то она это расценит как месть. Но и Руслана оставить одного тоже нельзя — затаит обиду, тогда всё пойдёт насмарку.

— Оксана, Оксана! — кричу я, размахивая руками. И… ни с места.

Ещё несколько мгновений — объятия, горячие поцелуи, счастливые всхлипывания, взволнованные восклицания: «Поздравляю, поздравляю!», «Ну, кто оказался прав? Я же говорила!» Прежняя Оксана! Между нами ничего не произошло, ничего. Досадное недоразумение, не больше!

— Если б не ты…

— Ладно, полно тебе.

Спохватываюсь: Руслан?! Он стоит в сторонке и, иронически щурясь, наблюдает, как две учительницы с ума сходят — плачут, целуются, хохочут.

— Оксана, знакомься, — показываю на маленького Багмута. — Это мой…

— Здравствуй, Руслан.

Вот тебе и на! Откуда ей известно его имя?

На нас падает сноп света от комбайна, и мне удаётся рассмотреть выражение лица Руслана. Его не удивило приветствие учительницы, ничуть. Напротив, он ответил на него с подчёркнутой небрежностью.

— Здрасьте, здрасьте, Оксана Ивановна!

Они знают друг друга! Что это значит?

— Твой отец написал мне о том, что ты приедешь к нам, Руслан.

Явная самореклама!

Ну и написала, ответили на твоё письмо, но зачем трезвонить? Между прочим, мне Трофим Иларионович об этом ни слова.

— Как там? — киваю в сторону комбайнов.

— Павел Власович настаивает, чтобы в десять разошлись по домам.

— А ребята ни в какую?

— Бунтуют. Почему, мол, механизаторы могут всю ночь напролёт… Мы ведь тоже не маленькие.

Руслан сник. Стоит с опущенной головой и носком ботинка шумно ведёт по стерне. Что с ним происходит? Он и до появления Оксаны был не в настроении, теперь совсем замкнулся в себе. И Оксана приумолкла. Вспомнила о чём-то, задумалась…

— Оксана, мы, пожалуй, пойдём домой, — заявляю, Чтобы разрядить неловкую тишину.

— Иди, Галка. Вы устали с дороги, да и Руслану спать пора, — быстро соглашается она.

Домой возвращаемся другой дорогой, вдоль фруктового сада.

— Завтра сюда работать пойдёшь, — говорю.

— Я? — переспрашивает Герострат вяло. — А что тут делают?

— Яблоки собирать будешь.

— С земли? Падалки?

— Да нет, с деревьев. Покажу, как надо.

— А… А почему не там? Не на комбайне? Там интереснее.