Страница 76 из 143
Время от времени Герберт сменял Пенкрофа за рулём; он так уверенно управлял, что бот не отклонялся от курса и капитану не в чем было упрекнуть своего помощника. Гедеон Спилет вёл беседу то с моряком, то с Гербертом а иногда помогал им ставить или убирать паруса. Капитан не мог нахвалиться своим экипажем и обещал «поднести вахтенным по стаканчику винца».
Под вечер в прозрачных сумерках показался тонкий серп луны, первая четверть которой должна была появиться шестнадцатого числа; он быстро померк. Наступила тёмная, но звёздная ночь, предвещавшая погожий день. Пенкроф из предосторожности убрал топсель, чтобы не подставлять верхний парус под неожиданный порыв ветра. Быть может, это и была излишняя предосторожность, потому что ночь стояла тихая, но Пенкроф принадлежал к числу благоразумных моряков — не будем его за это упрекать.
Журналист проспал почти всю ночь. А Пенкроф Герберт каждые два часа несли вахту у руля. Моряк полагался на Герберта, как на самого себя: хладнокровие и рассудительность юноши оправдывали его доверие. Пенкроф давал ему указания, как капитан рулевому, и Герберт не позволял судну уклониться в сторону.
Ночь прошла благополучно, и днём 12 октября ничего нового не произошло. Юго-западного направления строго придерживались весь день, и если только «Бонадвентур» не относило в сторону неведомое течение, он должен был выйти прямо к острову Табор.
Море, по которому они шли, было пустынно. Только иногда какая-нибудь большая птица — альбатрос или фрегат — пролетала на расстоянии ружейного выстрела. И Гедеон Спилет задавался вопросом, не одному ли из этих крупных пернатых доверил он свой очерк, написанный для «Нью-Йорк геральда». Казалось, что только эти могучие птицы и могли залететь в воды, омывавшие, остров Табор и остров Линкольна.
— А ведь в это время года, — заметил Герберт, — китобои обычно отправляются в южную часть Тихого океана. По правде говоря, я думаю, что нигде на свете не найдешь такого безлюдья.
— Уж не такое здесь безлюдье! — возразил Пенкроф.
— Что вы этим хотите сказать? — спросил журналист.
— Да ведь мы-то здесь. Или вы принимаете наше судно за обломок кораблекрушения, а нас самих — за дельфинов?
И Пенкроф расхохотался собственной шутке.
Вечером путешественники рассчитали, что за тридцать часов «Бонадвентур», по-видимому, отплыл от острова Линкольна на сто двадцать миль, ибо он шёл со скоростью более трёх миль в час. Дул такой слабый ветер, что казалось, он вот-вот совсем стихнет. И всё же можно было надеяться, что на рассвете появится остров Табор, если только расчёты были правильны и если бот не снесло с курса.
Но никто из них — ни Гедеон Спилет, ни Герберт, ни Пенкроф — не сомкнул глаз в ночь с 12 на 13 октября. Они ждали утра и не могли преодолеть тревоги. Их обуревало столько сомнений! Находятся ли они вблизи острова Табор? Жив ли ещё человек, потерпевший кораблекрушение, на помощь которому они спешат? Кто этот человек? Не внесёт ли он разлад в дружную семью колонистов? Захочет ли он сменить одну тюрьму на другую? Все эти вопросы, которые, очевидно, должны были разрешиться на другой день, не давали им уснуть, и при первых проблесках утра они, не отрываясь, стали смотреть на запад, вглядываться в линию горизонта.
— Земля! — вдруг крикнул Пенкроф около шести часов утра.
Пенкроф, конечно, не мог ошибиться — значит, действительно это была земля.
Можно себе представить радость маленького экипажа. Через несколько часов они высадятся на берег!
Пологий островок чуть виднелся среди волн, не дальше чем в пятнадцати милях. Курс «Бонадвентура», которого чуть отнесло к югу, был выправлен, и бот плыл теперь прямо к острову; солнце всходило, и кое-где всё яснее вырисовывались невысокие холмы.
— Куда этому островку до нашего острова Линкольна, — заметил Герберт, — но, вероятно, он тоже вулканического происхождения.
В одиннадцать часов утра «Бонадвентуру» осталось пройти всего лишь две мили, и Пенкроф, отыскивая фарватер, вёл судно по незнакомым водам с крайней осторожностью.
Теперь друзьям был виден весь островок, на котором зеленели камедные и ещё какие-то огромные деревья похожие на те, что росли на острове Линкольна. Но как ни странно, мореплаватели нигде не приметили ни дымка — верного признака того, что остров обитаем, ни сигнала бедствия. А ведь записка гласила, что на острове живёт человек, потерпевший кораблекрушение, и он, конечно, ждёт помощи!
Между тем «Бонадвентур» отважно плыл между рифами, по извилистым проходам, и Пенкроф с напряжённым вниманием вглядывался в каждый их изгиб. Он доверил Герберту руль, а сам, стоя на носу, вглядывался в воду и, взяв фал, готов был немедленно спустить парус. Гедеон Спилет осматривал берег в бинокль, но ничего не приметил.
Наконец около полудня форштевень «Бонадвентура» ударился о песчаный берег. Бросили якорь, спустили паруса, и экипаж бота высадился на сушу.
Не могло быть сомнений в том, что это остров Табор, ибо, судя по последним картам, иного острова между Новой Зеландией и побережьем Америки в Тихом океане не существовало.
Судно крепко пришвартовали, чтобы его не унёс отлив. Затем Пенкроф и оба его товарища, хорошенько вооружившись, направились к холму конической формы, который возвышался футов на двести пятьдесят — триста над уровнем моря, в полумиле от берега.
— Осмотрим островок с вершины горки и получим о нём общее представление, а это облегчит нам поиски, — заметил Гедеон Спилет.
— Так сделал мистер Смит на острове Линкольна, взобравшись на гору Франклина! — воскликнул Герберт.
— Именно так, — подтвердил журналист, — с этого и надо начать!
Друзья, беседуя, шли по лугу, доходившему до подножия холма. Над ними кружились стая скалистых голубей и морских ласточек, таких же, как на острове Линкольна. Слева тянулся лес, и оттуда доносился треск сучьев; путники увидали, как заколыхалась трава, — вероятно, почуяв их, разбежались какие-то пугливые зверьки; однако ничто не указывало на присутствие человека.
Колонисты дошли до подножия холма, мигом взобрались на него и осмотрели окрестности.
Они попали на островок, имевший форму удлинённого овала; размеры его не превышали шести миль в окружности, а ровная линия берега почти не была изрезана мысами, бухтами и заливами. Вокруг, сливаясь с горизонтом, расстилалась водная пустыня. Ни земли, ни паруса не было видно.
Островок сплошь был покрыт лесами, не то что остров Линкольна, безводный и дикий в одной части и только в другой — плодородный и богатый растительностью. Над ровным ковром зелени возвышались два-три невысоких холма. Ручей, бежавший по обширному лугу, пересекал наискось остров и впадал в море на западном берегу, слегка расширяясь в устье.
— Да, маловаты владения, — заметил Герберт.
— Маловаты, — отозвался Пенкроф, — нам тут негде было бы разгуляться.
— И к тому же, — добавил журналист, — островок, очевидно, необитаем.
— Действительно, — согласился Герберт, — ничто не указывает на присутствие человека.
— Спустимся, — предложил Пенкроф, — и поспешим на поиски.
Моряк и его товарищи вернулись на берег, к стоянке «Бонадвентура». Они решили обойти пешком побережье, а потом углубиться в лес. Таким образом они исследуют весь остров.
Идти по берегу было легко, только кое-где возвышались скалы, но колонисты их обходили; они держали путь к югу, вспугивая водяных птиц и стада тюленей, которые бросались в море, ещё издали заметив людей.
— Животные не впервые видят человека, — сказал журналист. — Они боятся нас, значит, люди им знакомы.
Через час трое друзей добрались до южного берега, заканчивающегося острым мысом, потом повернули к северу, идя вдоль западного берега, тоже покрытого песком и скалами и окаймлённого густым лесом.
Они обошли всё побережье за четыре часа и нигде не обнаружили жилья, нигде не приметили следа человеческой ноги.
Это было поразительно. Казалось, что остров Табор вообще необитаем или что тут уже давно никто не живёт. Быть может, кто-то написал записку несколько месяцев или даже лет тому назад, — значит, потерпевший кораблекрушение либо вернулся на родину, либо умер от лишений.