Страница 88 из 136
Люди должны поэтому стремиться к тому, чтобы найти себя друг в друге…
Записывая эти строки утром 2 декабря 1993 года в Переделкине и торопясь на завтрак в столовую писательского Дома творчества, я полагал ограничиться приведенными выше фразами. Но позавтракав, интересно поговорив с одностольником, ташкентским сочинителем Раулем Мир-Хайдаровым о текущем моменте — никогда еще не встречал такого ярого русофила татарской крови, поговорив с Таней и Линой Яновной, узнав, что вчера привезли из типографии сигнальный экземпляр первого тома Собрания сочинений Станислава Гагарина и сообщив об этом Галине, главреду, я вернулся в двадцать первую комнату, вновь перечитал гегелевскую главку «Признающее самосознание» и понял, что цитирование необходимо продолжить.
Утверждая, что природность разобщает людей, препятствует им быть друг в отношении друга свободными, Гегель далее пишет:
«Свобода требует поэтому того, чтобы самосознающий субъект и собственной природности не давал проявиться и природности других тоже не терпел бы, но чтобы, напротив, относясь равнодушно к наличному бытию, в отдельных непосредственных отношениях с людьми, он и свою, и чужую жизнь ставил бы на карту для достижения свободы.
— Только посредством борьбы, следовательно, может быть завоевана свобода, — говорит Гегель. — Однако заверения в том, что обладаешь свободой, для этого недостаточно: только тем, что человек как себя самого, так и других подвергает смертельной опасности, он доказывает на этой стадии собственную способность к свободе».
И последнее:
«…Хотя государство… может возникнуть вследствие насилия, но держится оно тем не менее не на нем… В государстве дух народа — нравы и законы — являются господствующим началом».
Еще до того, как представитель Зодчих Мира Адольф Гитлер отправил меня в компании с Александром Суворовым и лихими парнями из ВЗОРа спасать Белоярскую атомную кофеварку, где я неожиданно столкнулся с монстром, принявшим обличье Первого Лица, Дима Королев принес мне долгожданную книгу Льва Гумилева «Древняя Русь и Великая Степь». Уже потом он достал мне и две другие работы великого — теперь я этого необычного философа иначе не называю — человека: «Этносфера. История людей и история природы» и «От Руси к России».
Конечно, мне доводилось слышать о Льве Николаевиче прежде, но как-то урывочно, в основном о его знаменитых папе и маме, но также и о некоей своеобразной теории, которая, дескать, перевернула мир исторической Науки. Но все как-то на обывательско-кухонном уровне приходила ко мне информация о Гумилеве… Вот еще о том, что мэрзкий городничий не разрешал похоронить истинного патриота России в Александро-Невской лавре, узнали мы из сообщений Невзорова в «Шестистах секундах».
Неподдельный и жгучий интерес к теории этногенеза, созданной Гумилевым, появился у меня после статьи Игоря Шишкина «Еще раз об антисистеме», опубликованной в 28-м номере газеты «День». В статье этой, точнее в развернутой и тщательно аргументированной реплике Игорь Шишкин в пух и прах разнес некоего С. Косаренко, исказившего в угоду ломехузам суть учения Гумилева.
Тогда я и насел на Диму Королева с просьбами срочно добыть мне любые книги незаурядного мыслителя.
Признаюсь: теорию этногенеза принял сразу и безоговорочно. Помимо всего, меня подкупил стиль изложения Гумилевым собственного учения, образный, отнюдь не засушенный «академический» язык, русский язык, одним словом.
«Древнюю Русь и Великую Степь» я читал, что называется, запоем. И чем дальше, тем больше укреплялась мысль о том, что пишем мы со Львом Николаевичем об одном и том же. Разумеется, ученый использует собственную терминологию. Соответственно и историю человечества он рассматривает с точки зрения особых толчков, которые обусловливают внутри того или иного народа взрыв пассионарности, или, ежели по-русски, одержимости.
И то сказать: феномен монгольского нашествия или сорвавшихся, будто с цепи, викингов классовой борьбой не объяснишь…
Но больше всего меня привлекло учение Гумилева о химерах и порождаемых ими антисистемах. В замаскированном несколько виде это как раз и есть те ломехузы, агенты галактических Конструкторов Зла, которые в разные эпохи прятались под личинами катаров и маздакитов, альбигойцев и розенкрейцеров, богумилов и обадистов.
Но ведь если считать тезис о Конструкторах Зла достоверным, а сомневаться в его истинности у меня нет оснований — зачем посланцам Зодчих Мира, героям романов Станислава Гагарина «Вторжение», «Вечный Жид» и «Страшный Суд» вешать автору и его читателям лапшу на уши — тогда объясняется и происхождение пассионарных толчков, влекущих микромутацию на поведенческом уровне, толчков явно космического происхождения.
Остается только решить: во благо или во зло взрывы одержимости целых народов? И тогда станет ясно, кто стоит за пассионарными толчками, определяющими этногенез, развитие нации — Зодчие Мира или Конструкторы Зла.
Мне срочно нужен был советник и консультант… Но к кому бы я мог обратиться с мучающими Папу Стива вопросами? Разве что спросить самих Зодчих или их посланцев… Но связи с ними в этот период у меня не было.
Я вернулся из Старого Мерчика, в реальном мире наступило первое сентября, но число это не застопорилось, как в мире параллельном, где все события развивались в одни и те же сутки.
Вот уже прошло второе, третье сентября, неделя, другая, я писал роман, отвечал на письма читателей, добывал полиграфические материалы, проверял верстку первого куска романа «Вечный Жид», помещенного в четвертом томе «Современного русского детектива», и без устали штудировал сочинения Льва Гумилева, будучи уверенным, что автор, как и я, непременно находился в контакте с силами, управляющими Иным Миром.
Но как получить подтверждение этому?
Шло время. Не за горами был погромный указ Eltcin’a и последующее за ним Кровавое Воскресенье в Черном Октябре, вызвавшие у здравомыслящих отечестволюбцев настоящий шок, но отнюдь не заставившие их сдаться и безвольно опустить руки.
Мысль уничтожить невозможно, она бессмертна.
Утром 20 сентября я оставался дома и сидел в кабинете, делал выписки из «Моей борьбы» Адольфа Гитлера, не уставая поражаться современному звучанию ряда содержащихся в книге положений.
Вера ушла в магазин, я отложил исписанные листки, намереваясь, как и в предыдущих романах трилогии, включить их в «Осколки писательской радуги».
Решив размяться, я поднялся из-за стола и прошел в кухню, поставил на газовую горелку чайник, сменив в нем воду.
В ожидании, когда закипит вода, завернул в гостиную, включил ящик для идиотов, убедился, что по всем пяти каналам продолжает изливаться на несчастного обывателя безальтернативное дерьмо, со вздохом вернул экрану одноцветность и в который раз позвал на связь кого-нибудь из посланцев Зодчих Мира: информация об открытии Гумилева переполняла меня и требовала, чтобы я с кем-либо ею поделился.
И в то же мгновение в дверь позвонили.
Не было никаких театральных эффектов.
Не взрывались петарды, не взметывались языки пламени, которые принято называть дьявольскими, не возникали клубы зловещего дыма, призванные испугать клиента, не звучал громовой, опрометчиво названный нечеловеческим голос, ибо понять, что такой голос произносит, смертному изначально не дано, а тогда и смысл в нем безусловно пропадает…
Майкл Джексон, советник американского госдепа, прикомандированный к Особо Важному Лицу в России, удостоился высокой чести.
Высокой… Не то слово! За всю историю человечества лишь единицы из смертных были отмечены редчайшей милостью: лично увидеться с полномочным представителем Конструкторов Зла.
Поначалу Майкл, или просто «Миша», как любил он представляться, знакомясь с москвичами, получил официальную депешу из Вашингтона, которая извещала о необходимости срочно вылететь в Штаты для доклада в госдепе о текущем моменте.