Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 93

— «Ничего нового»! — фыркнул герр Шульце, насмешливо пожимая плечами. — Ну хорошо. Я, кажется, вам уже говорил, что у меня от вас нет никаких тайн. Идёмте.

Они вышли из каземата и при помощи гидравлической подъёмной машины спустились в нижний этаж. Здесь, в большом зале, на полу стояли ряды продолговатых, цилиндрической формы предметов, которые издали можно было принять за снятые с лафетов пушки.

— Вот наши снаряды, — сказал герр Шульце.

На этот раз Марсель должен был признать, что ничего подобного ему никогда не приходилось видеть.

Это были громадные цилиндры двух с половиной метров длины и метр с лишним в диаметре, в свинцовой оболочке, на которой легко отпечатывались нарезы орудия, сзади цилиндр был закрыт стальным диском, закреплённым болтом, а спереди оканчивался стальным сигарообразным наконечником, снабжённым ударником.

Трудно было определить по наружному виду, в чём заключались особые свойства этих снарядов, но, глядя на них, чувствовалось, что они таят в себе такую страшную разрушительную силу, какой ещё не видывал мир.

— Что, не догадываетесь? — спросил герр Шульце, видя недоумение Марселя.

— Нет, честно признаюсь, не понимаю, зачем нужен такой длинный и такой, если судить по виду, тяжёлый снаряд.

— Вид обманчив, — сказал Шульце. — Вес его мало чем отличается от веса обыкновенного снаряда такого же калибра. Но я вам сейчас расскажу. Это снаряд-ракета из стекла в дубовой обшивке, заряженный под давлением в семьдесят две атмосферы жидкой углекислотой. При падении свинцовая оболочка разрывается, и жидкость превращается в газ. В результате этого температура в окружающей зоне понижается на сто градусов ниже нуля, и вместе с тем огромное количество углекислого газа распространяется в воздухе. Всякое живое существо, находящееся в пределах тридцати метров от места взрыва, должно неминуемо погибнуть от этой леденящей температуры и от удушья. Тридцать метров — это, так сказать, исходная цифра, на самом же деле действие снаряда охватывает, вероятно, значительно большую площадь, примерно сто, двести метров в окружности. Тут надо учесть ещё одно благоприятное для нас обстоятельство, а именно то, что углекислый газ благодаря своей тяжести надолго задерживается в нижних слоях атмосферы, в силу чего охваченная его действием зона остаётся заражённой в течение нескольких часов после взрыва и всякое существо, осмеливающееся проникнуть туда, погибает. Как видите, выстрел из моей пушки даёт двоякий результат — мгновенный и длительный! И при этом раненых не бывает — одни трупы.

Профессор Шульце явно наслаждался, расписывая достоинства своего изобретения. К нему вернулось его прекрасное настроение, он раскраснелся, он весь сиял от гордости и показывал все свои тридцать два зуба.

— Представьте себе, — продолжал он, — несколько таких орудий, жерла которых направлены на осаждённый город. Предположим, что на каждый гектар поверхности требуется одна пушка. Тогда, значит, для уничтожения города в тысячу гектаров надо располагать сотней батарей по десяти орудий в каждой. И вот вообразите себе все наши орудия на местах, для каждого выбрана цель, погода благоприятная, ясная. По электрическому проводу даётся общий сигнал — и в одну минуту на площади в тысячу гектаров не останется ни одного живого существа! Целый океан углекислоты затопит город! А знаете, что навело меня на эту мысль? Медицинский отчёт о смерти мальчика-шахтёра в шахте Альбрехт в прошлом году. Правда, что-то в этом роде мне мерещилось ещё в Неаполе, когда я осматривал «Собачий грот». Но только после этого случая моя мысль обрела подходящий импульс. Ну-с, вам теперь ясен принцип моего изобретения? Искусственно созданный океан чистой углекислоты! Целый океан! А ведь известно, что присутствие одной пятой этого газа в воздухе уже делает его непригодным для дыхания.

Марсель стоял молча. Ему в сущности нечего было сказать. Герр Шульце наслаждался полным торжеством, поэтому он даже несколько смягчился.

— Меня только одно не удовлетворяет, — сказал он.

— Что именно? — спросил Марсель.

— А то, что мне не удаётся добиться того, чтобы выстрел и взрыв были совершенно бесшумны. Досадно, что выстрел из моего орудия слишком напоминает выстрел самой обыкновенной пушки. Подумайте только, что было бы, если б и то и другое происходило совершенно бесшумно! Эта неожиданная смерть, которая прилетает беззвучно ясной, тихой ночью и настигает внезапно сотни тысяч людей…

Воображаемая картина так увлекла герра Шульце, что он замолчал, поглощённый своей мечтой, которая, в сущности, была не чем иным, как манией величия. Марсель неожиданно вывел его из этого блаженного состояния.

— Все это, конечно, превосходно, действительно превосходно, — сказал он. — Но соорудить тысячу таких пушек — на это нужно время и деньги.



— Деньги? Денег у нас хватит! А время? Временем распоряжаемся мы.

Этот немец, истинный представитель своей нации, говорил с полным убеждением, искренне веря своим словам.

— Допустим, — продолжал Марсель. — Конечно, ваш снаряд, наполненный углекислотой, не такая уж новинка — снаряды с удушливыми газами были изобретены уже давно, но что касается его разрушительной силы, она чудовищна, с этим спорить не приходится. Тут только…

— Что — только?

— Не слишком ли мал его удельный вес? Пролетит ли он сорок километров?

— С меня достаточно, если он пролетит восемь, — усмехаясь, ответил герр Шульце. — Но вот, — добавил он, показывая на другую бомбу, — вот вам чугунный снаряд. Он с начинкой. Эта начинка представляет собою сотню маленьких, симметрично расположенных пушечек, которые входят одна в другую наподобие цилиндров в подзорной трубе. Эти пушечки, которые после взрыва разлетаются, как снаряды, через мгновение выбрасывают из себя маленькие бомбы с зажигательными веществами. Это всё равно как если бы я бросил в пространство целую батарею, способную охватить пожаром и смертью весь город, объять его со всех сторон бушующим, неугасимым огнём. И вес этого снаряда рассчитан точно — как раз на сорок километров! Вскоре я произведу один опыт, и тогда те, что сомневаются, смогут собственными руками ощупать сотни тысяч трупов, которые мой снаряд уложит на месте.

Чудовищные зубы Шульце так и сверкали. Марсель с наслаждением выбил бы ему пяток-другой. Но, сделав над собой усилие, он сдержался. Он узнал ещё далеко не всё, что ему было нужно.

— Да, — повторил герр Шульце, — скоро мы произведём решительный опыт.

— Как? Где? — вскричал Марсель.

— Как? Да вот при помощи одного из этих снарядов, который, будучи выпущен из моего орудия, перелетит горный кряж Каскад-Маунтс. Вы спрашиваете, где будет произведён опыт? Над городом, который лежит от нас на расстоянии сорока километров. Город этот не ожидает, что на него обрушится такой громовой удар, а если бы даже и ожидал, ему нечем защитить себя от его испепеляющей силы. Нынче у нас пятое сентября, так вот, тринадцатого сентября, в одиннадцать сорок пять вечера, Франсевилль исчезнет с лица земли! Его постигнет участь Содома27. Профессор Шульце низринет на него пламя с небес.

Марсель от этого неожиданного заявления весь похолодел. К счастью, Шульце не заметил впечатления, какое произвели на слушателя его слова, и продолжал с жаром:

— Мы здесь, в Штальштадте, делаем как раз обратное тому, что делают изобретатели Франсевилля. Мы стремимся сократить человеческую жизнь, тогда как они изыскивают способы продлить её. Но их усилия обречены на гибель, и только смерть, которую мы ниспошлём на них, даст место новой жизни. Однако все в природе имеет свой смысл, и доктор Саразен, основав свой город, предоставил мне, сам того не зная, прекрасный материал для опытов.

Марсель слушал его и не верил своим ушам.

— Но, сударь, — вымолвил он наконец с невольной дрожью в голосе, которая как будто на мгновение привлекла внимание стального короля, — ведь жители Франсевилля не сделали вам ничего дурного! Насколько мне известно, у вас нет повода искать с ними ссоры.

27

Содом — по библейской легенде, древнепалестинский город, жители которого, как и жители Гоморры, прогневили бога своим беспутным поведением. Содом и Гоморра были уничтожены землетрясением и огненным дождём.