Страница 8 из 8
- Несколько дней они будут припухшими и воспаленными, но это нормально, - пояснила она. - Просто проверяйте время от времени, нет ли каких выделений. Если заметите что-то подобное, позвоните нам или принесите его сюда, и мы поможем. Но я уверена, что с ним все будет хорошо.
- Как долго он будет вялым? - спросил я.
- Пару дней, а потом глаза его вновь будут блестеть, а хвост распушится. Но все кошки разные, некоторые быстро восстанавливаются. Другим же может потребоваться несколько дней. Но, как правило, все они приходят в норму через сорок восемь часов. Завтра он, скорее всего, почти не будет есть, но аппетит вернется довольно скоро. Если он будет вялым и сонным, позвоните нам или принесите на проверку. Это случается редко, но иногда кошки подхватывают инфекцию после операции, - сказала она.
Я прихватил с собой мусорное ведро, и уже собирался снова посадить туда Боба, когда медсестра попросила подождать.
- Погодите, - попросила она. - Думаю, у нас есть кое-что получше.
Она вернулась через пару минут и протянула мне отличный ящик-переноску небесно-голубого цвета.
- Это не мой, - возразил я.
- Не волнуйтесь, все в порядке. У нас много запасных переносок, можете забрать эту. Когда пойдете к нам в следующий раз, засуньте его сюда.
- Правда?
Я понятия не имел, откуда у них запасные ящики. Может, кто-то забыл его. Или, возможно, кто-то принес в нем кошку, и, вернувшись за ней, узнал, что она умерла. Я не хотел слишком много думать на эту тему.
Было ясно, что операция отняла у Боба много сил. Пока я нес его домой, он лежал в полудреме, а когда мы вошли в квартиру, осторожно перебрался на свое любимое место у батареи и лег. Он проспал всю ночь.
На следующий день я устроил себе выходной, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Ветеринар посоветовал понаблюдать за ним сутки-двое после операции, чтобы убедиться, что нет никаких побочных эффектов. Я должен был особенно обращать внимание на подозрительную сонливость, которая была бы плохим признаком. Приближался конец недели, и я знал, что мне нужны деньги, но я никогда бы не простил себя, если бы что-то пошло не так. Поэтому я остался в квартире на следующие двадцать четыре часа, чтобы присмотреть за Бобом.
К счастью, он был в полном порядке. Следующим утром он был немного повеселее и чуть-чуть поел. Как и говорила медсестра, особого аппетита у него не было, но он съел полмиски своего любимого корма, и я счел это обнадеживающим знаком. Еще он немного побродил по квартире, хотя, опять же, в нем пока не было обычной кипучей энергии.
В течение нескольких следующих дней он стал все больше походить на старого Боба. Через три дня после операции он уже ел с таким же аппетитом, как раньше. Уверен, он еще чувствовал боль. Временами он морщился или внезапно останавливался, но в целом все было нормально.
Я знал, что в нем еще осталась странная «безуминка», но был рад, что отнес его на операцию.
Глава 4
Проездной билет
Когда две недели подошли к концу, я понял, что пришла пора подумать, как переселить Боба из квартиры обратно на улицу. Он пришел оттуда - и я полагал, что туда он и хочет вернуться.
Дела его шли на лад, и выглядел он теперь куда здоровее, чем в тот день, когда я его встретил. И он хорошо отъелся.
В общем, через пару дней после того, как я закончил давать ему лекарства, и он полностью пришел в себя после операции, я взял его на руки и отнес вниз. Опустив его на пол в коридоре, я открыл дверь в подъезд и показал на улицу.
Он стоял как вкопанный и растерянно смотрел на меня, будто спрашивая: «Чего ты от меня хочешь?»
- Иди, иди, давай, - сказал я, махая рукой.
Это не произвело никакого эффекта.
Какое-то время мы просто молча сверлили друг друга взглядами, а потом он повернулся, вышел из подъезда, но пошел не на улицу, а к клочку земли, где он обычно делал свои дела. Там он вырыл ямку, закопал ее и вернулся обратно ко мне.
Теперь у него на море явственно читалось: «Ладно, я сделал, как ты хотел. Что теперь?»
Именно тогда мне в голову пришла эта мысль.
- Я думал, ты захочешь побродить вокруг, - спокойно сказал я ему.
Часть меня радовалась. Я наслаждался его компанией, ведь у него был великолепный характер. Но, будучи разумным, я понимал, что не должен позволить этому случиться. Я изо всех сил старался начать нормальную жизнь, все еще состоял в программе реабилитации наркоманов, и в обозримом будущем это бы не поменялось. Как мне ухаживать за котом, пусть даже за таким умным и самостоятельным, как Боб? Это было бы несправедливо по отношению к нам обоим.
Поэтому, с тяжелым сердцем, я решил, что со следующего дня начну отучать его от квартиры. Когда утром я пошел на работу, я не стал оставлять его дома, а вынес наружу и оставил в саду.
- Любовь жестока, - пробормотал я.
Ему это не понравилось.
Когда я поступил так в первый раз, он посмотрел на меня, словно говоря: «Предатель». А когда я пошел прочь, закинув на плечо гитару, он тихо двинулся за мной следом, зигзагами, словно шпион, который пытается остаться незамеченным. Но я все равно видел его заметную рыжую шерстку, прыжками мелькающую то тут, то там.
Всякий раз, замечая его, я останавливался и махал руками, заставляя его уйти. Он с неохотой хромал назад, временами оборачиваясь и кидая на меня осуждающие взгляды. В конце концов, до него дошло, и он исчез.
Когда я вернулся домой около шести вечера, он ждал меня у двери квартиры. Часть меня не хотела впускать его.
Но ей пришлось уступить перед желанием впустить его внутрь, чтобы он в очередной раз свернулся клубком у меня в ногах.
Несколько следующих дней шли по стандартному сценарию.
Каждый день я выносил его на улицу, а когда ближе к ночи возвращался домой, он ждал меня либо снаружи, в переулке, либо - если кто-то впускал его в подъезд - на коврике у дверей квартиры. Было очевидно, что он не уйдет.
И я решил пойти на крайнюю меру - не стал впускать его на ночь. В первую ночь он скрылся в переулке, где стояли мусорные контейнеры. Я попытался незаметно прокрасться мимо него. Но это было глупо. Он был котом, и в одном его усике было больше чувств, чем у меня во всем теле. Едва я открыл дверь в подъезд, как он проскользнул внутрь. На ночь я оставил его в коридоре, но утром нашел лежащим на коврике у моей двери. Это продолжалось несколько следующих дней.
Каждый день я выходил, а он либо оставался в коридоре, либо ждал меня на улице. А каждую ночь он находил способ пробраться в здание.
В конце концов, я решил, что он победил в этой битве. И вскоре я столкнулся с другой проблемой. Он начал ходить за мной.
В первый раз он дошел почти до центральной улицы, но, когда я отшугнул его, вернулся к дому. В следующий раз он хвостом шел за мной ярдов сто вниз по дороге в сторону центрального шоссе Тоттенхэма, где я садился в автобус до Ковент-Гарден.
Часть меня восхищалась его упорством и настойчивостью. Но другая была в неистовстве. Я не мог от него избавиться.
Каждый день он уходил все дальше и дальше, смелея на глазах. Каждый раз я думал, не наступит ли такой день, когда я вернусь, а его уже не будет? Но когда каждый вечер я возвращался домой, он ждал меня. Я знал, что в конечном итоге что-то случится.
Так и произошло.
Однажды я как обычно собирался на работу. Я убрал в чехол свою черную акустическую гитару, по краю которой шла красная полоса, забросил чехол за спину и спустился вниз.
Увидев в переулке Боба, я поздоровался, а когда он побежал следом, как обычно шуганул его прочь.
- Стой, ты не можешь пойти со мной, - сказал я.
Мне показалось, что в этот раз он понял мои слова и отошел в сторону. Когда я двинулся вниз по улице, то оглянулся, чтобы посмотреть на него, но никого не увидел. Может, сказал я себе, он наконец-то все понял.
Чтобы добраться до автобусной остановки, откуда бы я добрался до Ковент-Гарден, мне пришлось пересечь Тоттенхэм Хай Роад - одну из самых оживленных и опасных трасс на севере Лондона. Сегодня утром как обычно дорога была переполнена мчащимися автомобилями, грузовиками и мотоциклами.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.