Особая примета

— Сын экономки. Только его и слушается, чертова скотина. Да вот он бежит!

Калитка опять открылась, и на улицу выбежал человек огромного роста в синем рабочем халате. Петренко придвинулся ближе к окну, чтобы лучше разглядеть его — настолько необычна была эта фигура, на кривых ногах и с непомерно длинными руками. Маленькая остроконечная голова торчала на длинной и толстой шее. Низкий покатый лоб и огромную нижнюю челюсть можно было разглядеть даже издали; щетинистые черные волосы росли так странно, что казались ермолкой, надетой на голову. Плечи, грудь и руки говорили о большой физической силе.

Выйдя за калитку, человек остановился, коротко крикнул что-то, и овчарка, словно ее рванули за ошейник, повернулась. Ее задранный хвост повис, уши опустились, спина согнулась. С виноватым видом она подошла и припала к земле у ног человека в синем халате. Доктор продолжал орать и топать ногами. Великан стоял, опустив руки, втянув голову в плечи, ничего не отвечая. Доктор замахнулся на него тростью, но собака вдруг приподнялась с ощетинившейся шерстью, и Барвинский отступил и опустил палку. Он вытащил платок, вытер лицо, плюнул и ушел за калитку. Человек в синем халате посмотрел ему вслед, потом сказал что-то собаке. Она села перед ним, он тоже присел на корточки и, делая странные движения головой и руками, словно разговаривал с животным. Овчарка настораживала то одно, то оба уха, то снова прижимала их. Наконец она отвернулась и смущенно зевнула. Человек слегка шлепнул ее по морде, встал, повернулся, пес прижался головой к его брюкам, так они оба и ушли за калитку. Петренко и ресторатор захохотали.

— Вот так поговорили! — воскликнул хозяин. — Владек ее учит: «Видишь, пся кревь, попало мне за тебя от пана!» А она ему: «Ну, хватит, хозяин! Я больше не буду» — и пошли! Чистая комедия!

— Кто это? — спросил Петренко.

— Так это же и есть Владислав, сын экономки Терезы. Ума ему бог не дал, зато уж силы — на двоих. И работящий! Он пану доктору, как богу, молится. А тот, бывает, и ударит его — как не ударить дурака? Но только не при собаке, видели, доктор и сам ее побаивается. Как ей не по нраву пришлось, когда пан доктор замахнулся на Владека! Вот пес — с другими, как дикий зверь, а с Владеком — умнее ксендза.

— А больные не боятся ходить к врачу, у которого такая страшная собака?

— Что вы! Как можно? Она днем где-то заперта у Владека, редко выскочит, как сегодня. Только на ночь ее выпускают в сад — тогда беда вору, если вздумает влезть, то так! Ох, у пана кофе совсем остыл. Может, пан прикажет свежего?

— Нет, спасибо, мне пора. У меня еще дела есть в городе.

Петренко допил кофе, расплатился с хозяином и вышел на улицу. Что делать? Пойти на прием к Барвинскому? Ну и что проку? Петренко здоров, как бык, симулировать нужно с толком, а то сразу спугнешь доктора. Нет, спешить не годится. Походив немного по улицам и окончательно утвердившись в решении не торопиться, он отправился на станцию, дождался поезда на Любницу и в тот же вечер явился с докладом к Чугунову.

Генерал был не один — у него сидел полковник Заремба. Развернулись события, показавшие, что враг не дремлет, что он сильнее, хитрее и опаснее, чем они думали.

Первым событием была новая попытка отравить Диву — попытка до наивности простая и именно потому имевшая шансы на успех. Диве принесли отравленную передачу. Произошло это в воскресенье. В справочное бюро военного госпиталя, где все еще оставалась в отдельной палате и под стражей Маргрет Стил, явилась пожилая бедно одетая женщина. Она сказала, что принесла гостинец панне Зембжицкой, которая, будучи в Ментно, вылечила ее дочку от прыщей на лице, а дочка — невеста, пани понимает, какое то важное дело! Растяпа сестра, не думая об особом положении больной, как обычно проверила передачу. Найдя в свертке мазурку, печенье вроде кекса, нарезанное ломтиками, — блюдо, вполне дозволенное для передачи, — она надписала на пакете фамилию больной и приняла его. Посетительница рассыпалась в благодарностях и беспрепятственно ушла. Сестра даже не заметила как следует ее наружности. «Так, обыкновенная старушка», — говорила она потом. Только отпустив ее, дежурная сестра сообразила, что больная все-таки необычная, «Ну, в отделении разберутся», — решила она и отослала сверток вместе с другими старшей сестре отделения. Та спросила дежурного врача — можно ли дать Зембжицкой сладкое печенье к чаю, и, наверное, получила бы утвердительный ответ, если бы не добавила: «Чудесная мазурка, наши повара такой не испекут», чем и вызвала вопрос — откуда печенье? Узнав в чем дело, врач изъял печенье, попробовал — мазурка горчила. При исследовании в печенье оказался стрихнин; двух-трех кусочков было бы достаточно, чтобы отравиться насмерть.

Этот случай показал, насколько справедливы опасения Дивы, и заставил немедленно перевести ее из госпиталя в тюрьму, хотя частично нагноившаяся рана еще не зажила и требовала перевязок. Начальнику госпиталя, в понедельник утром, пришлось выдержать малоприятный разговор с генералом Чугуновым. Но едва он, красный как рак, выскочил от генерала, в кабинет вошел полковник Заремба с известием о новом, еще более важном событии — гибели Козинского.

В субботу, среди дня, Козинский из управления поехал на мотоцикле в ближайшее лесное хозяйство, в десяти километрах от Бялей-Сули; он пробыл там до вечера и уехал домой. А в воскресенье, после обеда, заведующий этим лесхозом Чемрак, приехав в Бялу-Суль, зашел к нему на квартиру и узнал от домохозяйки, что ее жилец домой не вернулся. Как вчера утром ушел на работу, так она больше его и не видела, но не беспокоилась, думая, что он остался в лесхозе. Между тем Козинский сам назначил Чемраку свидание у себя на дому в воскресенье.

Поднялась тревога, начались поиски. Справились везде, где бы мог задержаться главный специалист, но безуспешно. Последний раз Козинского видели на дороге в город, когда он в сумерках проезжал деревню в двух километрах от лесного хозяйства. А в следующей деревне, на четыре километра дальше, его уже не видели. Мало вероятно, чтобы Козинский проехал незамеченным, так как в субботний вечер движения по дороге почти не было и молодежь деревни гуляла по улице. Свернуть с дороги между этими двумя поселками было некуда. Наступившая темнота прервала розыски, и только рано утром в понедельник нашли в кювете окровавленную фуражку Козинского со сломанным козырьком. В двух десятках метров был мост через речку — приток Орды. Стали шарить баграми и вскоре вытащили мотоцикл, переднее колесо которого оказалось помятым. Не трудно было понять, что произошло. Дорога здесь с довольно длинного спуска круто поворачивала на мост, вокруг — густые, высокие кусты. Мотоцикл должен был идти быстро, видимость ограниченная — самое удобное место, чтобы сбить человека с седла хотя бы натянутой веревкой. Тела найти не удалось — либо его бросили в воду вместе с мотоциклом и течение унесло труп в Орду, либо он был куда-то увезен. Доставленная из Бялей-Сули ищейка не смогла взять следа.

Полковник Заремба, которого только что известили о событии, был вне себя. Коварная и сильная рука одну за другой старалась оборвать нити, ведущие к таинственному Яну, — и вот самой надежной уже нет. Сколько неудач в этом деле! Кларк ускользнул, Юзеф убит, машину найти не удается, от монахини не добиться ни слова. Не сумели использовать даже появление женщины с отравленной передачей, упустили ее. А теперь еще — потеря Козинского!

— Вот это, конечно, самое печальное. Жаль человека, — сказал Чугунов, выслушав взволнованного полковника. — Я упрекаю себя за то, что не законспирировал более тщательно его посещение. Нельзя было посылать за ним мою машину. Мне просто не пришло в голову предупредить адъютанта, а он прохлопал. Вот и погубили человека — хорошего человека. А ведь я предупреждал его!

— Да, за Козинским, безусловно, следили. Но что же делать теперь? Ведь собрание в Брацлаве назначено на сегодня.

— Собрания отменять не следует. Если Ян причастен к гибели Козинского, то это только покажет ему, что мы шарим вокруг, он, конечно, поймет, зачем затевалось собрание. Нужно продолжать поиски Козинского — где-то должно быть тело. Следует обыскать Орду и все окрестные дороги, может быть, ночью проходила какая-нибудь подозрительная машина. Контрольно-пропускные посты опять установлены.