Страница 2 из 85
Осмысляя трагедию Жака Тибо, Мартен дю Гар наделит своего героя ясным пониманием того, что в роковые дни грандиозных исторических поворотов недостаточно знать правду, недостаточно бить правым – надо, чтобы в ту же правду поверили народы, потому что только народы в силах изменить ход событий. Жак ищет путь к сражающимся армиям, жертвует жизнью, чтобы поднять народы против войны. Жан Баруа даже не сознает, что его трагедия – в изолированности от народа. Очевидно, не понимал этого в предвоенные годы и сам Мартен дю Гар. Оппортунизм вождей социалистического движения Франции, их участие в грязной политической игре – «министериализм», выражаясь словами В. И. Ленина, – помешал Мартену дю Гару увидеть тех, кто примет эстафету из опустившихся рук героя, кто донесет дальше знамя прогресса, кто встанет на защиту разума и справедливости.
В западной литературе XX века получил широкое распространение «роман идей», или, как его называют иначе, «интеллектуальный роман». «Жан Баруа» – один из лучших образцов этого жанра. Почти начисто опуская приметы быта эпохи, писатель сосредоточивает внимание на духовной жизни героя, заставляет его развивать свои взгляды, сталкивает его с идейными противниками. На конкретном историческом материале Мартен дю Гар решает тему, к которой неоднократно будут возвращаться писатели в последующие годы: какова судьба мыслящей личности, какова ее роль в политической борьбе, в чем долг интеллигента.
Роман Роже Мартена дю Гара поражает глубоким и правильным пониманием подлинных условий для расцвета личности. Жан Баруа ощущает полноту и радость жизни только тогда, когда мысль его связана с общественной борьбой, с действием. В «Жане Баруа» Роже Мартен дю Гар впервые преодолевает трагический конфликт мысли и действия, разъедавший французскую литературу. Это поднимает роман над самыми крупными явлениями французской прозы начала века.
В 1912–1913 годах, почти одновременно с «Жаном Баруа», выходят в свет «В сторону Свана» Марселя Пруста, «Боги жаждут» Анатоля Франса, последние части «Жан-Кристофа» Ромена Роллана. Герой Пруста, далекий от общественной жизни, безвольно отдается потоку ассоциаций, поискам утраченного времени, ускользающих мгновений иллюзорного счастья… Трагические фигуры Франса втянуты в безжалостные жернова революции, ничто не может спасти их от гибели; перед лицом смерти созерцатель Бротто дез Илетт, ставящий превыше всего душевную ясность и простые радости жизни, оказывается для Франса выразителем более высокой философской истины, чем якобинец Эварист Гамлен, которого опустошило, спалило иссушающим огнем служение Революции… И даже Жан-Кристоф, обрушивший всю ярость плебейского возмущения на буржуазную «ярмарку на площади», кончает в последнем томе эпопеи просветленным смирением.
На этом фоне выделяется фигура Жана Баруа, чья мысль становится все более зрелой именно в процессе общественной борьбы, чья личность утверждает себя в мысли – мысли действенной. Духовная смерть, распад, гибель индивидуальности показаны Мартеном дю Гаром как следствие неверия в социальную полезность своего дела, как результат отступничества, отказа от борьбы. Вряд ли Мартен дю Гар был знаком с анкетой Маркса; вряд ли он знал, что на вопрос: «Ваше представление о счастье» – Маркс ответил: «Борьба». Однако именно таким мироощущением пронизан роман, и, быть может, поэтому историческое повествование воспринимается сегодня с таким живым интересом и волнением.
Пожалуй, никто из писавших о творчестве Роже Мартена дю Тара не умолчал о том влиянии, какое оказало на французского писателя творчество Льва Толстого. Мартен дю Гар и сам говорит в «Воспоминаниях», что открытие им Л. Толстого было одним из самых больших событий его отрочества. Оно определило в значительной мере направление литературных исканий Мартена дю Гара.
Влияние Л. Толстого сказалось не в поверхностном подражании стилю или композиции его романов: форма «Жана Баруа» – первого значительного произведения Роже Мартена дю Гара – самостоятельна и необычна. Мартен дю Гар, по его словам, почерпнул в творчестве великого русского писателя стремление проникнуть в «сокровенное», в «самую глубину человеческого существа». У Л. Толстого он учился находить «незаметный жест, раскрывающий вдруг всего человека».
Добавим от себя, что влияние Л. Толстого проявилось и в том интересе к сильному положительному характеру, который так выделяет Мартена дю Гара на фоне современной ему французской литературы и роднит его героев с героями Ромена Роллана, также испытавшего на себе мощное воздействие таланта Л. Толстого.
Вместе с тем Мартен дю Гар остался совершенно равнодушен к моральной проповеди Л. Толстого. «Толстовство» ему чуждо. Отношение Мартена дю Гара к религии коренным образом отличается от взглядов автора «Воскресения», и в том. что стареющий Жан Баруа уповает на бога, отрекаясь от атеистических убеждений молодости, Роже Мартен дю Гар видит не силу, а слабость своего героя.
Французская буржуазная критика наших дней, которой претит реализм Мартена дю Гара, его материалистические взгляды, его стремление осмыслить, обобщить значительные процессы современной истории, нередко говорит об «устарелости» его художественного метода. Лучшим доказательством предвзятости этого суждения служит то, что «Жан Баруа», написанный почти полвека тому назад, воспринимается сегодня не только как точное свидетельство о днях минувших, но и как книга, поднимающая ряд вопросов, отнюдь не утративших актуальности для прогрессивной интеллигенции зарубежных стран.
Романы Роже Мартена дю Гара всегда несли новое содержание; но не следует думать, что писателя не занимали поиски формы, которая могла бы достаточно выразительно и точно передать это новое содержание. Форма произведений Мартена дю Гара естественна (его и в Л. Толстом пленяло «отсутствие нарочитости»); кажется, что о людях и событиях, занимающих писателя, и нельзя было поведать иначе. Не в пример тем, кто удовлетворяется редким эпитетом, изысканной метафорой, неожиданно вычурным поворотом сюжета, Мартен дю Гар всегда необычайно требователен к себе: так, из его дневника мы узнаем, что и в послевоенные годы, будучи всемирно известным писателем, лауреатом Нобелевской премии, Мартен дю Гар несколько раз изменял план и композицию произведения, над которым работал до последних дней жизни, стремясь отыскать форму, которая могла бы донести во всей полноте его замысел.
Мысль о романе в диалогах возникла у Мартена дю Гара еще в юности. Он очень увлекался театром. Ему хотелось совместить широту эпического повествования с эмоциональной действенностью сценического представления. Он мечтал о романе, где автор, отступая на задний план, предоставляет действовать и высказываться самим героям; о романе, где люди изображены с «такой жизненной правдивостью», что предстают перед читателем «столь же явственно и зримо, как предстают перед зрителем актеры, которых он видит и слышит со сцены». Задумав свою первую книгу – «Житие святого» (историю сельского священника), – Мартен дю Гар попробовал осуществить этот замысел и создать роман в форме диалогов. Однако, написав около пятисот страниц и не добравшись даже до совершеннолетия героя, писатель понял, что его постигла неудача, – он отложил рукопись, чтобы никогда уже к ней не возвращаться. Бесспорно тем не менее, что этот опыт пригодился Мартену дю Тару. В «Жане Баруа», используя тот же прием, он избежал замедления повествования, останавливаясь лишь на кульминационных эпизодах в жизни героя, на событиях, которые играют решающую роль в тот или иной период его жизни.
Авторский комментарий в романе сведен к коротким ремаркам. Писатель не объясняет, не истолковывает поступков и суждений своих героев, но это не значит, что Мартен дю Гар «беспристрастен» (как утверждает буржуазная критика), что он «добру и злу внимает равнодушно».
«Жан Баруа» – произведение тенденциозное, в хорошем смысле этого слова. Тенденциозность проявляется не в публицистических отступлениях, не в поучительных тирадах автора – она определяет композицию романа, расстановку героев, тон ремарок, рисующих портрет героя и окружающую его обстановку.