Страница 27 из 81
«Никакой дискуссии нет…» — подумал Клещ мимоходом и спросил.
— Что с этим парнем случилось?
— Выпустили под залог. Такая делегация за ним приехала, скандал устроили, он там где-то у них на перевоспитании. Состава преступления нет, ничего нет зачем ты его взял вообще?
Клещ оторопело смотрел на шефа. Как так — выпустили под залог? В нарушение всех инструкций? Не поставив его в известность?! Это же полный бардак! Побледнев от ярости, он выдавил из себя как только мог спокойно.
— Я его задержал по подозрению в убийстве Кеши Гриценко, торговца наркотиками…
— Нашли уже убийцу, нашли! Не хотел сразу тебе говорить, расстраивать, что тебя обошли полицейские. Ты же любишь всегда быть первым. Убийца арестован ночью. Наркот, грязная тварь, пришел на ломке к этому Кеше, психанул и зарезал и его, и жену. Уторчался вечером, дружкам разболтал. Дружки его и заложили.
— Где он сейчас?
— Сейчас? — Майор сделал паузу. — Сейчас, Брюс, он уже в пути. Умер в камере. Сердце не выдержало тех доз, которыми паренек себя пользовал, Вот так-то.
— А где Джонни? Тот, — кого вы отпустили?
— Успокойся, Брюс. Найдешь его на Брайтоне, в синагоге. Только теперь он тебе не понадобится, — Голос майора утратил отеческую теплоту. — Ты меня понял?
— Слушаюсь, сэр.
Клещ влетел в свой кабинет, хлопнул дверью и увидел сидящего за столом Таккера. Голова напарника была перевязана, правый, глаз заплыл и был залеплен кусочком пластыря.
— Привет, Брюс… — сказал Таккер.
Клещ молча подошел к столу.
— Ну, в общем, я их упустил…
— Как я вижу, события развернулись самым неожиданным образом. — Клещ улыбнулся, видя смущение приятеля и желая немного его подбодрить. Рассказывай.
— Рассказывать нечего. — Таккер почесал голову под повязкой и поморщился. — Голубки улетели. Скорее всего, их уже нет в живых. Я поднялся в квартиру посмотреть, как и что. Там уже кто-то был. В темноте какой-то трубой по башке меня и приголубили. Я же не Шварценеггер — очков ночного видения режиссеры мне не дают.
— Ничего, Таккер, зато теперь все бабы — твои. Выглядишь отлично. Что еще? Какие мысли?
— У меня мысли только недавно начали появляться, больно крепко меня приложили. И большей частью самые примитивные. Пожрать, полежать, ну, может, потрахаться. Боюсь, что аналитик сейчас из меня никакой.
Клещ похлопал его по плечу:
— Ну, ничего, ничего, Таккер. У меня есть предложение, парень. Не взять ли нам сегодня выходной? Поедем ко мне, отдохнем, попьем пивка, поговорим о дальнейшем. А?
— Есть о чем?
— Есть, есть. Еще как есть.
Тусклый этим утром тоже страдал от недосыпа. Ему и Барону лечь сегодня вообще не пришлось. После того как они расстались с фэбээровцем возле управления, Михаил позвонил Мясницкому. Тот снова потребовал немедленной встречи.
На этот раз она состоялась дома у шефа, но сэр Джошуа опять здесь присутствовал. У Михаила в процессе беседы создалось впечатление, что его рассказ нужен был не Мясницкому, а большей частью ему. Сэр Джошуа молча ходил из угла в угол, потом начал звонить по телефону. Говорил тихо, комкая слова, так что смысл разговора был почти непонятен окружающим. Но, судя по всему, на том конце провода его понимали. Во всяком случае, на лице американца после последнего звонка мелькнуло что-то вроде удовлетворения.
Затем он и Мясницкий на короткое время вышли в другую комнату, оставив Михаила и Барона — Игнатьева наедине. Вернувшись, заметно повеселев, Мясницкий выдал новые указания — забрать ранним утром Джонни.
— Я все устроил. Вам его отдадут. Внесете залог, заберете и делайте с ним что хотите. Но чтобы все было чисто. И, Миша, помни: время. Нужно это дело закрывать, как говорится. Так, Барон?
— Сделаем, шеф, не беспокойтесь.
— Ну тогда извольте с нами отужинать, а потом — в ФБР, товарищи, в ФБР…
— …Вот что, Миша, — сказал Сергей Львович за ужином, накрытым в столовой, отделанной дубовыми панелями, — дело это приобретает несколько иной оборот. Но ты свою часть работы должен довести до конца. Я тебя не буду сейчас загружать лишней информацией, но держи меня в курсе всех происходящих событий. Должен отчитываться в каждой мелочи. Запоминай каждое сказанное тебе слово, каждый взгляд. Это очень важно. Потом, разумеется, я все объясню. И, если что, не бойся, ты не один. А в остальном, — Сергей Львович вернулся к деловому, ровному тону, — все остается по-прежнему. В смысле денег. Возникнут осложнения — оговорим вашу с Бароном премию за риск. Но я надеюсь, до этого не дойдет, рисковать не придется.
Ушли они от Мясницкого под утро. Сергей Львович не страдал манией здорового образа жизни, а сохранил в Америке свои старые русские привычки — не брезговал выпивкой и ложился порой в часы, когда добропорядочные американцы выходили из соседних домов для утренней пробежки. Сразу поехали в синагогу, указанную Мясницким, там их встретил какой-то подозрительный тип, которого раньше Михаил не встречал. Раввин не раввин, пейсатый, а морда русопятская, хитрая. Помчались с ним в управление, где, к удивлению Михаила, задержанного выдали пейсатому псевдораввину без проволочек.
— Куда мы едем, парни? — спросил Джонни с заднего сиденья.
Николай, как отрекомендовал себя служитель церкви, тут же отвалил, предоставив Барону и Тусклому пользоваться освобожденным наркоманом по своему усмотрению.
— Здесь задаем вопросы мы. Понял, гнида? — утомленно отозвался следователь Игнатьев. Михаил усмехнулся. Как же он не догадался сразу? Закваска ментовская в Бароне сидит. Знакомые интонации проскакивают — аж мурашки по коже.
— Какие у тебя, мальчик, дела с ментами?
— Какие такие дела? Схватили, в кутузку бросили, а у меня — дела?
— Мели, мели. Если ты — стукач, дело хозяйское. Ты же не дурак, сам сделал выбор. Так что ты нам поведаешь, милый друг? — Михаил почувствовал, что Игнатьев начал резвиться, что он находит удовольствие в допросе, в старой своей работе. Ностальгия, куда денешься!..
— О чем? — Джонни сделал непонимающее лицо.
— О приятеле своем, Кеше Гриценко.
— А что я могу о нем поведать?
— Ну, неужели нечего?
Михаил ударил по тормозам — из-за поворота неожиданно выскочил «трэк» — небольшой фордовский грузовичок, похожий на открытый пикап, только значительно более вместительный и объемный. Кузов «трэка» был буквально набит орущими, размахивающими руками черномазыми подростками в немыслимых ярких нарядах.
Игнатьев профессионально отработанным движением схватил Джонни на плечи, крепко зафиксировав его на месте, и лишь потом стал вглядываться в неожиданно возникшее препятствие, оценивая ситуацию.
— Черт, Тусклый, это же… — Он не успел договорить. Кто-то метнул с кузова «трэка» кусок металлической трубы, который, вертясь в воздухе пропеллером, врезался в лобовое стекло их машины, рассекая его на тысячи мелких кусочков.
— Пригнись! — успел крикнуть Барон Михаилу.
На машину обрушился град камней.
— Сидеть, сука? — крикнул он Джонни, — на миг повернувшись к нему, с лицом таким страшным, что предупреждения были излишни. В руке у него словно дам собой возник полицейский револьвер с коротким стволом. Барон, согнувшись пополам, толкнул дверцу машины и выкатился на мазутный лоснящийся асфальт.
Место, где они встали, было совершенно безлюдным — дебри Бруклина, разбросанные там и сям заброшенные кирпичные дома, кусты по сторонам дороги, линия сабвея, которая здесь шла поверху, как привычные русские электрички. Участок этот был продан и предназначен под застройку жилыми многоквартирными домами.
Строительство еще не началось, а старые хозяева уже исчезли — в любом городе такие места становятся плацдармами для разборок, временными пристанищами бомжей, алкоголиков и других неприятных личностей.
Обстрел машины прекратился так же неожиданно, как и начался, будто по команде. Черные парни — их было человек десять — спрыгнули с грузовика и медленно, вразвалочку, кто пританцовывая, кто шаркая ногами — обычная во всех, наверное, странах, манера приближения банды к выбранной жертве, — направились к машине. В руках у ребят были железные трубы, бейсбольные биты, клюшки для гольфа, спрятанные до поры в кузове.