Страница 47 из 67
Эти мысли хороводом пронеслись в голове Алеши, скоростью своей превышая скорость света, и снова "leijona karjuu" (лев рыкнул).
Противник был выше него, мощнее и гораздо искушеннее, но его ярость битвы, если он ею когда-то и обладал, притупилась от мифической силы и безнаказанности именем князя Владимира. Он намеревался покончить с "мальчишкой" одним выверенным ударом прямо в лоб, либо в грудь, либо — куда попадет.
Не попал никуда, Алеша уклонился от боя, даже как-то выпал на несколько мгновений из вида. Зато в поле зрения попал валяющийся на траве топор и уже из него никуда не исчезал. Раздвоение внимания в драке — вещь чреватая неприятностями, в битве не на жизнь, а насмерть — может причинить определенный вред здоровью. Но в любом конфликте с человеком, которого до этого бессчётное количество дней и двузначное количество месяцев били по голове, по туловищу и вообще — везде, это с большой долей вероятности может привести к фатальному исходу. Если ему как-то удалось выжить в столь непростых условиях, то потеря врагом концентрации — это подарок.
Алеша свой шанс не упустил. Он вновь возник между громилой и столь милым тому топором, принял на себя сокрушительный по силе удар и опрокинулся наземь. Конечно, княжеский стражник заподозрил, что попал как-то не так, что, скорее всего, кулак приложился вскользь корпуса, но парень упал, а топор — вот он, только руку протяни. Он так и поступил.
Примитивность мышления, если и хороша, то только для недалеких людей, балующих себя чужими решениями. Зато простота — сродни гениальности, способность из всего разнообразия глупости выбрать самую простую в конечном итоге приводит к верному и нужному результату.
Попович, вроде бы не задумываясь, дерзнул действовать незамысловато, но решительно. Полученный им удар, конечно, был пустой, вся сокрушительная мощь его ушла в поступательное движение вперед. Будучи на земле, Алеша совершил кувырок вперед, но сделал это вовсе не для того, чтобы повеселить или растрогать своего врага. Он таким вот образом набирал скорость, помноженную на свою массу (изучившие школьный курс физики легко назовут это дело импульсом, примечание автора), приложив ее к чужой протянутой руке. Попович по странному наитию не стал обрушивать на эту самую ничем незащищенную конечность свой кулак, либо ребро ладони — он ударил локтем. Треск сломанной кости совпал в тональности с утробным воем, и было в этом вое так мало радости, что впору было закрывать вопрос дальнейшего противостояния.
Но, лишившийся возможности схватить оружие правой рукой, стражник не стал терять сознание от болевого шока или впадать в кому. Он стремительно выпрямился во весь рост с искаженным нешуточным страданием лицом и лягнул не успевшего откатиться Алешу. Да, такому пинку мог позавидовать любой конь и, наоборот, не позавидовать любое существо, принявшее на себя злое копыто. Пока Попович поспешно усваивал последствия удара, его враг схватил топор левой рукой и встал в угрожающую позу.
Для того чтобы биться и побеждать нужно позабыть боль, плюнуть на потерю конечности, отрешиться от пристрастий к тому или иному народному движению или фронту и рвать противника когтями, зубами или, если повезет, оружием.
Какое-то из этих условий княжий человек не выполнил. Вероятно, пристрастность. В любом случае, его выпад топором поднявшийся с земли, но еще скрюченный Алеша, отбил одной ногой, другой ногой ужалил нападающего в область уха, а третьей ноги у него не было — он вложил всю свою нерастраченную на девушек и любовь энергию в кулак, отправив его точно в подбородок противника.
Поверженный громила пытался шевелиться, будучи на шаг ближе к землям счастливой охоты, нежели его оппонент, но эти шевеления прекратились топором, выросшим из его грудной клетки. Тогда он сделал второй и последний шаг, однако достигнуть упомянутых кущ не смог. Там, по ту сторону, его ожидало нечто худшее, нежели он мог вообразить. Да и пес-то с ним, с собакой.
Алеша был слегка ошеломлен произошедшим, поэтому, пользуясь топором, как киркой, приготовил яму для своих неизвестных врагов, оставшись, по сути, гол, как сокол.
Неужели теперь всю жизнь придется бегать?
Он встряхнул головой, словно отгоняя дурные и безрадостные мысли, капли пота разлетелись, как брызги воды с собаки после купания. Нет, придется еще и прыгать и даже ползать. Если, конечно, желание сохранить свободу не исчезнет, вытесняясь другим: служить, выполнять приказы, реализовывать заповеди дурного божка, кем будет считаться хозяин. Алеша снова встряхнул головой.
К родительскому дому идти не следует, искать там защиту бессмысленно, вот беду навлечь своим появлением — это запросто. Такое положение, конечно, не на всю жизнь. Поищут его попы некоторое время, да и забудут. Что у них свет клином на каком-то русе-недоучке сошелся? Да и князь этот, Вова, будь он неладен! Алеша и внешне-то его не запомнил.
Беглых по лесам шныряет в немалом количестве. В основном это те, кто больше ничего не умеет, кроме шнырянья. По каким-то причинам в стражу не берут: то ли вакансии кончились, то ли по здоровью не прошли — одна нога длиннее другой, руки до земли свисают, глаза косые, либо ухи очень длинные. Безобразничают они, и их за это бьют.
Еще имеются условно беглые — это те, кто находится на тайном частичном содержании ближайшего князька. У них и организация получше, и, вроде как, за идею. Их бьют редко, они сами кого хочешь могут набить. Поэтому их по возможности предают смерти.
Настоящие беглые долго на одном месте стараются не останавливаться. Их гонит потребность достичь родных мест, а там — будь, что будет. Или совесть, которая не позволяет замереть, расслабиться и найти успокоение. Эти предпочитают держаться в одиночку, сторонятся людей и вообще — безобидны, лишь бы добрая душа хлебушком угостила. За ними почему-то охотятся и беглые, которые безобразники, и стражники. Наверно, потому что опасности никакой, а нервы щекочет.
Алеша не мог придумать, как же ему вести себя дальше. Память после недавних потрясений вернулась, способность думать и анализировать — тоже. Вот только есть хотелось с невероятной силой. Он даже оценивающе посмотрел на лошадей, те, словно догадавшись о чем-то, подозрительно глянули на человека, и на всякий случай каждая из них демонстративно размяла свою самую ударную ногу.
Ура Богу, вовремя появились братцы-акробатцы, Кирилл и Мефодий. То есть, конечно, Лука да Матвей. Накормили, душевно обогрели, выразили сострадание, забрали топор, коней и ушли к меря. Зато Алеша определился со своим дальнейшим маршрутом: пойдет на Свирь.
Точнее, не на саму реку, а на расположенное поблизости озеро, имеющее форму равностороннего креста. Природное образование, Божий промысел. Где-то на его берегу, как сказали братья Петровы, обосновался старец, творящий чудеса. Попов поблизости не видно, так что ничто не мешает ему заниматься своим делом в полной гармонии с окружающей средой. Если случался какой проситель, то он неизменно его встречал словами: "Здесь не обманут, здесь вам не церковь" (фраза Остапа Бендера из романа Ильфа и Петрова, примечание автора).
Вокруг — леса, у ног — вода, зверье непуганое. Словом — лепота (lepo, как уже упоминалось ранее, отдых, в переводе, примечание автора). "То, что нужно", — подумал Алеша и направил свои стопы к полноводной, глубокой реке, изобилующей рыбой и водоворотами. Оно и понятно — количество омутов, влияющих, как известно, на два последних фактора, в Свири было не просто большим, а очень большим. Собственно говоря, потому так река и называлась (syväri, в переводе, омут, водоворот, примечание автора).
Дошел Алеша до "пещеры" старца без приключений. Не считать же таковыми ночи, проведенные в пути. Причем, одна из них, наступившая сразу за памятной дракой и встречей со скоморохами, прошла в бане. Можно было подумать, что Попович проник в нее без спроса, но это оказалось бы неправдой. Очень сердечная молодая женщина, не вдаваясь в излишние подробности Алешиной жизни, предложила ему попариться в истопленной бане. Правда перед этим он слегка помог ей по хозяйству: сковырнул вылезший из земли большой камень, уволок на задний двор завалившееся еще зимой старое трухлявое дерево и даже заготовил из него дров.