Страница 162 из 207
Параллельно под флагом борьбы с инфляцией и стабилизацией валютного рынка российские реформаторы старались завысить реальный курс рубля, что сдерживало экспорт (а вместе с ним - и все производство страны) и стимулировало импорт.
В результате за время с 1990 по 1994 годы страна была посажена на «импортную иглу». Когда структура потребления (как населения, так и предприятий) и привычка к импорту были сформированы, наступил завершающий этап колониальной операции, закрепляющий зависимость и исключающий возможность избавления от нее. В 1994 году российское руководство кардинально ужесточило финансовую, а в 1995 году - и бюджетную политику, что сделало развитие реального сектора невозможным и устранило саму возможность конкуренции с импортом на внутреннем рынке вплоть до вызванной этой политикой катастрофы августа 1998 года.
Это решало задачу умиротворения России на период ее необратимого ослабления, но в принципе не могло дать ответ на естественный вопрос о том, что делать с ней после того, как она отдала за миску чечевичной похлебки потенциальную способность вернуться в число экономически и политически значимых государств.
Достигнув этого момента, вчерашние партнеры вплотную столкнулись с глубоким взаимным непониманием. Оказалось, что они по-разному оценивают перспективы сотрудничества - как если бы турист, бросив уличному плясуну монету и показав ему пару новых движений, считал, что научил его танцевать лучше, и тот теперь сможет процветать, танцами зарабатывая себе на учебу в Гарварде, а плясун ждал, что его немедленно пригласят преподавать в лучшее хореографическое училище мира.
Бросив демократическому руководству СССР, а затем России монетку среднесрочной экономической и политической помощи, США считали, что сполна вознаградили Горбачева и Ельцина за искусное ослабление СССР. Российские же демократы, поверив дежурным разговорам о долгосрочном сотрудничестве, полагали, что полученные ими средства являются не разовой платой за разовую же услугу, а лишь малым авансом.
И обида на Запад, испытываемая сегодняшней Россией, во многом вызвана жгучим разочарованием, потому что мы продали свою Родину и надеялись жить за счет поступлений, а оказалось, что продали мы ее дешево и, более того, все уже получили.
Ситуация была усугублена провалом американской концепции управления Россией через образовавших новую политическую элиту агентов влияния. Выяснилось, что проведение в жизнь американских, а не российских национальных интересов обрекает российское государство на неадекватность, которая, в свою очередь, делает развитие общества неуправляемым. Дурной парадокс (контроль за государством не обеспечил контроля за развитием общества) вызвал к жизни обвинения американского руководства его внутриполитическими противниками в «потере России» и отвлекло его силы на противостояние этим обвинениям, помешав тем самым США заняться содержательным аспектом возникшей проблемы.
Таким образом, из-за того, что в период исторически случайного совпадения текущих интересов обе сотрудничавшие стороны закрывали глаза на разницу более значимых стратегических интересов, завершение этого периода привело к неожиданному для обеих сторон недоразумению: их ожидания оказались диаметрально противоположными.
Проблема была усугублена тем, что вопрос о дальнейшем сотрудничестве оказался совершенно не проработан даже более сильными и искушенными американскими политиками.
Вероятно, в некоем подобии мессианского самоослепления они сочли обеспечение своей текущей конкурентоспособности (путем устранения главного противника - СССР) одновременно и решением задачи вписывания побежденного противника в новый, постсоциалистический мир, причем в дружественной победителям роли.
Выполнив свою задачу - устранение единственного глобального конкурента - русский народ и другие народы постсоветского пространства перестали существовать для США. Это была серьезная, хотя, возможно (если России так и не удастся возродиться, и она погибнет), и тактическая ошибка американских лидеров, которые наглядно продемонстрировали своим младшим партнерам то, что в России получило название «синдром командира десантной роты».
Пример.
«Синдром командира десантной роты»
Согласно жестокой арифметике традиционной войны, в условиях интенсивных боевых действий десантный взвод живет в среднем примерно 30 минут. При хорошем управлении он за это время решает свою задачу, при плохом - нет, но в любом случае через полчаса его уже не существует. Соответственно, командир роты может забыть о нем и вместе с ним - обо всех его проблемах и нуждах.
Этот синдром впервые проявился в клинически чистом виде у одного из российских генералов, вломившихся в политику: он относился к своим соратникам, как к десантному взводу, перестающему существовать после выполнения (или невыполнения) боевой задачи.
В силу этого специфического вывиха сознания генерал, когда к нему за заслуженной наградой и дальнейшими указаниями приходили его политические соратники, выполнившие (или не выполнившие) свою задачу, искренне смотрел на них как на привидения: 30 минут боя прошло - вас уже не должно быть! Для него это кончилось плохо: он заслужил прочную репутацию «кидалы» (что в те годы было совсем не просто).
Для США ситуация сложилась в принципе так же. Автор помнит, как в 1991 году, еще до августовского путча к американцам относились примерно так же, как в Европе 1945 года - к Красной Армии-освободительнице. Любой американец мог рассчитывать на то, что его будут носить на руках просто за участие его родины в освобождении СССР от тоталитаризма.
Но затем выяснилось, что США, как и Красная армия, не всегда бескорыстны и стремятся не только к счастью освобождаемых народов, но и к собственным интересам. К 1995 году стало окончательно ясно, что, выражаясь словами Бродского, «по-английски тоже можно сказать глупость», а к 1996 году ход реформ и декламации российских реформаторов сделали несовместимость стратегических интересов США и России очевидной.
14.3.4. Американский проект-2: хоспис для нищих
Почувствовав неудачу, от проекта умиротворяюще колониального, но все же развития России США попытались перейти к третьему проекту - проекту хосписа. По максиме, приписываемой Бжезинскому, надо организовать медленное умирание СССР на протяжении жизни поколения (то есть с 1990 по 2015 годы), чтобы больной привык, не успел понять, что умирает, и не начал дергаться.
Главный недостаток этого подхода - принципиальная невозможность концентрации и использования средств, необходимых, чтобы взять Россию на столь длительное иждивение.
В принципе такие деньги есть, но их можно собрать только для реализации производительного или амбициозного проекта, - как в России достаточно просто собрать огромные средства на храм Христа Спасителя, но не на умирающих с голоду старушек.
Несмотря на все усилия мирового сообщества (наибольшую озабоченность этой проблемой проявляет руководство ООН и Мирового банка), доля помощи беднейшим странам в мировом ВВП неудержимо снижается и к настоящему времени составляет лишь половину от официально обещанных им 0.15% (см. параграф ..), - а ведь Россия по мировым меркам обеспечена весьма неплохо.
И неясно, с какой стати гуманитарная помощь развитых стран, даже если она вдруг будет оказана, должна идти именно России, в которой люди, в отличие от, например, беднейших стран Африки, еще не умирают десятками тысяч от голода прямо на улицах.