Страница 153 из 207
Существенно, что недостаточность права собственности как критерия национальной принадлежности той или иной компании объясняется слабостью права собственности. Для здоровой рыночной экономики главным критерием принадлежности служит основное хозяйственное отношение - собственность. Для неразвитых же стран из-за слабости этого отношения (часто вызванной их неразвитостью, но всегда способствующая ей) он не работает.
При российском уровне защиты права собственности это право на самом деле не является доминирующим, поддается насильственной отмене и, соответственно, не может выступать в качестве объективного критерия национальной принадлежности.
В наших условиях наиболее обобщающим критерием такого рода могло бы быть то, в чьих национальных интересах действует соответствующая компания. Недостатками являются крайняя расплывчатость ключевого понятия «национальные интересы», допускающего самые дикие демагогические изыски, отсутствие сформулированного понятия «национальные интересы России» и, наконец, устарелость самого этого критерия (ибо, помимо национальных государств, появилось множество других, почти равноправных с ними субъектов глобальной конкуренции). Не менее важно то, что в условиях последовательного проведения российским государством недостаточно адекватной экономической политики данный критерий позволит заклеймить часть действующих в стране компаний как «антироссийские», но ничего не скажет об их принадлежности.
Даже если рассматривать не сегодняшнюю России, а простейший абстрактный пример - ориентированную на экспорт сырьевую экономику, - мы и то не можем дать на вопрос о субъектности однозначный ответ.
Понятно, что территория, на которой находится то или иное месторождение, сама по себе не может быть критерием принадлежности, - это не экономическая, а просто географическая характеристика. Месторождение может разрабатываться кем угодно и в чьих угодно интересах. В качестве примера достаточно указать, что даже до известных приобретений корпорации BP лицензии на разработку не менее 25% российских запасов нефти уже принадлежали иностранным компаниям.
Понятно также, что критерием принадлежности производства по добыче сырья является не столько право собственности, сколько присвоение прибыли. Если прибыль достается ТНК или государству - ответ ясен. Но если она достается формально национальной корпорации, дальнейшая судьба этой прибыли, ведущей к подлинному хозяину, может быть любой - и в обычных условиях из-за высокой трудоемкости работы и эффективности механизмов «заметания следов» в международных финансах проследить пути и механизмы ее перераспределения практически невозможно.
Кроме того, при осуществлении крупных инвестиций, например, освоения нового месторождения крупная корпорация концентрирует в нем прибыль, вывозимую из целого ряда стран. В результате в случае использования данного критерия нефтяной гигант мирового уровня сегодня может оказаться казахской, завтра - российской, а послезавтра и вовсе иракской компанией.
В принципе возможна ситуация, когда контроль над предприятием настолько раздроблен, что никто, никакая группа субъектов экономики не может взять на себя ответственность за его развитие. В результате предприятие оказывается фактически бесхозным и постепенно деградирует. Такое порой происходит и с крупными корпорациями с раздробленным акционерным капиталом.
Отсутствие единого общего критерия принадлежности того или иного предприятия к России позволяет использовать такой формальный признак, как соответствие любым нескольким критериям такого рода из достаточно широкого и репрезентативного набора критериев. Однако не с формальной, а с содержательной точки зрения это не исправляет положения: получается, что в экономическом смысле такого места, как Россия, просто не существует (как, впрочем, не существует и многих других слабых и не способных проводить самостоятельную политику государств).
Таким образом, реальное положение России в международном разделении труда оказывается не столько даже плохим, как это принято считать, сколько в определенной степени ненаблюдаемым.
Наиболее разумный подход к оценке места той или иной страны в международном разделении труда ориентирован на технологический аспект и учитывает как уровень доминирующих в этой стране технологий, так и их вписанность в мировые технологические рынки, а также перспективы их развития и усложнения.
С этой точки зрения Россия находится в критическом положении, так как самые высокие технологии (а с ними капитал и интеллект) концентрируются в США, похуже - у Японии и Европы, еще похуже - у стран АСЕАН и Латинской Америки. Россия же, уничтожившая при помощи реформ свои высокие технологии, закрепляется в положении сырьевого придатка (причем не столько развитых стран, сколько глобальных монополий, а также Китая и Индии) с как минимум 100 млн.чел. избыточного с точки зрения этой функции населения. Это кошмар, о котором в начале XXI века писали все подряд, с газеты «Завтра» до газеты «Сегодня», - а затем привыкли и стали воспринимать его как нормальное состояние.
Однако исследователи, оценивающие перспективу, отзываются о России еще жестче. Ведь в рамках развития традиционных технологий в условиях глобализации у нас нет шансов. Из-за плохого климата (а хозяйственная деятельность ведется у нас в самых холодных в мире условиях) и, что значительно более важно, управления (которое нельзя улучшить быстро) издержки нашего производства во всей обозримой перспективе будут отчетливо выше среднемировых. Поэтому концентрация на любом относительно простом производстве не приведет ни к чему, кроме банкротства.
Разрушив свою технологическую пирамиду, отличавшуюся от западной и конкурировавшую с ней, мы не можем вписаться в нижние «этажи» технологической пирамиды-победительницы, как это уже сделали относительно развитые страны Восточной Европы.
Россия может выжить и тем более развиваться только за счет сложных производств, компенсируя положительной интеллектуальной ренты отрицательную интеллектуальную и климатическую. Однако разрушение страны в результате катастрофы 1992 года, страшная деградация образования, здравоохранения и человеческого капитала не позволяют нам воспользоваться этой возможностью.
Эти отвратительные перспективы весьма четко подтверждаются международной экономической статистикой.
Однако все это еще не самое страшное. Полбеды, что у нас плохие позиции в структуре разделения труда. Полбеды, что по мере вырабатывания технологического задела СССР (которого в целом хватит не более чем еще на пять-семь лет) они будут становиться все хуже. Беда в том, что даже нам самим совершенно непонятно, что это такое - «у нас», что это такое - «Россия».
Размывание суверенитета и самого понятия государства в результате процессов глобализации происходит во всем мире, однако для России этот процесс является наиболее болезненным. Ведь Россия - единственная страна, которая всегда, на всем протяжении своей истории самоидентифицировалась именно как государство. И когда растворяется и становится все менее четко определенным понятие «государство», такие понятия, как «Франция», «Германия» и даже «Люксембург» остаются. А вот понятие «Россия» растворяется, так как выясняется, что русские - это не только и столько народ сам по себе, сколько в очень большой степени принадлежность к государству, являющемуся носителем образующей этот народ культуры.