Страница 117 из 207
Хотя это противостояние и касалось частного вопроса, имевшего незначительное значение, первое со времен Вьетнама военно-политическое поражение США было в полной мере оценено целым рядом стран Юго-Восточной Азии.
Еще большее впечатление на них, как можно понять, произвело восстановление китайского суверенитета над Гонконгом. Сейчас уже забыто, насколько неожиданным для мира, да и для самих китайцев оказалась приверженность англичан букве заключенных в незапамятном прошлом договоров, из-за которой они отказались от своего владения. Можно лишь резюмировать, что отражением нашей силы слишком часто оказывается слабость наших противников.
Характерно, что Китай стал едва ли не единственной страной мира, осуществившей легитимизированные мировым сообществом территориальные приобретения после Второй Мировой войны (за исключением таких специфических случаев, как воссоединение Германии и Вьетнама, передача Крыма входившей в состав СССР Украине, а также объединение некоторых развивающихся стран - например, Танганьики и Занзибара в Танзанию, а Египта и Сирии в Объединенную Арабскую республику - в постколониальную эпоху).
Не случайно одним из самых ожесточенных сражений «финансовой войны» в 1997-1998 годах стала именно спекулятивная атака на гонконгский доллар, - при успехе она не только дискредитировала бы Китай, но и покачнула бы всю его экономическую и политическую систему. Однако она была отбита - в том числе и за счет объединения финансового потенциала Гонконга с экономическим и политическим влиянием Китая.
Присоединение Гонконга (с юридической точки зрения - воссоединение с ним) стало переломным моментом развития современного Китая, который впервые после долгого скрытого развития эры Дэн Сяопина отбросил конспирацию и сделал явную заявку на лидерство - формально в масштабе региона, а реально - и всего мира.
Присоединив Гонконг - финансовое сердце Юго-Восточной Азии и всего Тихоокеанского региона, Китай взял уже не под опосредованный, но прямой административный контроль важнейший ресурс вчерашнего и сегодняшнего мира - финансовые потоки. Тем самым он показал, что ему мало колоссальных золотовалютных резервов, мало огромных инвестиций, вливающихся в него через «финансовую воронку» Тайваня, - ему необходим уже контроль за финансовыми потоками и рынками за пределами его территории.
Эта заявка, равно как и способность к силовому противостоянию не с кем-нибудь, а со США, была в полной мере воспринята лидерами стран Юго-Восточной Азии, которые в кратчайшие сроки изменили свою внешнеполитическую ориентацию с преимущественно проамериканской на в значительной степени прокитайскую.
В результате эти страны не просто привели свой внешнеполитический курс в соответствие той высокой, а зачастую и доминирующей роли, которую играет в их экономиках китайская диаспора.
Результат был значительно глубже.
Изменив внешнеполитическую ориентацию, ряд стран Юго-Восточной Азии заложили тем самым серьезную уже не просто экономическую, но и политическую основу для формирования «зоны юаня», подобной планировавшейся, но не возникшей из-за жесткого противостояния США «зоне иены». Стратегические планы китайского руководства нашли свое отражение в устремлениях национальных лидеров региона, и никакие китайские погромы, вызванные кризисом, уже не могли изменить этой ориентации. В условиях неуклонного ослабления Японии и откровенно продемонстрированной в ходе кризиса 1997-1998 годов немотивированной враждебности США АСЕАН все больше начинает смотреть на мир глазами Китая, превращаясь в региональную организацию не полицентрической интеграции, но интеграции вокруг Китая.
Эти устремления были усилены структурным кризисом мировой экономики, начавшимся в 2000 году. Больно ударив по экономикам Юго-Восточной Азии, ориентированным на экспорт в развитые страны, он содействовал переориентации части производителей на Китай с его колоссальным внутренним рынком. При этом кризис еще более усилил влияние в странах Юго-Восточной Азии этнического китайского бизнеса, так как благодаря прочным связям с Китаем он оставался единственным, сохранившим стабильность.
Как можно понять, укрепление регионального, да и глобального положения Китая в ходе кризиса 1997-1999 годов способствовало революции в сознании китайской элиты. Континентальный Китай стал осознавать себя уже не как единственное законное китайское государство, что подразумевало концентрацию на сомнительности иных китайских государств, но как лидер всего китайского сообщества, как государство всех китайцев, где бы они ни проживали. В 2000 году это осознание собственного лидерства в Большом Китае прорвалось в область государственной символики: на визах, ранее указывавших полное название государства - «Китайская Народная Республика» - стали писать просто: «Китайская виза».
Реагируя на выгодные для Китая изменения как в Юго-Восточной Азии, так и в самосознании китайских элит, в 2002 году, на XVI съезде КПК новое руководство приняло ряд стратегических решений, ускоряющих региональную интеграцию вокруг Китая и изменяющих в связи с этим модель экономического развития.
По этим решениям в 2003 году Китай должен воспользоваться плодами некоторой дезорганизации развитых стран и перетянуть на себя максимальные потоки иностранных инвестиций с международных рынков, лишившиеся привычных объектов вложения из-за нестабильности в США, депрессии в Японии и внутренних проблем в Евросоюзе. Тем самым Китай должен взять максимум «бесхозных» инвестиционных ресурсов мира, утративших привычные для себя объекты вложения в развитых странах.
Реализация этого подхода сократит инвестирование развитых стран и создаст для них дополнительные трудности. В то же время в самом Китае произойдет частичное замещение капиталов зарубежного китайского бизнеса, которые смогут расширить свою внешнюю экспансию и, соответственно, прирастить «Большой Китай».
В соответствии с этим второй стратегической задачей является замыкание на китайскую экономику производителей третьих стран (не только Юго-Восточной Азии, но и Латинской Америки), ориентированных на экспорт в развитые экономики, но страдающих от снижения спроса в них. Учитывая специфически китайскую модель ведения бизнеса, можно предположить, что вслед за деньгами, уплаченными за товарные поставки, в эти страны направится поток китайской эмиграции и, что самое важное, китайских капиталов.
Оба тезиса не только новы сами по себе; они дополняют, надстраивают стратегию построения в Китае самодостаточной экономики, не зависящей от мировой конъюнктуры (условно говоря, стратегии «развития континентального Китая») и стратегию региональной интеграции Юго-Восточной и Средней Азии идеей глобальной экспансии китайского бизнеса (стратегия «Большого Китая»).
Существенно, что сама по себе задача глобальной экспансии ставилась еще Дэном Сяопином, считавшим ключом к успеху в глобальной конкуренции (выражаясь современным языком) освоение наиболее емких рынков, то есть рынков развитых стран, в первую очередь США и Европы. Однако она не рассматривалась в качестве ключевого элемента государственной стратегии, хотя «стратегия просачивания» китайского бизнеса и систем сбора информации никогда не ограничивалась Юго-Восточной Азией.
Пример 35.
Стратегия «просачивания» как элемент повышения конкурентоспособности
и стабилизации общества