Богдан Хмельницкий

Под стяг Хмельницкого снова стекались со всех сторон бойцы, полные решимости дать отпор ляхам. Но войска было все же на этот раз меньше, чем в 1649 году, а из имевшихся крупные силы пришлось отрядить для защиты украинских границ со стороны Литвы; 20 тысяч человек под командой черниговского полковника Небабы были выделены для этой цели. Что еще важнее, в собравшемся войске не было прежнего энтузиазма. И теперь тут господствовали суровый дух, мужество и презрение к смерти, но что-то подтачивало боевое настроение, какое-то смутное недоверие к гетману; память о днях, когда он требовал повиновения панам и казнил тех, кому это оказывалось невмоготу. Не нравилось козакам и возобновление союза с татарами: все помнили, как тяжко пострадала от татар украинская земля после заключения Зборовского мира.

У Хмельницкого собралось большое — тысяч в восемьдесят — войско, но это было не прежнее войско. Совершилось то, чего он опасался, из-за чего так лихорадочно готовил себе союзников: массы начали отходить от него. И первые схватки, гибель Нечая еще усиливали его тяжкое раздумье. К тому же новый удар поразил его.

Его жена, красавица, из-за которой вспыхнула вражда его с Чаплинским и которую он теперь возвеличил и окружил богатством и почетом, изменила ему. Изменила с простым часовщиком, которого он же сам пригрел и сделал управляющим в Чигирине. Любовники не только обманывали его, но и обкрадывали. Это и погубило их: обнаружив пропажу одного бочонка с червонцами, приготовленного для расплаты с татарами, Богдан поручил сыну своему Тимофею произвести следствие. Тимош взялся за управителя, тот под пыткой сознался в краже, а также и в любовной связи с женой гетмана.

Тимош не любил мачеху и, сообщив обо всем отцу, вероятно, еще сгустил краски. Богдан был потрясен нанесенной ему обидой. Человек бешеных страстей, он остался таким и по отношению к женщине, красота которой много лет волновала его кровь: он приказал сыну предать виновных позорной казни. Любовники были раздеты донага, связаны друг с другом веревками и повешены на воротах.

Один монах, старец Павел, в письме царю Алексею Михайловичу сообщал: «Мая в 10 день пришла к гетману весть, что не стало жены ево и о том гетман зело был кручинен».

Богдан, веривший в предзнаменования, должно быть, не однажды тяжко задумывался над тем, при каких роковых обстоятельствах начинается новая война: не стало лучших его соратников, не стало близкой ему женщины, нет былой уверенности в войсках, которые, как он знает, стали разочаровываться в нем.

Узнав о том, что «посполитое рушенье» во главе с королем должно вскоре соединиться с регулярной польской армией, Хмельницкий, не дожидаясь дольше хана, предпринял активные действия. Сорокатысячный отряд под командой Джеджалия был направлен под Каменец, где расположился Потоцкий; сам Хмельницкий с 20 тысячами двинулся к Тарнополю. План был хорош, но упадок воодушевления в рядах козаков, некоторая инертность Хмельницкого, связанная, вероятно, с его семейной драмой, и, наконец, необычно решительные и энергичные действия поляков сказались и не дали козакам победы. Молдавский господарь предупредил Потоцкого, и Хмельницкому не удалось нанести задуманный удар. Вдобавок Джеджалий раздробил свои силы, часть их выделил для осады хорошо укрепленного Каменца, а в погоню за Потоцким послал только часть войска, которая была разбита поляками.

В средних числах мая королевское ополчение соединилось с передовой польской армией. Хотя теперь у поляков не наблюдалось прежней беспечности и пренебрежения к врагу, но порядка в их огромном войске было мало. Станислав Освецим свидетельствует, что царила ужасная неразбериха. Когда стали прибывать полки, часовые у королевской палатки приняли их за неприятелей, что вызвало большое смятение. Король же напустился на ни в чем не повинных начальников полков и «стал неприлично ругать всех, произнося королевскими устами площадные слова и матерную брань, что многих сильно скандализировало».

Тот же автор сообщает, что поляки, зная по опыту крепость козацкой сабли, попытались получить помощь у Москвы, повернув дело так, что и у Москвы и у Польши общий враг — татары, с которыми надо управиться сообща. Однако московское правительство ответило уклончиво. «Управьтесь сперва сами со своими хлопами, — заявили в Москве польским гонцам, — а потом уже мы вам окажем помощь против татар».

В конце концов польская армия, достигшая огромной численности (около 100 тысяч человек), двинулась к местечку Берестечко, расположенному на реке Стыре, недалеко от города Дубно. Командовавший авангардом Конецпольский усмотрел там наилучшую позицию, поскольку можно было опереться на Берестечскую крепость.

В этот момент к Хмельницкому подошли, наконец, татары. Гетман задумал ударить на польскую армию во время ее марша к Берестечку, среди болот. Но высланный для наблюдения за его действиями Иеремия Вишневецкий взял в плен несколько козаков, и те под пыткой выдали этот план.

Еще раз представился Богдану удобный случай для атаки, когда громадное польское войско в невероятном беспорядке переправлялось через Стырь. Но стечение неблагоприятных обстоятельств помешало ему использовать эту возможность. До козаков дошли вести, что татары уже разоряют Украину, и они неохотно удалялись от родных хат; главное же, Хмельницкий не верил хану, и это связывало и сковывало его. Лазутчики донесли ему, что у поляков завязались тайные сношения с Ислам-Гиреем, а Богдан знал, что теперь хан особенно склонен к измене, так как предпочитает грабить московские земли и воюет только по приказанию Турции.

Не встречая препятствий со стороны противника, поляки переправились через Стырь и 17 июня двинулись к Дубно: там была крепость, а перед ней открытая местность, гарантирующая от засад и всяких неожиданностей. Но в это время получилось известие о приближении армии Хмельницкого.

Вечером 17 июня 1651 года войско Хмельницкого сблизилось с занявшей надежную позицию польской армией. У Богдана было 75 тысяч своего войска; численность татар определяется различно: от 20 до 100 тысяч человек. Повидимому, первая из этих цифр гораздо ближе к истине.

Татары стояли на левом фланге; в центре и на правом фланге — спешенные козаки, а правый фланг был укреплен еще и конницей.

Польской армией начальствовали: в центре — король, на правом крыле — Потоцкий, на левом — Калиновский. Весь цвет польской знати собрался здесь. Под командой Потоцкого сражались: Ляндскоронскнй, Опалинский, Любомирский, Сапега, Конецпольский, Собесские[138]; на левом крыле — Иеремия Вишневецкий, Замойский, Заславский, генерал Донгоф; в центре плотными рядами стояли наемная немецкая пехота и отборные полки шляхтичей. Вдоль всей линии польских войск были расставлены пушки, артиллерией командовал Пржзиемский. Его распорядительности обязаны были в значительной мере поляки успехом, потому что татары плохо переносили орудийный обстрел, а Пржзиемский именно их особенно настойчиво забрасывал ядрами.

Из 34 битв, которые довелось дать Хмельницкому, битва под Берестечком выделяется тем, что в ней стотысячные силы противников были охвачены небывалым ожесточением. Поляки дрались тут необычайно стойко; войска Богдана, хотя и хуже вооруженные, проявили обычное презрение к смерти и геройскую удаль. Но дело решили татары.

Уже в первой фазе боя козацкие военачальники начали беспокоиться о поведении татар. Подьячий Григорий Богданов, доносивший из Украины царю Алексею Михайловичу об этом сражении, пишет: «А Крымской де царь им козаком помочи не учинил, и стал своими людми от того места, где они козаки с Поляки бились, верстах в 3-х… И писарь де Иван Выговской, быв у Крымского царя, приехав в обоз, полковником и войску Запорожскому сказал, штоб стояли осторожно, потому что Крымской царь помогать им не хочет… И то де знатное дело, что Крымской царь им изменил»[139].

Однако, каковы бы ни были тайные замыслы Ислам-Гирея, он не сразу привел их в исполнение — потому ли, что опасался имевшихся в его стане специальных соглядатаев турецкого султана, потому ли, что хотел выждать и посмотреть, «кому бежать решит заря». В первый день битвы, 19 июня, бойцы Хмельницкого энергично нападали на королевские войска. Началось, как обычно, с джигитовки и поединков, затем козаки совместно с 10 тысячами татар ударили на одно крыло польского расположения, опрокинули шляхту, но были отбиты подоспевшими жолнерами и немецкими наемниками. Поляки потеряли в этой схватке многих знатных панов и шляхтичей: люблинского старосту Оссолинского, князя Козика, ротмистра Иордана. У татар был убит воинственный Тугай-бей, первый союзник Хмельницкого, сделавшийся его преданным другом. Его сабля досталась Марку Собесскому[140].

138

В том числе будущий польский король Ян Собесский.

139

Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, т. III, Спб, 1861, стр. 466.

140

Впрочем, это сообщение польского мемуариста Освецима вызывает сомнения: по другим известиям Тугай-бей погиб еще в 1649 году.