Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 57



— Это так, но приговора жду я. — Ильчишин протянул руки, горько усмехнулся. Пальцы тряслись. — Это страх, ничего не поделаешь. Не могу побороть. Когда меня захватили, казалось, все будет очень просто: суд, приговор, и нет тебя, Ильчишин, словно и не было никогда. Как бы не так! Пока живешь, думаешь о прошлом, о будущем. Какое к черту будущее! Я не только националист, я и агент американской разведки. Все на исходе, и все-таки…

Ильчишин попросил воды.

— Неужели все то, что здесь писали на допросах, пойдет в суд? А потом, не дай боже, в газеты? А может, в архив, для истории, и все? Собственно, чего я себя терзаю? Или, может, кто-нибудь из господ, пославших меня сюда, был бы тверже? Там пугают чекистами, пытками, допросами. Теперь даже странно, как вы спокойно меня расспрашивали, интересовались, хорошо ли я себя чувствую, не требуется ли врач. В СБ разговаривают иначе… Вас, — он посмотрел на следователя, потом на Тарасюка, — отдали бы на расправу тому же Кашубе, Тишке, Гриньоху. О! Вы бы умирали по десять раз на день, и не от страха, а от пыток. Истинным мастером допроса считался Юрко Лопатинский. Он по образованию врач, хорошо знает, куда и как надо бить, чтобы человек долго мучился и не умер. Не случайно немцы приспособили его к работе в карательных органах. Тот умеет вытянуть из жертвы все. О, это опытный следователь! Гестаповцы разбираются в людях…

Шпион говорил сумбурно, то забегал вперед, то снова возвращался в прошлое.

— В Мюнхене все мы считали себя героями. Жаль, не придется повидать зарубежных руководителей. Когда меня провожали к самолету, то уверяли, что завидуют, что я храбрый, волевой, способный на все. И я всему верил! Мерзавцы! Они просто издевались. Нашли дурака, который польстился на славу и деньги. И… такое фиаско!

Лицо Ильчишина задрожало.

— Ничего, переживут, — произнес полковник, — там получили немалые деньги за вашу голову.

— Им-то вечно мало. Думаете, у Гриньоха нет денег? Он сам признался: «Дай боже прожить то, что есть». Проклятый поп! Запретил мне попрощаться с братом, чтобы я не проболтался о своей миссии. А может, это и к лучшему, потому что тогда его сжили бы со свету. И все-таки я написал брату письмо! Уведомил, что пересылаю восемь тысяч долларов. И все это я передал Гриньоху! Дурак! Не мог поручить никому другому, доверил дело такому проходимцу. А кому еще я мог довериться? Наверное, все они знали, что я уже никогда не вернусь… А часть денег оставил на квартире в Мюнхене Будковскому. Может, хотя бы тот перешлет их брату? Вряд ли! Такой капитал. Тысячи долларов на улице не валяются. Хотел передать еще тысяч десять из той суммы, которую получил для подполья на Украине. Вот радовался бы Гриньох или Будковский!..

Ильчишин охватил голову руками.

— Проклятье! И тут не дают мне покоя. Преследуют, словно привидения. Проклинаю их, проклинаю всю ОУН с ее руководителями!.. Я хорошо понимаю, что не имею права на жизнь, но я хочу жить! Умоляю вас, полковник, сохраните мне жизнь!.. Я хочу жить!..

Тарасюк поднялся:

— Вашу судьбу, Ильчишин, будет решать суд.

ЗАХВАТИТЬ ЖИВЫМ

Вихрем промчался сквозняк по комнате, — наверное, открыли дверь внизу.

Немало прошло времени с тех пор, как Мамчур впервые воспользовался гостеприимством Костя Семеновича. И вот теперь он снова здесь.

Мамчур набросил рубашку и вышел в коридор. Спускаясь по ступенькам вниз, он увидел подполковника Кротенко, которого Кость Семенович впустил, может быть, минуту назад — Петр Федорович еще стаскивал промокший до нитки плащ.

— Ну и ливень! — произнес он вместо приветствия. — Льет, света белого не видно.

Хозяин дома подал ему полотенце, заварил чай, приготовил несколько бутербродов. Мамчур на скорую руку позавтракал вместе с Кротенко.

В девять утра приехали Соколюк и Тарасюк. Расположились в библиотеке и приступили к работе. Начал Соколюк:

— Вы уже знаете, какое ответственное задание возлагается на нас. Надо захватить бандита Щепанского, который действует под кличкой Буй-тур.



Максим Петрович сделал паузу, словно прислушиваясь к стуку дождевых капель в оконные стекла, посмотрел на Мамчура:

— Вам, Микола, это имя ничего не говорит?

— Я слышал о Буй-туре, но видеть его не приходилось.

— А он вас видел?

— Навряд ли.

— Это хорошо. Даже очень хорошо. Почему — поймете позже. А теперь несколько слов о Щепанском. Это кадровый националист. Во время войны служил в полиции, в дивизии СС «Галиция». После освобождения Львовщины от гитлеровцев перешел в подполье. Действовал активно. Причастен ко многим злодеяниям, в том числе и к убийству писателя Ярослава Галана. Цель нашей операции — захватить бандита живым, и только живым.

Полковник раскрыл папку, вынул несколько листов бумаги.

— Кое-какие детали о Буй-туре нам известны со слов Песни. Когда Ильчишин с вашей помощью ушел в Карпаты, то Песня по его поручению должен был связаться с главарем другой банды Срибным, чтобы установить контакты с Буй-туром, но не успел — мы его захватили, и он рассказал о Срибном. Известно также, что Срибный послал Буй-туру сообщение, в котором говорилось, что из-за границы прибыл друг «Н». Такой эмиссар действительно был и хотел связаться с Буй-туром, но и он прямых контактов с ним не установил. Теперь немного о Срибном. Первую информацию о нем мы получили от вас, Микола. Данные подтвердились. Он действовал со своей бандой на Сокальщине. Прятался в схроне, на подворье у одного крестьянина. Поздним вечером тот вернулся было домой и не застал младшей сестры. Прождал ее несколько часов, наконец она вылезла заплаканная из погреба. Там был лаз в тайник. Девушка, рыдая, рассказала о своей беде брату, и тот, чтобы отомстить бандитам, завалил тайник. Так сама судьба прибрала Срибного, и он нам картину портить не будет. Но появился другой бандит, по кличке Лис. Ему удалось сбежать перед тем, как крестьянин завалил тайник. Мать уговорила его явиться с повинной к нам. На допросе Лис дал важные показания. Оказывается, Срибный когда-то был ранен в руку, поэтому всю переписку и документацию вел — кто бы вы думали? — именно он, Лис! Тот же Лис носил донесения на пункты связи.

— Выходит, что мы имеем не ниточку к Буй-туру, а хороший шнурок, — обрадовался Мамчур. — Этим можно воспользоваться и вызвать Буй-тура на встречу со Срибным. Тем более что у вас есть Лис. Пускай он и вызовет Буй-тура якобы от имени Срибного.

— Не выйдет, — возразил Соколюк.

— Разве Буй-туру известно, что Срибный погиб?

— Нет, об этом он не знает. Просто Срибному не нужно было встречаться с Буй-туром. Он советовал ему повидаться с другом «Н». Мы успели перехватить и прочитать несколько писем Срибного к Буй-туру именно такого содержания. Ну а главное то, что Буй-тур лично знаком со Срибным. Если и вызовем Буй-тура к Срибному, то при такой встрече шансов на успех мало. Остается одно: воспользоваться каналом связи между Срибным и Буй-туром так, чтобы вызвать Буй-тура на встречу с другом «Н», внешности которого тот не знает. Если бы это удалось! Думаю, вы, Микола, понимаете, о чем идет речь?

— Догадываюсь, — Мамчур поднялся, — и принимаю ваше предложение, товарищ полковник.

— Подумайте хорошенько. Дело опасное. Да вы уже и отвыкли.

— Ничего. Я готов.

— Ну что ж, спасибо! — Соколюк улыбнулся. — По правде сказать, мы на вас рассчитывали. Вам уже приходилось выполнять подобные поручения. Но тут есть своя специфика — друг «Н» прибыл из-за границы. Это надо помнить во время подготовки операции. Итак, приступайте к работе. Петро Федорович, расскажите Мамчуру про Березу, а вы, Виктор Владимирович, поедемте со мной.

Когда Мамчур и Кротенко остались вдвоем, Петр Федорович сказал:

— Береза такой же бандит, как и другие. Но «ценность» его в том, что он принадлежал к шайке Буй-тура. Боевика задержали, когда он шел на пункт связи.

Следующие два дня подполковник Кротенко посвятил Мамчуру. Они вместе просмотрели биографии некоторых националистических авантюристов, проштудировали материалы из уже послевоенных преступлений оуновских организаций, которые к тому времени обосновались в Западной Германии и снабжали своими кадрами шпионско-диверсионные школы.