Успешное покорение мира [сборник рассказов]

Так прошел понедельник, наступил вторник, а ответа все не было. На исходе второго дня, когда Бэзил слонялся из комнаты в комнату, выглядывая из окон на бессмысленную, мертвую улицу, Минни позвонила ему по телефону.

— Да? — Сердце у него колотилось как бешеное.

— Бэзил, нам пора уезжать.

— Уезжать! — беспомощно повторил он.

— Бэзил, какая жалость! Папа передумал: решил никого не брать с нами в эту поездку.

— Ох!

— Мне ужасно жаль, Бэзил.

— Да я бы, скорее всего, не смог поехать.

Последовала краткая пауза. Ощущая ее присутствие на другом конце линии, он задыхался и не мог выдавить ни слова.

— Бэзил, ты меня слышишь?

— Слышу.

— Возможно, мы будем возвращаться тем же путем. В любом случае помни: мы договорились встретиться этой зимой в Нью-Йорке.

— Я помню, — выговорил он и неожиданно добавил: — Скорее всего, мы больше не увидимся.

— Обязательно увидимся. Меня зовут, Бэзил. Надо идти. До свидания.

Обезумев от горя, он сел прямо у телефона. Через полчаса его, склонившегося над кухонным столом, нашла горничная. Он отчетливо представлял себе, что произошло, как будто ему поведала об этом сама Минни. Его угораздило наступить на те же старые грабли, за каких-то полчаса перечеркнуть старания трех дней. Даже если бы он понял, что оно и к лучшему, это не послужило бы ему утешением. Во время поездки он бы неизбежно сорвался, и тогда дело приняло бы совсем скверный, хотя и не такой печальный оборот. Но сейчас его преследовала одна-единственная мысль — отъезд Минни.

Он лежал на кровати, сбитый с толку, обманувшийся, несчастный, но не сломленный. Время от времени все та же энергия, которая толкала его к самобичеванию, помогала ему стряхнуть кровь, как воду, но не для того, чтобы он забылся, а для того, чтобы нес свои раны дальше, к новым несчастьям и новым искуплениям, к неведомой участи.

Через пару дней мать сказала, что с разрешения деда, при условии регулярной зарядки аккумуляторов и еженедельной мойки Бэзил сможет брать по вечерам электромобиль, если, конечно, тот будет простаивать без дела. Через два часа он уже сидел за рулем, скользя по Крэст-авеню с максимальной скоростью, на какую только была способна коробка передач, и пытался откинуться назад, как в «штуц-беаркэте». Имоджен Биссел помахала ему от порога своего дома, и он без особой уверенности тормознул.

— У тебя машина!

— Дедушкина, — скромно признался он. — Я думал, ты уехала в Сент-Круа.

Она помотала головой:

— Меня мама не отпустила; из девочек почти никто не поехал. В Миннеаполисе была жуткая авария, и мама вообще запретила мне садиться в машину к кому-нибудь младше восемнадцати.

— Как ты считаешь, Имоджен, электромобили тоже под запретом?

— Я как-то не подумала… Не знаю. Сейчас пойду спрошу.

— Ты скажи, что из этой колымаги можно выжать самое большее двенадцать миль в час, — бросил он ей вслед.

Через минуту она уже радостно бежала по аллее.

— Можем ехать, Бэзил! — кричала она. — Мама не слышала, чтобы у электромобилей случались поломки. Чем займемся?

— Чем хочешь, — беспечно проговорил он. — Я приврал, что эта колымага больше двенадцати не выжимает: пятнадцать спокойно дает. Давай-ка махнем к «Смиту» и закажем кларет-лимонад.

— Что я слышу, Бэзил Ли!

Пойманная тень

I

Бэзил Дюк Ли затворил за собой входную дверь и включил свет в столовой. К нему сонно приплыл сверху мамин голос:

— Бэзил, это ты?

— Нет, мама, это грабитель.

— Двенадцать ночи — поздновато, я считаю, для пятнадцатилетнего мальчика.

— Мы в «Смит» ходили, содовой попить.

Когда на Бэзила навешивали очередное поручение, всякий раз оказывалось, что «ему скоро шестнадцать», а когда речь заходила об отмене запретов, он тут же становился «мальчиком пятнадцати лет».

Сверху послышались шаги; миссис Ли, уже в кимоно, спустилась на первую лестничную площадку.

— Вам с Рипли понравился спектакль?

— Да, еще как!

— Про что там?

— Да так, про одного человека. Обычный спектакль.

— У него название есть?

— «Вы — масон?»[16]

— Ага. — Она помедлила, пристально изучая его настороженную, нетерпеливую физиономию и не давая ему смыться. — Ты спать собираешься?

— Сначала перекусить надо.

— Что-то еще?

Бэзил ответил не сразу. Остановившись в гостиной перед застекленным книжным шкафом, он уставился на полки таким же остекленевшим взглядом.

— Мы хотим пьесу поставить, — вдруг выпалил он. — Я сам напишу.

— Что ж… это хорошо. Пожалуйста, ложись спать. Вчера ты опять засиделся допоздна — уже черные круги под глазами.

Вскоре из шкафа была извлечена книга «Ван Биббер и другие»[17], откуда Бэзил прочел избранные места, пока расправлялся с глубокой тарелкой клубники, сдобренной полупинтой сливок. Вернувшись в гостиную, он несколько минут посидел за роялем, чтобы пища улеглась в желудке, и за это время рассмотрел цветной конверт пластинки с песней из «Полуночных сыновей»[18]. На ней были изображены три человека во фраках и цилиндрах, бодро фланирующие по Бродвею на фоне огней Таймс-сквер.

Если бы ему сказали, что в настоящее время это его любимое произведение искусства, он бы с негодованием открестился. Но так оно и было.

Он поднялся к себе в комнату. Из ящика письменного стола он извлек общую тетрадь и открыл ее.

ФРАНЦУЗСКИЙ ЯЗЫК

Бэзил Дюк Ли,

5-й КЛАСС

ШКОЛА СЕНТ-РЕДЖИС,

г. ИСТЧЕСТЕР, штат КОНН.

А на следующем развороте, под заголовком «Неправильные глаголы»:

Настоящее время

je co