Страница 12 из 78
Он вернулся домой; пакет так и не доставили. Бэзил угрюмо слонялся из комнаты в комнату, а в половине седьмого по настоянию матери сел ужинать и молча поставил локти на стол.
— Неужели ты не проголодался, Бэзил?
— Нет, спасибо, — с отсутствующим видом сказал он, даже не разобрав, что ему положили.
— До твоего отъезда целых две недели. Какая разница…
— Да я не потому. Просто голова разболелась.
Когда ужин подходил к концу, его рассеянный взгляд упал на бисквитный торт; с видом лунатика Бэзил съел три куска.
Ровно в семь он услышал звук, призванный возвестить начало волнующего, романтического вечера.
У крыльца тормознул автомобиль Лимингов, и в следующий миг Рипли Бакнер нажал на кнопку дверного звонка. Бэзил мрачно поднялся из-за стола.
— Я сам открою, — сказал он Хильде. А потом с неявным, обезличенным упреком — матери: — Извини, я сейчас. Только скажу им, что на ярмарку пойти не смогу.
— Разумеется, сможешь, Бэзил. Не глупи. Если какой-то…
Бэзил не дослушал. Распахнув дверь, он увидел на ступеньках Рипли Бакнера. У того за спиной был припаркован лиминговский лимузин: старый, высокий, подрагивающий на фоне полной луны.
Трам-та-ра-рам! В конце улицы загрохотал фирменный пикап магазина «Бартон Ли». Трам-та-рам! На тротуар спрыгнул водитель, установил железный противоугон, заспешил вдоль по улице, свернул не туда, возвратился и наконец приблизился к ним с длинной прямоугольной коробкой в руках.
— Подожди минуту! — неистово вскричал Бэзил. — Это разницы не сделает. — Я сейчас. Будь другом, подожди минуту. — Он выскочил на крыльцо. — Эл, мне только что… мне только переодеться. Подождете, а?
В темноте мелькнула искра от сигареты — Эл повернулся к шоферу; автомобиль, уняв дрожь, вздохнул и затих, а небеса вдруг осветились звездами.
И снова ярмарка — совсем иная, нежели днем; так девушка при свете дня отличается от своего сияющего вечернего воплощения. Алебастр и картонки растворились, остались лишь образы дворцов и павильонов. Очерченные гирляндами огней, эти образы сулили кое-что притягательное и таинственное; их свойства передавались и посетителям, которые в одиночку и компаниями прохаживались по маленьким запутанным бродвеям, рассекая полумрак своими бледными лицами.
Ребята поспешили к месту встречи; девушки поджидали в затемненном «Храме пшеницы». Их силуэты соединились в стайку, и у Бэзила возникло какое-то дурное предчувствие. Когда их знакомили, он с нарастающей тревогой переводил взгляд с одного лица на другое и понял ужасающую истину: младшая сестра на поверку оказалась сущей кикиморой — квадратная, растрепанная, с землистым лицом, наштукатуренным дешевой розовой пудрой, и с бесформенными губами, тщетно пытавшимися кокетничать.
Как из тумана, до него донесся голос девушки Рипли:
— Не знаю, я, наверно, с вами не пойду. У меня как бы свиданка назначена — я тут с одним парнем познакомилась.
Она егозила, вглядываясь в полутемную аллею, а Рипли, в расстройстве и смятении, пытался взять ее под руку.
— Погоди, — урезонивал он. — Я ведь первый тебе свидание назначил, разве нет?
— А вдруг бы ты не пришел, кто тебя знает, — капризно повторяла она.
Элвуд и обе сестры тоже принялись ее уговаривать.
— Может, я бы на колесо обозрения сходила, — нехотя уступила она, — а на «Старую мельницу» не успеть. Мой парень разозлится.
Самоуверенность Рипли не выдержала такого удара; у него отвисла челюсть, а пальцы отчаянно вцепились в девичий локоть. Бэзил, из последних сил соблюдая приличия, переводил укоризненный взгляд со своей девушки на остальную компанию. Только Элвуд был на коне.
— Айда на колесо обозрения, — скомандовал он. — Не стоять же здесь до утра.
У билетного киоска своенравная Олив помешкала, хмурясь и озираясь по сторонам, как будто еще сохраняла надежду на появление соперника Рипли. Но когда подвесные кабины остановились, она позволила себя уговорить, и три парочки, каждая со своими проблемами, неспешно поплыли вверх.
Путь кабины повторял воображаемую линию небесного купола, и Бэзил подумал, как хорошо было бы оказаться здесь в другой компании, а то и в одиночестве: снизу ярмарка подмигивала огоньками разнообразия, а темнота, что вечно подкарауливает у границы света и ставит заслон последним затухающим лучам дня, приобретала бархатистую мягкость. Но Бэзил не мог обижать тех, кто не был ему ровней. Минуту спустя он повернулся к сидевшей рядом девушке и для приличия осведомился:
— Вы откуда — из Сент-Пола или из Миннеаполиса?
— Из Сент-Пола. Учусь в школе номер семь. — Она вдруг придвинулась совсем близко. — А ты, как я погляжу, бойкий, — поощрила она Бэзила.
Положив руку ей на плечо, он почувствовал тепло ее кожи. Их кабина опять оказалась на самом верху, выше было только небо, и опять они заскользили вниз под протяжные стоны далекой каллиопы[7]. Старательно отводя глаза, Бэзил привлек девушку к себе и, дождавшись очередного подъема в темноту, нагнулся, чтобы поцеловать ее в щечку. Это прикосновение взволновало его, но краем глаза он случайно увидел ее лицо… и порадовался, когда внизу ударил гонг и колесо, замедлив ход, остановилось Не успели три парочки собраться у выхода, как Олив завопила от восторга:
— Вот же он! Билл Джонс, мы только сегодня познакомились — у меня с ним свиданка.
Походкой циркового пони к ним направлялся парнишка примерно одних с ними лет, который с ловкостью тамбурмажора вертел в руках бамбуковую тросточку. Предусмотрительно выбранное имя не могло обмануть трех приятелей: это был не кто иной, как их сверстник и однокашник симпатяга Хьюберт Блэр.
Он остановился прямо перед ними. Дружески хмыкнул вместо приветствия. Снял шляпу, покрутил ее на пальце, уронил, поймал и лихо надел набекрень.
— Что ж ты, красава, — обратился он к Олив. — Я тебя пятнадцать минут ждал.
Хьюберт Блэр сделал вид, что собирается ее отдубасить: она захихикала от восторга. Он мастерски выбирал такой тон, который безотказно действует на девушек четырнадцати лет, а также на непритязательных дамочек постарше. Его фантастически тренированное, изящное тело всегда находилось в движении. У него был симпатичной формы нос, обезоруживающий смех и трезвый дар лести. Когда он вытащил из кармана ириску, положил на лоб, подбросил вверх и ловко поймал губами, даже сторонний наблюдатель мог бы с уверенностью сказать, что у Рипли не осталось никаких шансов.
Вся компания была настолько увлечена этим представлением, что никто не заметил, как глаза Бэзила вспыхнули надеждой, а ноги молниеносно сделали четыре шажка назад — с проворством, какому позавидовал бы благородный грабитель: он шмыгнул в щель между полотнищами какого-то шатра и попал в безлюдный павильон «Тракторы и комбайны». Здесь можно было перевести дух; ему пришло в голову, что Рипли пока ни сном ни духом не ведает, какой подарок ждет его этим вечером, и при этой мысли Бэзил в потемках согнулся пополам от неудержимого хохота.
Через десять минут в другом конце ярмарки некий молодой человек энергично и осмотрительно шагал в ту сторону, где готовилось пиротехническое шоу; при ходьбе он размахивал только что купленной бамбуковой тросточкой. Встречные девушки поглядывали на него с интересом, но он знал себе цену; на одно краткое мгновение он устал от людей… в суматохе жизни это мгновение осталось почти незамеченным: он упивался длинными брюками.
Купив билет на трибуну, он вместе с толпой обошел ипподром в поисках нужного сектора. Люди в форме армии северян катили пушку для театрализованного представления «Битва при Геттисберге», и, когда он остановился поглазеть, откуда-то сзади донесся голос Глэдис ван Шеллингер.
— Бэзил, если хочешь, присоединяйся к нам.
Бэзил обернулся — и был принят. Он обменялся любезностями с мистером и миссис ван Шеллингер, которые доброжелательно представили его своим знакомым («Это сынок Алисы Райли») и распорядились, чтобы для него поставили стул в первом ряду их ложи, рядом с Глэдис.
7
Каллиопа — музыкальный инструмент, названный в честь музы эпической поэзии. Представляет собой паровой орган, использующий локомотивные или пароходные гудки. Позволяет менять только высоту и длительность, но не громкость пронзительного звука. Зачастую изготавливалась с механизмом для автоматического звукоизвлечения и не требовала участия исполнителя.