Страница 11 из 78
Однако наутро это уже был вопрос жизни и смерти. Не имея длинных брюк, он был отрезан от компании сверстников и подвергался насмешкам того, кто прежде смотрел ему в рот. Если накануне вечером какие-то курицы предпочли ему Рипли, это не беда, но Бэзила отличал неукротимый состязательный дух; он не мог стерпеть, что вынужден драться одной рукой, в то время как другая скована у него за спиной. А ведь похожая ситуация могла возникнуть и в школе; вот это уже было бы невыносимо. Во время завтрака он в сильном душевном смятении воззвал к матери.
— Как же так, Бэзил? — удивленно запротестовала она. — По-моему, мы это обсуждали и ты не проявил особого интереса.
— Мне они позарез нужны, — заявил Бэзил. — Умру, а учиться не поеду, если сейчас у меня не будет длинных брюк.
— Ну не глупи.
— Я серьезно, лучше умереть. Если мне даже нельзя носить длинные брюки, то учеба не имеет смысла.
Эмоции перехлестывали через край, и мать не на шутку встревожило видение его близкой кончины.
— Бэзил, не говори ерунды, садись за стол и доедай завтрак. Можешь хоть сегодня поехать в «Бартон Ли» и выбрать то, что тебе подойдет.
Отмякший, но все еще разрываемый нетерпением, Бэзил мерил шагами комнату.
— У кого нет длинных брюк, тот очень уязвим, — страстно произнес он. Эта фраза ему так понравилась, что он решил нажать. — У кого нет длинных брюк, тот чудовищно, страшно уязвим. Лучше умереть, чем…
— Бэзил, немедленно закрой рот. Кто-то тебя задразнил.
— Никто меня не задразнил! — с негодованием возразил он. — Никто.
После завтрака горничная позвала его к телефону.
— Это Рипли, — произнес настороженный голос.
Бэзил прохладно воспринял сей факт.
— Ты никак обиделся? — спросил Рипли.
— Я? Вот еще. Кто сказал, что я обиделся?
— Никто. Слышь, ты не забыл, что мы сегодня на фейерверк идем?
— Не забыл. — Бэзил по-прежнему отвечал ледяным тоном.
— Так вот, у одной из этих крошек — у той, что была с Элвудом, — есть сестренка, такая же симпатичная, даже лучше, можно ее позвать для тебя. Фейерверк начнется в девять; встречаемся около восьми.
— А чего там делать?
— Да хоть на «Старую мельницу» опять сходим. Мы вчера еще три раза прокатились.
Последовала короткая пауза. Бэзил удостоверился, что дверь в мамину комнату закрыта.
— Ты со своей целовался? — настойчиво зашептал он в трубку.
— А то! — На другом конце провода послышался дурацкий смешок. — Слышь, Эл собирается у предков машину взять. Мы тогда тебя подхватим в районе семи.
— Ладно, — грубовато согласился Бэзил и добавил: — Мне сегодня еще надо брюки купить.
— Честно? — Бэзил опять уловил почти беззвучный смешок. — Короче, в семь часов жди.
В десять утра, встретившись со своим дядей в магазине готовой одежды «Бартон Ли», Бэзил немного устыдился, что затрудняет и разоряет родных. По дядиному совету он в конце концов выбрал два костюма: повседневный, из плотного сукна шоколадного цвета, и выходной, темносиний. И тот и другой требовали небольшой подгонки по фигуре, но дядя договорился, чтобы один костюм непременно доставили в тот же день.
В порядке раскаяния, хоть и недолгого, в таком неслыханном транжирстве Бэзил решил сэкономить на транспорте и отправился домой пешком. На Крэст-авеню он примерился и перепрыгнул через высокий пожарный гидрант неподалеку от особняка ван Шеллингеров; при этом возник вопрос: можно ли прыгать через пожарный кран в длинных штанах и будет ли у него вообще такая возможность? Что-то заставило его напоследок совершить этот обряд еще два или три раза; тут его и застукали ван Шеллингеры, чей лимузин свернул на подъездную аллею и затормозил у входа.
— Ой, Бэзил, — услышал он.
С гранитных ступеней особняка, второго по величине у них в городе, на него смотрело нежное юное личико, наполовину скрытое облаком почти белых кудряшек.
— Здравствуй, Глэдис.
— Можно тебя на минутку, Бэзил?
Не мог же он отказать. Глэдис ван Шеллингер была на год младше — спокойная, воспитанная девочка, которую по слухам, готовили к замужеству с каким-нибудь респектабельным молодым человеком из Новой Англии. У нее была гувернантка; Глэдис водилась лишь с немногими избранными девочками, с которыми встречалась либо у себя дома, либо у них; ей была неведома вольница, привычная для городских детей Среднего Запада. Она не появлялась в таких местах, где ближе к вечеру собирались ее ровесники, — к примеру, во дворе за домом Уортонов.
— Бэзил, хотела спросить: ты сегодня вечером идешь на ярмарку?
— Ну, в принципе, да.
— А ты не хочешь присоединиться к нам и посмотреть фейерверк из нашей ложи?
На мгновение он задумался. Вроде надо было соглашаться, но какая-то неведомая сила нашептывала обратное: сам посуди, стоит ли отказывать себе в близком удовольствии ради совершенно бесперспективной затеи?
— Я не смогу. К великому сожалению.
По лицу Глэдис пробежала тень разочарования.
— Не сможешь? Тогда заходи как-нибудь в гости, Бэзил, только не откладывай. Скоро я уеду в Новую Англию.
Он в унынии побрел дальше. Глэдис ван Шеллингер никогда с ним не дружила, и ни с кем другим тоже, но, услышав, что она едет учиться в Новую Англию, причем одновременно с ним, Бэзил к ней потеплел, как будто их двоих ожидало заманчивое приключение, уготованное самой судьбой вопреки тому обстоятельству, что Глэдис происходила из богатой семьи, а он — из семьи среднего достатка. Жаль, что не получалось сегодня составить ей компанию.
С трех часов дня Бэзил, который сидел у себя в комнате и читал «Багровый свитер»[6], начал прислушиваться к звонкам. Он выскакивал на лестничную площадку, перегибался через перила и кричал:
— Хильда, это не ко мне?
А в четыре, возмущенный равнодушием горничной, полным отсутствием понимания важности момента и медлительностью, с какой она подходила к дверям, он сбежал вниз и взял дело под свой контроль. Но все напрасно. Тогда он позвонил в «Бартон Ли»; какой-то продавец торопливо заверил:
— Вы получите свой костюм. Гарантирую, костюм вы получите.
В его правдивость Бэзил не поверил; выйдя на крыльцо, он стал высматривать фирменный пикап от «Бартон Ли».
К пяти часам пришла мама.
— Видимо, потребовались дополнительные переделки, — решила она приободрить сына. — Ничего, завтра утром доставят.
— Завтра утром! — Бэзил не поверил своим ушам. — Мне нужно сегодня, сейчас!
Бэзил окинул взглядом Холли-авеню. Схватив кепку, он бросился за угол, на трамвайную остановку. Через мгновение его осенило, и он столь же стремительно помчался назад.
— Если доставят, примешь пакет без меня, — проинструктировал он маму, ибо взрослый человек ничего не должен пускать на самотек.
— Так и быть, — сухо пообещала она. — Приму.
Времени пролетело больше, чем он думал. Потом еще пришлось ждать троллейбуса, и, добравшись до магазина «Бартон Ли», Бэзил с ужасом увидел запертые двери и опущенные жалюзи. У выхода он перехватил одного из припозднившихся работников и стал с горячностью объяснять, что костюм необходим ему именно сегодня. Служащий оказался не в курсе дела… На какую фамилию — мистер Швартце? Нет, Бэзил — не мистер Швартце. После сбивчивой дискуссии, в ходе которой он пытался доказать, что бессовестного продавца следует уволить, Бэзил, совершенно убитый, поплелся восвояси.
Если костюма нет, на ярмарку идти не стоит — нечего там делать. Придется сидеть дома, пока другие, везунчики, будут искать приключений на местном бродвее. Рядом с ними сквозь волшебный мрак «Старой мельницы» будут скользить таинственные девушки, юные и сговорчивые, а его там не будет — и все из-за тупости, эгоизма и лживости какого-то продавца из магазина готовой одежды. А через пару дней ярмарка закроется… навсегда… и эти девушки, самые неуловимые, самые желанные на всем свете, вместе с этой сестренкой — по слухам, самой симпатичной девочкой из всех троих… будут для него потеряны навек. Они умчатся на «блатц-уайлдкэтах» в лунную ночь, а Бэзил даже не успеет их поцеловать. Да, он до конца своих дней (только надо успеть добиться увольнения того продавца, чтобы помнил, как своим поступком загубил ему, Бэзилу, жизнь) будет с неизбывной горечью оглядываться на этот безвозвратный день. Подобно многим из нас, Бэзил отказывался понимать, что в будущем у него появится масса желаний, равноценных нынешним.
6
«Багровый свитер» (1906) — роман американского писателя Р. Г. Барбура (1870–1944). Свитер темно-красного цвета — элемент классического гарвардского стиля в одежде.