Бригада

Несколько ужасных мгновений Григорий боролся с желанием бежать дальше, но вернулся к машине, из которой клубами валил дым. Он схватил Василия за руку и поднял со снега.

— Что с остальными?

— Погибли. Все погибли.

Григорий в бешенстве оглянулся по сторонам. Полдюжины его броневиков пылали в огне, остальные медленно поднимались по склону, преследуемые ракетчиками. На другой стороне долины бантагские броневики перестали отступать и снова двинулись вперед.

С трудом пробираясь по снегу, Григорий увидел одного из бантагов, уничтоживших его машину. Он сидел на снегу в луже крови, уставившись на Григория, а затем вдруг опустил голову, будто в ожидании смерти.

Приближалось все больше и больше бантагских пехотинцев. Оглянувшись, Григорий разглядел широкую стену вражеских всадников на гребне холмов. Эти сволочи не собирались обходить их с флангов, они шли напрямик.

«Вам повезло, гады, — подумал Тимокин с горечью, — вам сегодня крупно повезло». Не обращая внимания на бантагского воина, он стал взбираться на холм, таща на себе Василия. «Святая Катрина» на мгновение замедлила ход и выпустила по врагу длинную очередь. Затем машина остановилась, и открылся боковой люк.

— Не останавливайтесь! — крикнул Григорий, но водитель уже вылез наружу и спешил на помощь к своему командиру. Вместе они понесли Василия к машине, в то время как стрелок держал ракетные группы под прицелом. Прозвучала пулеметная очередь, перемежающаяся громкими криками.

«Какой маленький радиус действия у этих ракет, — подумал Григорий, — та, что попала в „Святого Мэлади“, была запущена с очень близкого расстояния. Как же они работают? Наверное, часть ракеты, имеющая форму гриба, взрывается целиком, а стальной обод вокруг нее служит для концентрации заряда. Черт бы их побрал».

Облокотившись о ящик с патронами, Григорий молча смотрел, как водитель разворачивает броневик и направляет его вверх по склону. Неожиданно в машине раздался оглушительный скрежет. Перепуганный Григорий увидел на внутренней стенке броневика вмятину, от которой в разные стороны полетела краска и осколки металла. Он пригнулся и закрыл голову руками.

— Мерзавцы наступают! — раздался крик стрелка. — Боже мой, да их тысячи!

Пушки стреляли залпом. Пэт ходил от одного орудия к другому, проверяя, достаточно ли низко они целятся, и подбадривал артиллеристов. Эндрю смотрел назад, на поезда, увозившие последние отряды бойцов, тревожно оглядывавшихся в сторону холма. На станции остался последний состав, который должны были загрузить броневиками и артиллерийскими орудиями. Но, судя по тому, что происходило внизу, их транспортировка была маловероятна.

Справа Эндрю увидел первый из отступавших броневиков, с дырой в боковой части корпуса. Шесть резервных машин, прикрывавших отступление, поднимались на холм, сдерживая пулеметными очередями наступление торжествующих бантагов. Каким-то чудом ни котел, ни боеприпасы на поврежденной машине не взорвались, и кто-то ею все еще управлял.

— Ракеты не должны были так повредить броню, — сказал Пэт.

Эндрю кивнул.

— Видимо, Гаарк снова знает что-то такое, чего не знаем мы. Черт бы его побрал.

— Нам надо поскорее отсюда убираться.

— Переносные ракетницы. Как мы об этом не подумали, — бормотал Эндрю. — После смерти Чака Фергюсона мы, похоже, уступили бантагам первенство в этих вещах.

— Заклепывайте пушки! — крикнул Пэт. — Уходим!

Эндрю последовал за Пэтом к заднему порталу виллы, где их ждали встревоженные штабные офицеры. Мимо пролетали снаряды и, приземляясь, поднимали фонтаны снега. Посмотрев на запад, Эндрю увидел, что одно крыло бантагского наступления уже преодолело вершину холма. Пулеметы, находящиеся в последнем вагоне бронированного поезда, стреляли длинными очередями, сдерживая атаку.

Лошадь Эндрю вздрогнула от грохота разорвавшегося неподалеку снаряда. Но он ехал дальше, ничего не замечая. Затем он услышал свист еще одного снаряда, который пролетел очень близко, так близко, что он не успел ничего понять и даже испугаться… Следующее, что он увидел, было синее безоблачное небо.

Совершенно неожиданно наступила полная тишина. Эндрю видел, как свалился с седла знаменосец, за ним рухнул и его боевой конь, затем до него донеслось отдаленное ржание умирающего животного. Эндрю попытался сесть. Он знал, что ранен. Но больше всего его занимал вопрос куда. Пэт, стоявший рядом с ним, что-то кричал и махал рукой.

«Надо дышать», — подумал Эндрю, как будто его тело было управляемой машиной, которой можно было приказать дышать. Он втянул воздух, и его пронзила острая боль, огнем горевшая у него в груди. Он закашлялся, и боль усилилась. Это было гораздо серьезнее, чем рука, он даже не представлял себе, что боль может быть такой сильной. Свернувшись калачиком и перевернувшись на бок, он снова закашлял. Было такое ощущение, что воздух не попадал в легкие и он задохнется. Он почувствовал, как его обхватила чья-то крепкая рука, и услышал испуганный крик:

— Не умирай, Эндрю! Только не умирай!

Это был Пэт.

Начался новый приступ кашля, Эндрю почувствовал во рту что-то соленое. Он сплюнул, и снег сразу же стал красным.

Пэт продолжал кричать что-то насчет Эмила, затем один из адъютантов пришпорил коня и галопом поскакал вниз по склону.

Эндрю почувствовал, как его поднимают. Это были напуганные до смерти ординарцы.

«Дышать, я должен дышать, — думал Эндрю, — я утону в собственной крови». Он резко вдохнул и выругался от боли.

Сидящий на лошади Пэт наклонился, чтобы подхватить его.

— Нет, — застонал Эндрю, — я не могу, не могу.

— Черт возьми, Эндрю, надо.

Ординарцы бережно, словно маленького ребенка, подняли Эндрю и передали Пэту, который крепко обхватил его.

Просвистел еще один снаряд. От ужаса Эндрю спрятал лицо на груди у Пэта. Снаряд разорвался так близко, что их забросало снегом.

Пэт поскакал вперед. Рядом ехал ординарец, державший лошадь Пэта за поводья. Каждый шаг отдавался в груди Эндрю резкой, обжигающей болью, как будто в него вонзали нож. При каждой попытке вдохнуть у него начинался приступ кашля и его чуть ли не рвало кровью, накопившейся в легких.

Он снова открыл глаза. Все плыло, как в тумане, и он почувствовал себя еще более беспомощным.

— Очки, я потерял очки.

— Все хорошо, Эндрю, ты справишься, все будет хорошо.

Пэт повторял эти слова снова и снова, словно успокаивал ребенка. Лошадь резко остановилась, затем Эндрю обдало горячим паром поезда, и только сейчас он понял, как ему холодно, его начал бить озноб. К нему потянулось множество рук, появились носилки.

Эндрю посмотрел вверх. Перед ним мелькали испуганные лица, кто-то выругался. И когда он наконец увидел Эмила Вайса, который стоял над ним, как ангел-хранитель, то готов был расплакаться.

Это напомнило ему Геттисберг. Тот же отеческий взгляд, какой он видел, когда его несли в полевой госпиталь за Семинарским холмом.

Эмил исчез из виду, и Эндрю позвал его. Затем он почувствовал руку на своей руке.

— Я здесь, сынок, здесь.

Его занесли в вагон. Там было темно и жутко, сквозь бронированные стены доносился гром пулеметных очередей. Носилки поставили на пол, и Эмил присел рядом на корточки. Вошел Пэт и встал за спиной у Эмила, наблюдая, как доктор расстегивает шинель Эндрю.

— Мне нужно снять мундир, Эндрю, это будет больно.

Эндрю кивнул, Эмил обхватил его и приподнял. Начался новый приступ кашля, рот наполнился кровавой пеной.

Эмил снял с него шинель, затем мундир и рубашку, которые санитар разрезал большими ножницами, и положил Эндрю обратно на носилки. Эндрю почувствовал, что поезд тронулся, и испуганно посмотрел на Пэта:

— Все спаслись?

Пэт кивнул.

— А броневики?

— Экипажи спаслись.

Эндрю закрыл глаза. Они потеряли все свои бронемашины. Накатил новый приступ боли, и как он ни старался, не мог думать ни о чем другом.

— Эндрю, не закрывай глаза, не спи! — настойчиво произнес Эмил почти с отчаянием.