Страница 92 из 108
— Куда? — равнодушно спросил водитель.
— Куда угодно. Просто поезжайте, — прошептала я.
Он тронулся. Мы трижды объехали Гайд-парк, и тут я поняла, куда хочу.
Десятью минутами позже я звонила дрожащей рукой в парадную дверь дома Кевина в Челси.
— Выпей немного ирландского виски, дорогая, — сказал Кевин. — Тебе оно понравится после нескольких хороших глотков. Не надо, не говори, что уже очень поздно, что тебе неудобно тревожить меня в столь поздний час и что, черт побери, подумает Чарлз. Чарлз спит и вряд ли проснется, мне наплевать на позднее время, и я в восторге от того, что меня беспокоит красивая женщина в расстроенных чувствах. В моем возрасте осталось так мало возбуждающего... Скотт вышвырнул тебя?
— Я убежала, — сказала я и разрыдалась; рыданья сотрясали мое тело, по щекам ручьями текли слезы, ирландское виски полилось из стакана.
— Так-то лучше. Так гораздо естественнее.
Я почувствовала, как он дотронулся до меня, когда брал стакан из моей руки. Затем он сказал: «Ты озябла. Я принесу тебе свитер и носки».
Я продолжала плакать, но к его возвращению смогла справиться с рыданиями и уже вытирала слезы.
— Вот, — сказал Кевин, — надень и завернись в одеяло. Я приготовлю тебе выпить чего-нибудь горячего.
Он снова исчез, а я неуклюже натянула пару серых носков на свои босые ноги. Это потребовало некоторого времени, так как пальцы меня не слушались. Затем я натянула толстый голубой свитер и закуталась в шерстяное одеяло. Кевин появился с кружкой горячего сладкого чая.
Некоторое время мы молча сидели на диване. Постепенно я стала согреваться. Прихлебывая чай, я разглядывала уютную комнату в типично английском стиле: тут и там как бы случайно была расставлена антикварная мебель, словно выросшая прямо из пола десятки лет назад; на полках около камина громоздилась беспорядочная груда книг; на письменном столе были разбросаны бумаги, и на другом столе стояла ваза с огненными розами из уотерфордского хрусталя.
«Взгляды скрестились, ибо на розы, казалось, глядели...» — подумала я и вдруг осознала, что проговорила вслух эти слова Элиота.
— Ужасные, правда? — спросил Кевин. — Чарлз продолжает покупать их, но у меня такое впечатление, что их пластиковая пышность создает в комнате атмосферу какой-то нереальности... Ну, как, ты чувствуешь облегчение или все еще мечешься в тисках ночного кошмара?
— Мне лучше. Но...
— Но кошмар еще не кончился? Расскажи мне обо всем. Это облегчит твою душу и поможет прийти в себя. Кроме того, поскольку я никогда не любил Скотта, я не буду ни разочарован, ни шокирован.
— Это повергнет тебя в шок.
— Ну и прекрасно. Мне так не хватает шоков. Это делает жизнь такой скучной. Шокируй меня, сделай одолжение.
Несколько минут я бессвязно рассказывала о происшедшем, а когда остановилась и взглянула на Кевина, то увидела, что он действительно в шоке.
— Кевин...
— Да. Извини. Я пытался собраться с мыслями. Ты понимаешь, конечно, что он алкоголик?
— Но, Кевин, это так странно. Он не алкоголик! Он полностью контролирует себя!
— Моя дорогая, если это так, то почему ты здесь?
— Но это был просто единичный случай!
— Ты всерьез полагаешь, что ничего подобного не случалось прежде?
Я вспомнила рассказ Скотта о внезапно оборвавшихся любовных отношениях с библиотекаршей. Вспомнила его слова: «У меня были серьезные неприятности на флоте». Вспомнила, как он признался, что решил прекратить случайные любовные связи, так как обнаружил, что без выпивки он ни на что не способен.
Я не могла говорить.
— Будь уверена, это не в первый и, конечно, не в последний раз, если только он не бросит пить совсем. Боже мой, я сам горький пьяница, но, по крайней мере, своим пьянством не делаю невыносимой свою жизнь и жизни людей, меня окружающих. Ты собираешься к нему вернуться?
— Я должна! — сказала я и опять заплакала. — Я хочу помочь ему, спасти его, все зависит от меня!
— Нет, Вики. Все зависит от него. Боже мой, я терпеть не могу об этом говорить, но я хочу еще выпить. Какое безобразие! Ты меня пугаешь; у тебя все симптомы комплекса избавителя. Не вешай на себя эту задачу, Вики. Это тупик.
— Но я люблю его!
— Да, это очевидно, но непонятно почему. Едва ли потому, что ты решила стать его спасительницей. Ты не похожа на мазохистку, которая любит человека не вопреки его недостаткам, но благодаря им. — Кевин вздохнул, плеснул содовой в свое ирландское виски и присел ко мне на диван. — Ты мне чем-то напоминаешь твоего отца. Ты встречаешь большую любовь в своей жизни, а он или она (давай под «он» подразумевать Скотта) оказывается эмоционально неразвитым и неспособным нормально выражать свои чувства. Однако это тебя не тревожит, потому что ты стоишь на чисто американской точке зрения: все разрушенное может быть восстановлено. Ты берешься за такую работу — это, конечно, требует напряжения, и затем открываешь, что твои попытки далеко не так эффективны, как ты надеялась. Результат: разочарование, крушение иллюзий, большая любовь в руинах. Я расстраиваю тебя? Ладно, посмотрим на это с другой стороны: по отношению к Скотту ты испытываешь не любовь, а чувство вины. Ты считаешь себя обязанной исправить ошибки своего отца.
— Но...
— Нет? Тогда еще упростим теорию и назовем все твои действия бунтом против отца.
— Кевин...
— Да, слова правды между близкими людьми самые горькие, верно?
— Я не могу быть в стороне. Скотт — единственный мужчина, с которым я хотела установить настоящие отношения.
— Какое дьявольское совпадение. И какой дьявольской стала сама фраза «установить отношения»! Теперь под эту фразу подводят все: от рукопожатия до оргазма, но ведь мы сейчас говорим не о рукопожатии, верно? Жаль. А надо бы.
— Мы и об оргазме сейчас не говорим. Слушай, Кевин, не имеет значения, почему я люблю Скотта...
— Ладно, я сдаюсь. Ты хочешь к нему вернуться?
— Да.
— Когда он протрезвеет?
— Да.
— И только если он поклянется, что бросит пить?
— Да.
— Пусть будет так. Я не имею права соваться не в свое дело. Теперь позволь мне приготовить для тебя гостевую комнату, ты, должно быть, совершенно выдохлась.
Забравшись под стопку одеял, я долго лежала без сна и дрожала, но, наконец, дрожь унялась, и на рассвете я уснула.
— Извини, — сказал Кевин, — но я не позволю тебе одной идти в тот дом. Не сомневаюсь, что сейчас ему больше хочется блевать, чем вести себя как псих, но я не хочу риска. Я иду с тобой.