Грехи отцов Том 1

Я видела его все реже. Он все чаще задерживался допоздна в офисе, как будто, несмотря на признание, его грехи оставались неискупленными, и я предположила, что иногда по вечерам он заезжал к Кевину в Гринвич-Виллидж. Я постоянно твердила себе, какое счастье, что он нашел кого-то, но это лишь подчеркивало глубину моего несчастья, как только я узнала, что он был с другой женщиной.

Я с трудом силилась рассматривать свое положение рационально. Я могла положиться на Корнелиуса в том, что он не будет пытаться заниматься со мной любовью, но это приводило лишь к разочарованию и к чувству вины. Тем более, после того как я так грубо отвергла его в апреле, я не считала, что имею право нарушать наше соглашение. Я решила, что мне следует приспособиться к ситуации, но к ней, по-видимому, невозможно было приспособиться, так как, вопреки всему, что говорил Корнелиус, я не могла представить себе, что найду утешение с другим мужчиной.

На самом деле я рассматривала эту идею теоретически. Раньше, в самые худшие времена, мне иногда приходила мысль найти кого-нибудь, но я сразу отгоняла ее. И не только потому, что Корнелиус был всей моей жизнью и я не могла представить, что либо оставлю его навсегда, либо откажусь от него временно для тайного прелюбодеяния. Да и не только потому, что другой мужчина, чувствуя, что я обожаю своего мужа, не попытается сделать мне предложение. Да и не только потому, что моя гордость подсказывала мне, что для женщины унизительно предлагать себя мужчине, которого она не любит, чтобы удовлетворить физические потребности. Это было потому, что мое сексуальное желание, хотя и сильное, было неумолимо устремлено на Корнелиуса. Никакой другой мужчина не пробуждал во мне желания, и на самом деле я даже не могу рассматривать других мужчин с сексуальной точки зрения, так как влечение к Корнелиусу слишком сильно.

Постепенно это превратилось в навязчивую идею, которая мешала мне сосредоточиться на ежедневных домашних обязанностях, и вот сейчас, лежа в постели в это июньское утро после свадьбы Вики, я поняла, как мне трудно собрать волю, чтобы встретить наступающий день.

Однако я встала, наконец, поскольку приступ астмы позволял мне войти в комнату Корнелиуса и спросить, как он себя чувствует. Однако около двери я заколебалась. Возможно, он смутится, увидев меня. Со стыдом я вспомнила, как проявила слабость, подстрекая его к физической близости со мной прошлым вечером, в то время как должна была избавить его от унижения, связанного с неминуемым провалом, и, признав свой позор, я поняла, что должна попытаться исправить положение. Я подождала, чтобы успокоиться, и затем собралась с силами и открыла дверь между нашими смежными спальнями. Возможно, неловкость исчезла бы, если бы я сделала вид, что злополучной сцены вообще не было.

Я заглянула в комнату. Корнелиус еще спал, но я заметила, не осмеливаясь подойти слишком близко, что он пошевелился, потянулся и открыл глаза.

— Я пришла узнать, как ты себя чувствуешь, — сказала я голосом няни из столичной больницы. — Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы идти в офис?

Он сел так резко, словно я щелкнула хлыстом. Затем я увидела, что напрасно беспокоилась о его состоянии. Его мысли занимала дочь.

— Боже мой, Вики и Сэм! О, Господи... — Он откинулся со стоном на подушки и закрыл руками лицо, как будто мог спрятаться от воспоминаний. Затем он снова сел в постели и рассеянно запустил руку в свои волосы.

— Алисия, должен ли я позвонить ей? Я не знаю, где они остановились в Аннаполисе, но я могу выяснить. Если я позвоню сейчас, я смогу их застать до того, как они уедут в свадебное путешествие!

— Корнелиус... — По крайней мере по этому вопросу я могла быть благоразумна. — Лучше оставить их одних.

— Но вдруг Вики несчастна? Вдруг она нуждается во мне?

— Дорогой, я не думаю, что она может забыть твой номер телефона. Если ей будет нужно, она позвонит. Я уверена, что было бы ошибкой беспокоить ее, когда она, вероятно, на седьмом небе от супружеского блаженства. Теперь о твоем приступе астмы...

— Забудь об астме. Я собираюсь дать объявление в газеты. — Он снова стал самим собой, стремительно бросился в дела, забыв обо всем. Позвонив слуге, он схватил трубку белого телефона. — Тейлор, дай Хаммонда. Я хочу продиктовать объявление в газету о замужестве моей дочери. Да, замужестве, правильно. — Бросив со стуком телефонную трубку, он повернулся к черному телефону, но раздумал набирать номер. — Господи, у меня не хватает духа поговорить с Эмили. Алисия, не можешь ли ты...

— Да, — кивнула я. — Я скажу ей.

— И позвони Сильвии в Сан-Франциско. О, Боже, бедная маленькая Вики...

К счастью, в это время вошел слуга, и, вернувшись в свою комнату, я позвонила, чтобы принесли кофе, перед тем как сесть за телефон.

Я хотела сообщить новость сначала Сильвии, вдове Пола Ван Зейла, но, поскольку с Сан-Франциско разница во времени три часа, было слишком рано звонить ей. Корнелиус любил свою двоюродную бабушку, хотя они виделись редко, поскольку перед войной она поселилась в Калифорнии. Сильвия, которой по возрасту не подходило звание двоюродной бабки, вновь вышла замуж в 1939 году после продолжительного визита в Сан-Франциско к своим кузинам, и ее новый муж был судьей с богатой практикой в районе залива.

Мне подали кофе. Я не могла больше откладывать момент разговора и, стиснув зубы, собрала все свои силы, чтобы сообщить своей золовке, что она оказалась никудышной дуэньей.

Мы с Эмили не любили друг друга, но всегда оказывали друг другу преувеличенные знаки внимания, чтобы не огорчать Корнелиуса. По своей природе склонная к нравоучительству, Эмили осуждала меня за то, что я оставила первого мужа, когда носила его ребенка, и, поскольку я подозревала, что она недоразвита сексуально, меня не удивляло, что она не сумела понять всю силу страсти, которая заставила меня оставить детей, чтобы быть с любимым человеком. Эмили много говорила о христианском милосердии, но, как и многие постоянные посетители церкви, на практике она не исполняла то, что проповедывала. Однако, даже будучи атеисткой, она, вероятно, не смогла бы мне симпатизировать, так как я давно решила, что ее миссия в жизни состоит в самопожертвовании ради детей — своих или чужих, — и она ставила интересы детей выше собственного благополучия. Я подозревала, что во время ее короткого замужества, ее мужу в семье была безжалостно отведена подчиненная роль, но, к сожалению, она выбрала неподходящего человека для выслушивания ее безгрешных идей. Стив Салливен предпочел ее женщине, чьи сексуальные склонности были так же искренни и пламенны, как его собственные.

— Дорогая, — сказала я, когда Эмили сняла телефонную трубку в Веллетрии, Огайо, — это Алисия.

— Алисия, дорогая, какой приятный сюрприз! — Голос Эмили, всегда встававшей рано, чтобы сразу же приступить к своим ежедневным благочестивым делам, звучал бодро. — Как дела в Нью-Йорке?

— Ужасно. Вики сбежала с Сэмом.

Эмили потрясенно молчала. Если бы новость не была так же неприятна для меня, как и для нее, я, может быть, получила бы удовольствие от ее оцепенения.

— Этого не может быть, — произнесла, наконец, Эмили тихим голосом. — Я не верю этому. Когда это случилось?