Грехи отцов Том 1

Конечно, я знал приблизительно, как пойдет наш разговор: схема его была давно отработана. Сэм искусно подведет к тому, чтобы в очередной раз начать излагать мне убедительные доводы в пользу дальнейшего расширения деловых связей в Европе. Он мог бы попытаться воздействовать на меня методами, более грубыми, чем убеждение. Однако он достаточно хорошо знал меня и понимал, что лучше не бить меня по голове, а терпеливо уговаривать до тех пор, пока не иссякнут мои контраргументы. Ясно, что ради Вики он постарается быть со мной мягким и обходительным, дабы не углублять без нужды противоречий между нами.

Подвести лошадь к воде может и один человек, но заставить ее пить, если она не хочет, не смогут и двадцать. Уговаривая меня подойти к воде и расписывая прелести водопоя, Сэм, естественно, может потерять терпение, если я буду упрямой лошадью и наотрез откажусь от утоления жажды. Весьма вероятно, что в этом случае он будет угрожать мне выходом из дела, хотя вряд ли может искренне хотеть этого. Слабость его позиции в том, что, порвав со мной и банком Ван Зейла, он рискует нарушить душевное равновесие Вики и ухудшить перспективы своего сына в будущем. Если Сэм будет угрожать мне отставкой, и я скажу, что это блеф, то поставлю его в затруднительное положение.

Я улыбнулся, желая казаться уверенным в себе, но Сэм не смотрел на меня. Держа в руках свою отвратительную сигарету, он все еще блуждал рассеянным взглядом по сторонам.

— Давай, если ты не возражаешь, строго придерживаться деловой беседы, — сказал он. — Обсуждение личных дел слишком взвинчивает нас обоих.

Любой деловой разговор мог иметь только один результат: с унизительной легкостью Сэм продемонстрирует мне, как я глуп, неразумен и близорук, отказываясь санкционировать расширение деловых связей в Германии. Он будет жонглировать самыми последними фактами и цифрами, и через пять минут я буду выглядеть круглым дураком.

— Какого черта, Сэм! — сказал я примирительным тоном. — Дай мне хоть какую-нибудь передышку, а? Смени пластинку! Я не хочу выслушивать твои доводы в пользу открытия немецкого филиала — я знаю их настолько хорошо, что, вероятно, смогу повторить во сне! Англичане, как ты говоришь — законченные бездельники, их дело распивать чай, они живут в раю для дураков с тех пор, как Макмиллан заявил им, что никогда еще им не было так хорошо. А немцы работают, как негры, выползают, наконец, из своих сточных канав, крепнут духом и телом. Курс немецкой марки неуклонно растет, а фунт стерлингов скоро не будет стоить и паршивого никеля. Если же я сейчас открою офис в Германии, то сделаю столько денег, что смогу скупить всю Англию и превратить ее в «Ист Кони Айленд» для туристов. Ради Бога, Сэм, я могу перечислять все это до бесконечности, неужели мы не можем отбросить всю эту чепуху и обратиться к тому, что по-настоящему беспокоит нас? А то, что нас беспокоит, не имеет ничего общего с бизнесом.

— Я отказываюсь вступать с тобой в спор о Вики.

— Звучит так, будто это зависит только от тебя. Давай лучше поговорим о том, как в действительности обстоят дела. Прежде всего, я посылал тебя в Европу не для того, чтобы делать деньги для нашего банка, а потому, что у Вики в 1952 году были проблемы и ей было необходимо отдохнуть от Америки.

— Это так. Но...

— А теперь, — сказал я, усаживаясь в свое вращающееся кресло и слегка покачиваясь из стороны в сторону, — теперь Вики вполне оправилась и хочет вернуться домой. Почему бы и нет? Она провела четыре года в Европе, и это было замечательно, но теперь она хочет видеть развевающийся повсюду звездно-полосатый флаг и Уолтера Кронкайта по телевизору, мечтает о настоящих праздничных обедах в День благодарения, хочет завести счет у «Зака», слышать американский акцент у своих детей. И, позволь мне заметить, она права. Я не выношу людей, которые считают, что Америка — не то место, где можно достойно жить.

Наступило тягостное молчание. Сэм снял свои очки и протер их.

— Я не думал, что наш разговор примет такой неприятный оборот, Корнелиус, — по тому, как он произнес мое имя, я понял, что он поднял перчатку, брошенную к его ногам. — Таков печальный конец тридцатилетней дружбы!

— Что это значит? — спросил я, зная, что в этот момент он занят мыслью об отставке.

— Нейл, я очень удивлен. Понимаешь ли ты на самом деле, что делаешь? Если называть вещи своими именами, то ты стараешься разрушить наш брак. Я хочу остаться в Европе и вправе ожидать от моей жены поддержки во всем, что касается моей карьеры, ты же пытаешься насильно влезть в наши дела, играя на временной ностальгии Вики, и не сомневаешься, что все мы будем счастливы как никогда, если Вики вернется к своему папочке! Извини, но я не приемлю такого вмешательства в мою личную жизнь. Если ты не согласен вести себя, как нормальный здравомыслящий бизнесмен, и санкционировать филиал в Германии, я ухожу. Моя репутация в Европе достаточно высока, и найдутся другие, кому я, в отличие от тебя, буду нужен.

— И что же ты собираешься сказать Вики? — небрежно спросил я, все еще покачиваясь в кресле.

Он бросил на меня взгляд и сказал:

— Тебя это не касается, это мое дело.

Его нежелание смотреть правде в глаза вызвало во мне раздражение. Я перестал раскачиваться в кресле.

— Другими словами, ты хочешь сделать мою дочь несчастной!

Он вскочил.

— Послушай, приятель...

— Сядь, Сэм, ради Бога, и давай не кипятиться...

— Заткнись! Я думаю, тебе пора проснуться и увидеть суровую правду жизни. Вики — моя жена. Она любит меня и не собирается бросать меня, чтобы убежать к тебе. Я хозяин в своем доме и, если я говорю, что мы едем жить в Германию, это значит, что мы едем жить в Германию. И если ты порываешь со мной, то ты порываешь и с ней.

Конечно, он блефовал, но все звучало весьма убедительно. Я начал испытывать тревогу. Дышал я ровно, но ладони мои вспотели, во рту пересохло. Возникло непреодолимое желание кончить неприятный разговор и расслабиться. Меня угнетала мысль, что я вот-вот могу потерпеть поражение.

— Слушай, кончай меня пугать, — раздраженно сказал я. — Ты не бросишь банк Ван Зейла. Ты обязан думать о своих сыновьях! А что, если я лишу их наследства?

— Я начинаю думать, что для них это будет самое лучшее.

На мгновение меня охватила паника. Это не было блефом. Моя козырная карта была бита. Он действительно хотел отделаться от меня и увезти Вики в Германию. Я не смогу ее вернуть. Я проиграл, я остаюсь в одиночестве...

— Стоп, подожди минутку, — сказал я. — Только минутку. Несомненно, мы все-таки сможем поладить. Не так уж все плохо. Ради Бога. Мы найдем выход. Сейчас я вижу, что имел обо всем этом несколько превратное представление. Ты понимаешь, Сэм, я действительно нуждаюсь в вас здесь, в Нью-Йорке. Я ведь об этом писал, так ведь? Потом, правда, я решил не выдвигать этот довод, так как подумал, что ты вряд ли откажешься от Германии только потому, что вы нужны мне здесь. Тогда я представил в качестве аргументации заботу о Вики и мальчиках, и это, теперь я вижу, было ошибкой. Ты был прав, придя в бешенство. Прости меня. Конечно, она твоя жена, и я вполне осознаю, что не имею никакого права вмешиваться в твои семейные дела. И, конечно, я никогда не откажусь от мальчиков. Ты знаешь, как много они для меня значат. Я раскаиваюсь в своем поведении по отношению к тебе, это было глупо с моей стороны, но правда состоит в том, Сэм, — я выдержал паузу, чтобы вдохнуть и собраться с духом, — настоящая правда заключается в том, что у меня очень осложнились отношения с Рейшманом: препирательства, недомолвки, невозможность трезво обсуждать с Джейком вопросы, которые традиционно интересовали нас обоих. Сам я больше не могу с ним вести переговоры, все же другие партнеры бесполезны, пасуют перед ним. Я посылаю их к нему, и они возвращаются, как побитые собаки... Я знаю, что ты и Джейк не друзья, но, по крайней мере, он уважает тебя, а ты способен противостоять ему, и при встрече он не размажет тебя по стенке.