Страница 24 из 59
Но нет, нельзя. Тюремщик свяжет ее и заткнет рот, как обещал. А этого ей не перенести.
В первое время она надеялась, что он отопрет каюту, когда вернется на яхту. Но этого не произошло. Тогда Сьюзен сказала себе: он хочет сначала выйти в открытое море. Она очень старалась выполнять все его распоряжения, все утро была послушной, но Уайлдер грубо одернул ее — он по-прежнему не доверяет ей, и винить его за это нельзя. Но он непременно придет, когда берег будет уже далеко.
Сьюзен прислушалась к монотонному гулу работающего двигателя, заставляя себя сохранять спокойствие. Стены каюты не обрушатся на нее, если сидеть совершенно тихо…
Двигатель неожиданно умолк, в каюте воцарилась гнетущая тишина. Судя по мягкому, ритмичному покачиванию судна, они сейчас плывут под парусом. А Уайлдер все не приходит, чтобы выпустить ее. Или она не слышала, как повернулся ключ в замке?
Ей не привыкать передвигаться по палубе плывущей яхты. Сьюзен бросилась к двери, попробовала повернуть ручку, дернула с силой, но тщетно.
— О, пожалуйста, — застонала Сьюзен, прижимаясь лбом к холодному, жесткому дереву. Паника, которую она пыталась подавить, нарастала в ней все стремительнее. — Умоляю, выпустите меня отсюда.
Опасаясь, что и впрямь может закричать, Сьюзен изо всех сил зажмурила глаза, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы успокоиться. Каюта не такая уж маленькая, если разобраться. И есть иллюминатор, через который сочится свет. Правда, куда они плывут, в узкое отверстие не увидишь, но, если взобраться на кровать, можно определить, где находится яхта. А зная это, легче принимать решение.
Строго-настрого приказав себе не падать духом, Сьюзен встала на кровать, заглянула в иллюминатор и пожалела, что сделала это. Раньше она никогда не боялась воды, так как превосходно плавала, могла заплывать на большие расстояния. Но сейчас, запертая, словно в мышеловке, в каюте парусника и видя, как волны одна за другой бьются о плексиглас, Сьюзен помертвела. Казалось, волна того и гляди захлестнет каюту и она захлебнется, утонет.
А если Уайлдер наскочит на скалу и яхта получит пробоину? Или начнется шторм и они перевернутся? Ей не выбраться из каюты без посторонней помощи. Рассчитывать на Уайлдера не приходится — это точно. Он будет слишком озабочен собственным спасением, чтобы думать о жизни той, кого рано или поздно все равно должен будет прикончить.
Потому-то он и не торопится отпереть дверь.
Как ни крути, она приговорена и, к сожалению, бессильна что-нибудь изменить. Не удалось бежать из коттеджа, а теперь и подавно некуда деться. А Максвелл никогда ее не разыщет. Особенно если она останется погребенной под палубой.
Погребена — очень подходящее слово. У Сьюзен уже появилось явственное ощущение, будто ее уложили в гроб.
Обхватив себя за плечи, она съежилась на кровати. Разве не старалась она быть сильной, спастись от собственной глупости? Одно время ей казалось, будто не все потеряно. Но она потерпела поражение и знает, когда именно это произошло. Пора перестать цепляться за последние хилые надежды, что еще оставались.
Не признавать реальности — путь к сумасшествию. Сьюзен отдает себе отчет, что загнана в угол и что ее физические силы и — что еще страшнее — душевные уже на исходе. Если ей предстоит пробыть в этой крошечной каюте еще хоть час, она свихнется, ополоумеет.
Вырваться из заточения невозможно. Но в мыслях человек волен поступать так, как ему вздумается. Сьюзен может бродить по берегу моря, по теплому золотому песку, взбираться по крутой горной тропе, качаться на качелях или дремать в плетеном ивовом кресле. Она может вспоминать прошлое или думать о счастливом будущем, которое рисовалось ей когда-то в ее девичьих мечтах. И до чего же приятно сознавать, что Уайлдеру неподвластны ее дивные видения…
Фрэнк не рассчитывал, что путь к острову Коули займет так много времени. Когда он распустил паруса, море было спокойным. С запада дул легкий ветер. Можно было предположить, что не позже полудня они надежно укроются в небольшой бухте среди скал.
Однако через час ветер переменился, хотя небо оставалось чистым. Теперь воздушные потоки двигались в основном с севера. Сильные порывы ветра закручивали белые гребешки на волнах. Начиналась качка. Фрэнк досконально изучил повадки своей яхты и знал, что при плохой погоде ею легче управлять под парусами. Поэтому он не стал заводить двигатель. Но ему пришлось идти против ветра, чтобы достичь острова, и яхта шла медленно. Фрэнк вынужден был сделать несколько заходов, прежде чем удалось войти в бухту через узкую горловину. Все это потребовало довольно много времени.
Уайлдер беспокоился о Сьюзен, запертой внизу, но не мог ни на минуту покинуть рубку. Сочетание шквального ветра и сильных приливных течений заставило его неотлучно находиться у штурвала, чтобы их не выбросило на скалы. Зная характер Сьюзен, он предполагал, что та — в бешенстве, но в общем ничего серьезного ей не грозит. Уайлдер утешал себя подобными соображениями, обходя северо-западный мыс острова Коули и направляясь к воротам гавани.
Спрятавшись за утесами от ветра, Фрэнк завел мотор, приспустил главный парус. Вскоре он бросил якорь посреди бухты — достаточно далеко от входа, чтобы судно труднее было заметить со стороны моря, но и не у самого берега, чтобы Сьюзен дважды подумала, прежде чем пускаться вплавь, если еще не оставила мысль о побеге. Теперь можно было свернуть парус и зачехлить. Затем, достав ключи из кармана, Уайлдер спустился вниз по сходному трапу.
Он отпер каюту, распахнул дверь, готовый пригнуться, если Сьюзен запустит чем-нибудь ему в голову.
— Алло! Прошу прощения, что пришел так поздно… — начал было Фрэнк виноватым тоном, переступая через порог, но осекся, увидев на койке Сьюзен.
Она лежала, прижавшись к стене каюты, скрестив руки на груди, коленки подтянуты к подбородку, голова свесилась набок. Хотя в помещении было довольно тепло, Сьюзен не сняла ветровку. Рядом с койкой валялась сумка, к которой она явно не притрагивалась. Через иллюминатор проникало мало света, но ни одна лампа не включена.
— Вы плохо себя чувствуете? — обеспокоенно спросил Фрэнк, сел на койку и приложил ладонь к ее щеке.
Дыхание Сьюзен оставалось легким, свободным, кожа лица — прохладной и сухой. Не похоже, чтобы у нее был жар. Может, просто спит? Но что-то в ее позе показалось Уайлдеру странным.
— Сьюзен, в чем дело? — тормошил он ее.
Снова никакого ответа.
Чертыхаясь сквозь зубы, он включил лампу у койки, и у него перехватило дыхание. Глаза у Сьюзен были открыты, но она даже не мигнула, когда вспыхнул свет. Ни словом, ни жестом не отреагировала на приход Фрэнка. Страшно подумать — даже не шевельнулась ни разу с тех пор, как тот вошел в каюту.
Ему стало здорово не по себе, от волнения на лбу выступил пот. Случилось что-то страшное, может, она в обмороке? Фрэнк дорого бы дал, чтобы привести ее в чувство.
Сьюзен не уступала ему ни в чем, даже когда от наркотиков потеряла на время контроль над собой. И потом, вроде бы приняв на словах его условия, она тем не менее демонстрировала непокорность. А теперь лежит перед ним, словно тряпичная кукла. Что же произошло, когда он оставил ее одну в запертой каюте? Почему она вдруг сломалась, отказалась от борьбы, как будто ей больше ни до чего нет дела?
Ему вспомнилось, что она говорила, когда он сообщил, что намерен посадить ее под замок. Сьюзен не стала умолять его сжалиться, но обещала, что никуда не уйдет. А потом лишь смотрела молча, и в глазах стоял страх, когда Фрэнк заявил, что не доверяет ей.
Не перешла ли она какую-то эмоциональную грань, оставшись одна взаперти на такой долгий срок? Может, она страда клаустрофобией, о чем из гордости раньше не пожелала сказать? Он никогда не оставил бы ее здесь одну на долгие часы, намекни она хоть словом. Но ведь она могла и не знать о своих страхах. Фрэнк заставил ее столько пережить, силой надел на нее наручники, несмотря на то что она бурно протестовала, да мало ли что еще…