Страница 43 из 61
Его изумил неожиданный оборот их разговора. Он искал предлога снова свести беседу на занимавший его вопрос, от которого отдалилась Гиацинта, — о сатанизме каноника Докра.
— Выкинем это из головы… — оборвала она, приблизившись, и, улыбаясь, опять превратилась в женщину, которую он знал раньше.
— Но если из-за меня вы лишены причастия…
Она прервала его.
— Вы жалуетесь, что вас не любят? — и она закрыла поцелуями его глаза.
Он из учтивости сжимал ее в своих объятиях, но, почувствовав, как она дрожит, благоразумно отстранился.
— Так у вас суровый исповедник?
— Он человек непреклонный, старого закала. Я выбрала его намеренно.
— А мне кажется, что на месте женщины я избрал бы себе, наоборот, духовника ласкового и податливого, который не бередил бы грубыми пальцами сокровенные царапины моих грехов. Я хотел бы видеть его терпимым, смягчающим тяжесть покаяния, нежнейшими жестами выманивающим признания. Правда, при таких условиях подвергаешься опасности влюбиться в духовника, а так как и он в свою очередь не слишком тверд, то…
— Это кровосмешение, не забывайте, что исповедник — отец духовный! Мало того, на священнике почиет благодать. И, следовательно, это святотатство. О! Как безумствовала я! — в порыве внезапного волнения воскликнула она, отвечая своим мыслям.
Дюрталь наблюдал. Искорки зазмеились в ее странных близоруких глазах. Не подозревая, он, очевидно, обнажил самую сердцевину ее порока.
— Скажите, — он усмехнулся, — по-прежнему обманываете вы меня с моим призрачным двойником?
— Не понимаю вас.
— Посещает вас по ночам инкуб, который на меня похож?
— Нет, меня вовсе не тянет вызывать образ ваш с тех пор, как я обладаю вашим телом, вашей живой плотью.
— Вы восхитительное олицетворение сатанизма!
— Возможно… я близко знала стольких священников!
— Я одобряю вас! — ответил он с поклоном. — Но будьте ко мне благосклонны, дорогая Гиацинта, ответьте, прошу вас: знаете вы каноника Докра?
— Если хотите — да!
— Расскажите, каков человек этот, о котором я столько слышу!
— От кого?
— От Гевенгэ и де Герми.
— А! Вы знакомы с астрологом. Да, раньше он встречался с Докром у меня, но я не подозревала о сношениях каноника с де Герми, который в то время не бывал у нас.
— Они совершенно незнакомы. Де Герми ни разу не видел даже каноника. Знает его лишь по рассказам Гевенгэ.
Скажите, истинны ли все обвинения в святотатствах, возводимые на этого священника?
— Не знаю. Докр блестящий человек, высокоученый, хорошо воспитанный. Был даже духовником некоей особы королевской крови, и не выйди он из духовного звания, конечно, достиг бы епископского сана. Я слышала о нем много худого, но в клерикальном мире столько сплетен!
— Значит, вы знали его лично?
— Да, он был даже моим духовником!
— Но если так, немыслимо, наконец, чтобы вы не разгадали его!
— Допустим. Но у вас что-то на уме. Объясните откровенно, что хотите вы узнать?
— Все, что вы соблаговолите доверить мне. Молод ли он, красив или безобразен, беден или богат?
— Ему сорок лет, у него привлекательная наружность, он тратит много денег.
— Верите вы, что он предается колдовству, служит черную мессу?
— Весьма возможно.
— Простите, мои расспросы так настойчивы, что точно щипцами исторгаю я из вас слова. Не пеняйте, что я так нескромен… ваша способность к инкубату…
— Вы угадали. Я обязана этим ему. Надеюсь, вы теперь довольны?
— И да, и нет. Безмерно благодарю вас за ответы. Я чувствую, что злоупотребляю вашей добротой, но еще последний вопрос. Не укажете ли вы путь, который даст мне возможность лично видеть каноника Докра?
— Он в Ниме.
— Простите, он сейчас в Париже.
— Ах, вы знаете… но будьте покойны: если б даже такой путь был известен мне, я бы не навела вас на него.
Общение с этим священником не даст вам ничего хорошего!
— Вы считаете его опасным?
— Я не утверждаю этого и не отрицаю. Я просто говорю, что им совершенно ни к чему видеть каноника!
— Не думаю. Я намерен просить у него разъяснений для моей книги о сатанизме.
— Вы почерпнете их из другого источника. Притом же, — продолжала она, надевая перед зеркалом шляпу, — муж мой давно уже чувствует ужас перед этим человеком и прекратил с ним всякие сношения. Он не бывает у нас как раньше.
— Да, но это не довод, чтобы…
— Что?.. — спросила она, обернувшись.
— Что… нет ничего, — и он досказал мысленно: «Чтобы вы не встречались с ним».
Она не настаивала, оправляла под вуалью волосы: «Бог мой, на кого я похожа!» Он взял ее руки, поцеловал их.
— Когда я увижу вас?
— Я не приду больше.
— Нет, это невозможно. Вы прекрасно знаете, что я люблю вас, милый друг. Скажите, когда я увижу вас?
— Послезавтра, если вам удобно.
— Вполне.
— Итак, до свидания, — они поцеловались. — А главное, не мечтайте о канонике Докре. — И, уходя, она погрозила ему пальцем.
«Унеси тебя дьявол со всеми твоими недомолвками», — думал он, запирая дверь.
Если пораздумать, размышлял на другой день Дюрталь, что в тот миг, когда ломается упорнейшая воля, я устоял, не поддался настояниям Гиацинты, ее стремлению обосноваться здесь, а после, когда утомилось тело, когда собирается обычно с силами расслабленная воля, я сам молил ее продолжать наши свидания. Как это странно! Неизменным, в сущности, оставалось мое твердое решение покончить нашу связь. Но не мог же я выбросить ее, как девку, мысленно оправдывал он свое непоследовательное колебание. Притом я надеялся получить от нее сведения о канонике. Этот вопрос, однако, еще не исчерпан. Нужно, чтобы она заговорила откровенно, не отделывалась, как вчера, словечками или скрытными фразами!
Во что могли вылиться отношения ее с этим аббатом, бывшим ее духовником и, по собственному же ее признанию, ввергнувшим ее в инкубат? Несомненно, что она была его любовницей. Любопытно, сколько пережила она других любовных связей с духовными, с которыми встречалась? У нее вырвалось признание, что ее влечет к священникам!
Ах! Сколько занятных подробностей можно было бы услышать о ней и ее муже, вращаясь в клерикальном мире.
Не совсем понятно, почему ходит такая дурная слава о Шантелуве, роль которого в их брачном союзе довольно загадочна, и молва совершенно не коснулась его жены. Никогда не слыхал я ни слова об ее приключениях. Впрочем, какой я недогадливый! Ничего нет удивительного. Муж не замкнулся в религиозных и светских кругах. Он трется около писателей, естественно, что на него изливается злословие, а она выбирает, наоборот, своих любовников в благочестивых кругах, недоступных никому из моих знакомых. Наконец, аббаты люди крайне осторожные… Но тогда чем объяснить ее появление у меня? Да просто тем, что ей, очевидно, надоели рясоносцы. Она выбрала меня, чтобы развлечься, наскучив однообразием черных чулок. Я для нее мирское утешение!
Пусть так, но она не менее от этого загадочна. Чем чаще вижу ее, тем меньше понимаю. В ней три разных человека. Во-первых, замкнутая, почти надменная женщина, какую привык я встречать в гостиной. В интимной обстановке она становится милою подругой, любящей и даже нежной. Затем страстная женщина. Лежа с любовником, она вся перевоплощается, у нее появляются голос и манеры девки, захлебывающейся в грязи, утратившей всякую стыдливость. И наконец, вчера я увидел у нее еще третье лицо — безжалостную хищницу, женщину демоническую и жестокосердную.
Как сочетается и уживается в ней это? Не знаю. Очевидно, она пропитана притворством… Впрочем, нет, иногда она способна обезоружить своей искренностью. Правда, может быть, это лишь мимолетные вспышки, мгновенное забвение. Но зачем мне ломать голову, разгадывая характер этой благочестивой сладострастницы! В общем, страхи мои не сбылись. Она не просит выезжать с ней и не заставляет меня обедать у них, не облагает данью, не проявила себя более или менее двусмысленной искательницей приключений, которая требует услуг. Лучшей любовницы мне не найти. Да, но, сказать правду, всего милее мне теперь одиночество, я был бы вполне доволен, предоставив уходу наемных рук вспышки моей плоти. За двадцать франков я откупался бы от самых жестоких бурь! Говоря откровенно, лишь девки умеют насытить нашу похоть!..