Мельница

— Не удивляюсь, если и в таких. Он и похлестче может… — Министр усмехнулся.

— Короче говоря, губернатор во всем винит мутасар- рифа, а заодно и нас: дескать, это мы подсунули такого ленивого, неповоротливого и нерадивого чиновника, или, как он его величает, — детище Высокой Порты…

— Это на губернатора похоже… Прессе мы никаких заявлений не делали?

— Четыре дня назад я подготовил коммюнике, но вы изволили сказать, что надо повременить.

— И разве не был я прав? Представляешь: наше коммюнике, где было бы сказано, что вся эта история выеденного яйца не стоит, могло появиться в тот день, когда газеты сообщили о соболезновании императоров султану и правительству, — это же скандал на весь мир! Господь уберег… Вот что, составь немедленно новую шифровку (губернатору: пусть сейчас же выезжает в Сарыпынар. Ему самому следовало бы догадаться об этом… Ситуацию здесь он знает; известно ему также все, что делается там. Вот пусть и найдет золотую середину, сбалансирует действительное с желаемым. Послушай, дорогой мой, неужели я должен думать обо всех мелочах, когда у меня и без того уйма дел? Ну, ладно, действуй! И не забудь показать мне, что губернатор там написал. Сейчас я ухожу, а ты соединись с ним по телефону. Если не застанешь дома — разыщешь!.. А что не я с ним буду говорить — не велика беда… Как-нибудь перенесет…

Министр внутренних дел стал доставать из ящика письменного стола бумаги, пачки сигарет и вдруг замер:

— Постой, постой! Мы ведь забыли самое главное. А деньги? Пожертвованные деньги так и лежат?!

— Я как раз хотел вам об этом доложить.

— Хотел доложить, да забыл!.. Это же колоссальные суммы! Будь еще это неизрасходованные благотворительные фонды, мы провели бы их по другой статье… А тут!.. Вот проблема!..

— Действительно, проблема, ваше превосходительство.

— Ну ладно! Всех дел за один день не переделаешь… Пусть губернатор немедленно отправляется в Сарыпынар… Или мы тут что-нибудь придумаем, или он… А пока заседание объявляется закрытым…

XXVII. В САРЫПЫНАР ЕДЕТ ГУБЕРНАТОР!

Телеграмма от губернатора пришла в самый разгар сенсационных слухов о новых необычайных происшествиях. Вот уже два дня в Сарыпынаре только об этом и говорили.

По слухам, которые исходили от завсегдатаев казино «Мешрудиет», дело заключалось в следующем: исполняющий обязанности каймакама Эшреф подружился с Омер-беем и стал частенько наведываться к нему за город. Нередко он оставался в его поместье до полуночи, а то и на всю ночь. В прошлую пятницу друзья опять устроили пирушку, пригласили гостей и музыкантов, привезли женщин непристойного поведения и заставили их плясать. Потом вспыхнула ссора на почве ревности, участники пирушки схватились друг с другом, поднялась стрельба из пистолетов…

Слухи, которые циркулировали в базарных кофейнях, значительно отличались от вышеизложенных. Ссора возникла не между гостями Омер-бея, а между гостями и погонщиками верблюдов, которые пытались насильно увезти тех самых женщин, которые танцевали на вечеринке.

А вот если верить слухам из аптеки. Ованеса, — поступавшим, как обычно, с некоторым опозданием, но зато отличавшимся наибольшей точностью, — дело происходило совсем не так: и женщины дурного поведения, и погонщики верблюдов, пытавшиеся увезти этих женщин, и стрельба — чистейший вымысел. В ту ночь в компании была только одна женщина — Наджие из Казанлыка, Молодой врач из окружной комиссии и Эшреф, цриревновав Наджие друг к другу, обменялись пощечинами. В свою очередь, Омер-бей приревновал девушку к этим двум и, не посмотрев, что они его гости, рано утром выставил их за ворота.

Поместье Омер-бея было расположено в стороне от дорог, поэтому разыграйся там хоть самый настоящий бой с пехотой и артиллерией, и то никто не услыщал бы, — что уж говорить о нескольких пистолетных выстрелах.

Что касается последних, наиболее достоверных слухов, то некоторые заинтересованные лица всячески пытались их опровергнуть: исполняющий обязанности каймакама брал под руку Омер-бея и врача и несколько раз на дню прохаживался вместе с ними по рынку. Эта наивная попытка успеха не имела и никого ни в чем не убедила. Обычно для того, чтобы в городе начали кому-то перемывать косточки, достаточно было этому человеку подружиться с Омер-беем.

Халиль Хильми-эфенди перестал доверять Ованесу цосле того, как выяснил, что у мутасаррифа нет никакой дочери. Но на этот раз он с радостью поверил слухам, поступившим из аптеки Ованеса, скорее всего потому, что ему понравились некоторые подробности. К ним он тотчас же добавил кое-что от себя, и воображению его стала рисоваться великолепная картина, как этот худосочный, рыжеволосый субъект получает звонкую оплеуху от здоровенного доктора. Какое прекрасное доказательство того, что авторитет власти гроша ломаного на стоит!

Надо сказать, что от Эшрефа, который был таким же рабом власти, как и он сам, Халиль Хильми-эфенди ничего плохого не видел. Молодой человек не позволял по отношению к нему никаких непочтительных поступков. Тем не менее каймакам с нескрываемой радостью потирал руки и ехидно говорил доктору Ариф-бею:

— Что скажешь, доктор? Не пора ли нам — предшественнику и преемнику — взяться за руки и, затянув славную песню «Эй, борцы за веру!..», покинуть пределы этого города?.. Как ты считаешь?..

Весть о том, что губернатор находится в пути, заставила забыть все толки, пересуды и сплетни. Жители Сарыпынара с нетерпением ждали заключительной сцены трагикомедии «Землетрясение», которая начнется сразу же после приезда высокого начальства.

Больше всех в городе весть о приезде губернатора взволновала председателя городской управы, Решит-бея. Бедняга оказался прямо-таки в тупике. Конечно, губернатор должен быть его гостем — это великая честь для семьи Решит-бея. Но ведь в лучшей, парадной комнате, где потолки расписаны звездами, где сверкают роскошные люстры, уже живет один гость, мутасарриф Хамид-бей, и переселить его в другую комнату просто нельзя. А разные завистники, вроде Налджызаде, у которого на верхней улице красивый особняк, или даже Омер-бея, спят и видят, как бы вырвать губернатора из его рук.

От волнения Решит-бей опять до крови расковырял бородавку у себя на носу. Наконец председатель решился на рискованный шаг: явившись в комнату к мутасаррифУ. он повел речь следующим образом:

— Если в доме вашего покорного слуги будут жить оба наших уважаемых гостя, это будет двойной честью для нас… Полагаю, что было бы неучтиво просить губернатора поселиться в другом месте, как по-вашему? Мы его поместим в комнате напротив. Она, правда, маловата, но зато очень удобна. Во всяком случае, краснеть за нее не придется. Что вы скажете на это, ваша милость?

При имени губернатора у Хамид-бея забегали глазки, словно он искал, куда бы спрятаться. И он нашел только один выход — объявил о своем желании как можно скорее съехать от Решит-бея.

— Нет, нет, нет! Надеюсь, ваша честь уволит меня от такого соседства, — залепетал Хамид-бей. — Я человек стеснительный и не могу жить в одном доме с важными людьми. Лучше я перейду. Все равно куда, хоть в гости- ницу или в дом, где живет председатель нашей комиссии. Нам с Николаки-беем безразлично. Нужно сейчас же что-то придумать.

Когда Решит-бей убедился, что мутасаррифа не удержишь в доме даже цепями, он лицемерно вздохнул и запричитал:

— Ни в коем случае, бей-эфенди, ни в коем случае. Ведь я полагал, что вы обрадуетесь, когда узнаете, что господин губернатор будет жить с вашей милостью в одном доме. Но раз так… то мы устроим господина губернатора в другом месте, эфенди…

Решит-бей уголком глаза наблюдал за мутасаррифом и, видя, что страх и нервозность того возрастают с каждой минутой, уговаривал все настойчивее.

Позднее, чтобы, не дай бог, о нем не подумали чего дурного, председатель управы объяснял знакомым, что идея перебраться на другую квартиру возникла у самого мутасаррифа, надо думать, из почтения к губернатору.