Страница 8 из 20
Оська – мой фаворит в этой гонке. Я с подозрением глядела, как он орудует ложкой, но на лице сорванца не проскочило ни одной эмоции, способной оправдать мои подозрения. Держит себя в руках – первый признак высококлассного хулигана. Уж поверьте мне – я в проказах знаю толк.
Предпоследнего из моих братьев и самого младшего из присутствовавших сейчас за столом назвали в честь древнего поэта и барда Еремом, и, вероятно, в качестве протеста против такого имени или в насмешку над ним мальчишка отказывался разговаривать со своей семьей. Нет, мы знали, что он умеет говорить и даже читать в свои шесть лет, а уж числа складывает в уме с такой быстротой, что ставит в тупик нанятого учителя, но вот общаться с нами гений полагал ниже своего достоинства. Правда, иногда в особенно напряженные или абсурдные моменты ронял короткие фразы, но такие, что лучше бы молчал дальше. Старшие братья утверждали, будто этот ребенок просто считает родственников недостаточно развитыми, чтобы с нами разговаривать.
Ерем поймал на себе мой изучающий взгляд и впервые за несколько дней удостоил домашних своим словом:
– Ешь – остынет.
Я смущенно закашлялась и принялась за еду. Похоже, теряю позиции старшинства.
Все шестеро молчали, как будто и не догадывались о происшествии перед обедом. Стучали ложки. Оськая хлюпал, поглощая свой суп так, словно его до этого не кормили как минимум месяц. Ивар бормотал себе что-то под нос в перерывах между пережевыванием пищи. Старая нянька вообще задремала в своем углу. И тишина стояла такая, что слышно, как урчит в животе у слуги. Неужели им нечего мне рассказать и нечего спросить после такой долгой разлуки? Будем долбить этот лед отчуждения:
– Лас, ты отвезешь меня на осенний бал?
– Я думал, ты и носа из дома не высунешь, – вклинился Ефим, поборовший, наконец, свою хмурость.
– Это еще почему?
– Ты же прошлась по соседям, теперь знаешь, что за слухи о тебе ходят в округе.
– Да что за слухи-то?! – я опустила ложку на стол с такой силой, что все шестеро подпрыгнули.
– Ефим, не потворствуй злу в этом мире, – затянул Ивар. – Репутация женщины так хрупка, что каждое неосторожное слово…
– Занудство тоже зло, – уже второй раз за день буркнул Ерем и снова углубился в свой суп. Проснулась старая нянька и заботливо вытерла малышу испачканную в сметане щеку.
Ивар замолк.
– Кто-нибудь расскажет, наконец, что за сплетни распускаются обо мне в округе?
Ответом было еще более густое молчание чем то, с которым я решила бороться до начала разговора. Не удивлюсь, если скоро при встрече со мной соседи начнут переходить на другую сторону дороги.
– Я с удовольствием отвез бы тебя на осенний бал, но теперь, после отъезда матушки, у нас нет экипажа, – сказал добродушный Лас, видимо, почувствовав, что обстановка для меня становится крайне неуютной.
– Мы же недавно купили еще один экипаж, – крайне оживленно откликнулся Оська.
– Он не покрашен.
– А зачем его красить, он и так в хорошем состоянии? – оптимизм и энтузиазм хулигана были крайне и крайне подозрительными.
И поскольку на эту его фразу старшие братья ответили молчанием, я по уже выработавшейся привычке сразу после обеда пошла в сарай проверить, как обстоят дела на самом деле.
Начнем с хороших новостей. Экипаж там действительно стоял – этот факт уже сам по себе достаточно отраден. Более того, карета была на четырех колесах, не разваливалась от времени и даже (о, ужас!) вполне прилично выглядела. Не знаю, с чего Лас вдруг решил, что тут нужна покраска. Черный лак даже по углам еще не успел облупиться.
Я начала обходить имущество по кругу и, достигнув правой дверцы, наконец, столкнулась с суровой реальностью. С этой стороны на черном боку красовались яркие золотые буквы «Тимофей и сыновья. Бюро ритуальных услуг», а ниже, помельче, серебряные «Легкий путь на небо». Узнаю беспринципную изворотливость маменьки: данный экипаж, наверняка, куплен по до смешного низкой цене.
Значит, не нужно перекрашивать, да? В страшном сне не может привидеться приехать в такой карете на бал, да даже просто проехаться по окрестностям.
Около входа кто-то захихикал. Я обернулась и, конечно же, увидела брызжущие радостью глаза Оськи.
– Доиграешься! Вместе поедем на этом чудном экипаже – будешь знать, – пригрозила я.
– А что тебе не нравится? Вещь в хорошем состоянии, – мальчишка приблизился ко мне. – Мама так и сказала, когда Ефим вздумал ей возражать.
Насмешник повернулся ко мне спиной, чтобы продемонстрировать, что дверцы покупки открываются без скрипа. Тут-то я и заметила маленькое пестрое куриное перышко, которое застряло у него в волосах на затылке.
Эх, Оська, Оська, не с той связался. Ты маленький и, конечно же, не помнишь, кто десять лет назад слыл главным возмутителем спокойствия в округе, чьи проказы были иногда настолько великолепны, что обсуждались потом в каждой гостиной. Дамы посмеивались и говорили: «Какой прелестный ребенок, такая сообразительность». Нет, сама я лично никогда ничего подобного не слышала. Но надеюсь, они говорили именно так, а не сочувствовали моей матушке, которой приходится воспитывать ужасную егозу. Ладно, не буду отвлекаться, а то еще не успею.
Я порылась в одном из не распакованных чемоданов, и извлекла изящную бутылочку с длинным горлышком, обернутую для сохранности в несколько слоев бумаги. Откупорила и тут же перелила половину содержимого в вазочку для цветов на прикроватном столике. Да простит меня столичный парфюмер.