Страница 6 из 9
* * *
В этой царственной гостиной,
где принцессы за столом,
где красивые мужчины
угощают их вином;
где заядлые кокотки
объявляют белый вальс,
ноги в импортных колготках,
выставляя напоказ;
где летают лёгким пухом
немудрёные слова,
где из них плетутся слухи,
как из ниток кружева;
где седые кавалеры,
позабыв вино и дам,
предаются полной мерой
нестареющим страстям;
где курится в чаше ладан
и где вьётся серный дым,
где герои хит-парадов
лезут в души к молодым;
где врождённые эстеты
мрут от всякой чепухи,
а безумные поэты
пишут умные стихи;
в этой царственной гостиной
на сегодняшнем балу,
как паук на паутине,
притаился я в углу;
притаился, ожидая
в сети прочные улов.
Может, кто-то потеряет
ожерелье умных слов.
Я возьму их на примету,
уберу подальше с глаз,
деревенскому поэту
всё сгодится про запас.
ОМАР ХАЙЯМ
Читаю Омара Хайяма.
Стихи его - сладкий шербет,
который в полуденных странах
дают мудрецам на обед.
Хайям беззаботно смеётся,
как будто ему всё равно
с кем нынешней ночью придётся
беседу делить и вино,
как будто ему безразличны
признание, слава, почёт.
Красавицы есть и отлично!
Пусть кравчий им чаши нальёт.
И рады мы все и довольны:
хозяин - мужик хоть куда,
такое устроил застолье,
что льётся вино как вода,
что музыка, женщины в залах,
что все мы как будто свои…
Но кончилась ночь, оказалось,
что пир тот - его рубаи,
что он угощал нас стихами
и мудростью, а не вином.
Читаю Омара Хайяма
и плачу над умным стихом.
ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН
Я заснул, читая на диване.
Мне приснилось, будто я стою,
и заходит Игорь Северянин
быстрым шагом в комнату мою.
Он мне жмёт протянутую руку,
мол, привет вам от моих принцесс,
говорит: "Чтобы развеять скуку,
я прочту вам несколько поэз.
Может быть, вы любите кэнзэли,
если захотите - их прочту:
про цветов сиреневых метели,
про Миррелию - заветную мечту.
Мне там плохо без моих рассветов,
без озёр, без Родины, без вас.
Я когда-то был король поэтов,
и заметьте, не халиф на час.
Слышал я, вы тоже между делом
не чураетесь словесных муз,
признаюсь, мне очень бы хотелось
укрепить наш двойственный союз.
Как приятно, что ни говорите,
родственные души ощущать.
Так что продолжайте, друг, пишите,
ведь стихи - такая благодать!"
Я проснулся, голова в тумане.
нет со сна на этот случай слов.
На диване Игорь Северянин -
том его классических стихов.
"В забытьи", "В часы росы" и "В гичке",
"Озеро Конзо", "Таймень". "Наверняка".
Я стихи читаю по привычке
слово в слово, за строкой строка.
Может быть, я из стихов узнаю
тайну не доверенную сну:
что Миррелия, богатая, большая?
Как найти дорогу в ту страну?
* * *
Всякий знает свои приметы,
вехи, знаки и рубежи.
Мой рубеж - это тёплое лето,
семибальная буря ржи.
Моя веха - лесная опушка,
а примета - гаснущий день,
когда солнце усталой старушкой
тяжело садится на пень,
осмелев, выползают букашки
из травы и трухлявых коряг.
Я срываю тогда ромашку -
свой надёжный испытанный знак.
Лепестки обрываю на ветер:
любит - нет ли, придёт - иль нет.
Всякий раз вопреки приметам,
всё один и тот же ответ.
Дни проходят. Как жерновами,
истираются все рубежи.
И всё ниже, умывшись слезами,
опускаются головы ржи.
* * *
Мы все работать понемножку
привыкли испокон веков,
но вот копать свою картошку
умеет люд без дураков.
Откуда сила в том народе
и страсть такой величины?
С утра до ночи в огороде,
как копны, задницы видны.
* * *
На часах всего пять двадцать,
ну, от силы двадцать пять.
Прозвенел будильник. Братцы,
я не выспался опять.
Раздираю с болью веки,
выбираюсь из тепла.
Взяли в плен меня на веки
неотложные дела.
За окном октябрь усталый
бродит, души теребя.
Спит заря под одеялом
из тумана и дождя.
И жена, раскинув руки,
улыбается во сне.
За грехи, наверно, муки
посылает небо мне.
Надеваю сто одёжек,
залезаю в сапоги,
выхожу во двор. О, Боже!
Не видать вокруг ни зги.
Сырость, холод. Шарик в будке
притаился, не дохнёт.
Только дождь шестые сутки
шепчет глупости с высот.
* * *
Боже правый, скоро святки,
снег кружит, как заводной.
Я целуюсь без оглядки
с моей собственной женой.
Знаю, глупая затея
целоваться в январе.
Ветер к полночи лютеет,
как собака во дворе.
Ну, а мы друг другу рады,
разогрелись до красна,