Десант в прошлое

Как следствие, Россия подстегнёт экономику стран Запада и антагонизм последних десятилетий усилится, что обязательно приведёт к первой мировой войне, но мы надеялись её быстро погасить. Самым же главным было то, что подняв весь этот шум, мы могли очень ловко замаскировать наши приготовления. Экспедиция в Южную Америку, а там уже начали активно действовать наши эмиссары, получившие к тому времени весьма пространные шифрованные телеграммы, уже сулила стать успешной. Венесуэла, Бразилия и Аргентина были для нас практически открытыми уже сейчас, но мы намеревались отправиться туда только через год. Нам ведь нужно было сначала купить как минимум тридцать тысяч самых разнообразных станков, а они ещё даже не были построены. Американские тракторы будут лишь первыми ласточками, но в куда большем количестве и намного более совершеннее их вскоре будет производиться в Питере, Москве, Киеве, Минске, Ростове и Варшаве. Польшу мы даже и не собирались выпускать из "когтей" российского двуглавого орла.

Зря что ли русские люди проливали свою кровь на полях сражений? Нет, полякам была уготована самая широкая автономия, как финнам, но не более того. Хватит с них парламента и права избирать своего собственного премьер-министра, которого потому будет утверждать российский император. Ну, это всё было пока что в проекте, а на тот момент я сидел за рулём "Мерседеса" и ехал вместе со своими друзьями в Москву. К пяти часам ночи мы добрались до первопрестольной и с удивлением узнали, что ночью в городе было неспокойно. Какие-то разбойники учинили массовое смертоубийство и потому вся полиция и жандармы были подняты в ружьё. Число жертв уже перевалило за четыре сотни и с мест телеграфировали, что в очень многих городах России в эту ночь произошло то же самое. Полиция сбилась с ног, но никого из убийц задержать так и не смогла. Ну, да, как же, размечтались, профессионализм не пропьёшь.

Как только мы довезли под охраной конных жандармов драгоценности до нашего банка и передали его под надзор нашим друзьям, там сразу же закипела работа. Нужно было всё тщательно взвесить и оценить, для чего там загодя собрали множество экспертов. Мы же, облегчённо вздохнув, отправились домой, чтобы хоть немного поспать. В девять утра мы снова были на ногах, искупались и приступили к позднему завтраку, во время которого только и было разговоров, что о ночных убийствах. Между тем в утренних газетах, которые нам принесли, на первых полосах об этом не было ни строчки. Зато каждая газета напечатала мою короткую речь. Прислуга чуть ли не бросалась нам в ноги, но мы на это не велись, заставляли их подняться и, вообще вели себя, как и прежде. В десять утра за нами уже прислали посыльного от генерала-губернатора. Тот просил нас сначала приехать к нему, а уже после этого мы вместе должны были отправиться на Казанский вокзал, чтобы встретить поезд, в котором в Москву должны были привезти коней Чингисхана.

Так мы и поступили. На Тверской, перед трёхэтажным дворцом нас уже ждала большая толпа народа и множество журналистов, но мы торопились и потому не стали давать никаких интервью. Разговор с генерал-губернатором был весьма коротким. Ему уже доложили, что даже навскидку, по самой приблизительной оценке стоимость нашего клада превышала пятьдесят миллионов рублей. В этом не было ничего удивительного, ведь мы так никогда и не удосужились разобраться со всеми драгоценностями и только сейчас выяснилось, что в бочках находилось очень много крупных бриллиантов, причём таких, о которых вообще не было ничего известно. Один бриллиант размером с гусиное яйцо, огранённый, но ещё не отполированный и вовсе поразил всех ювелиров. Они даже побоялись назвать его цену, а я в таких делах никогда не разбирался, да и сейчас тоже не разбираюсь…

Его специально доставили во дворец генерал-губернатора и я, посмотрев на него с недоумением, отдал Александру Александровичу. Тот, похоже, тоже не был большим ценителем бриллиантов, но был поражен его огромными размерами, а также тем, что о нём никогда не упоминали. Николенька, приложив бриллиант к глазу, пробасил:

— Князь, а давай подарим этот камень Москве? Назовём его, к примеру, Слава Москвы и пусть он хранится в этом дворце.

Я посмотрел на генерал-губернатора и тот, разведя руками, только и смог сказать в ответ:

— Воля ваша, господа. Ваше сиятельство, сей бриллиант по праву принадлежит вам и только вы определите его судьбу.

Николенька хищно улыбнулся и заявил, протягивая бриллиант генерал-губернатору:

— Всё, ваше высокопревосходительство, Слава Москвы теперь вовеки веков будет принадлежать первопрестольной, а на счёт решения князя Горчакова не волнуйтесь. Как мы скажем, так он и решит. Так ведь, Серж?

Пожав плечами, я насмешливо согласился:

— Так, Николенька. Только не вздумай уговаривать меня ещё и кобыл Чингисхана поставить у входа во дворец. Они такие уродливые, что их непременно нужно переплавить и начеканить из них монет. Ваше высокопревосходительство, не пора ли нам всем отправиться на вокзал? Поезд прибудет точно по расписанию.

Генерал-губернатор распорядился, чтобы вызвали самых опытных ювелиров, способных отполировать бриллиант, хотя на мой взгляд он и так блестел достаточно хорошо, после чего спросил:

— Князь, вы знаете о том, что нынешней ночью в Москве произошло множество убийств?

— Признаться, ваше высокопревосходительство, я за завтраком слышал что-то такое от прислуги, но даже не стал вдаваться в подробности, — пожав плечами ответил я, — наверное это была какая-то междоусобица в среде уголовников или смутьянов. Думаю, что полиция во всём разберётся. Мне как-то не до этого.

Пристально посмотрев на меня, генерал-губернатор промолвил:

— Увы, но я не могу сказать этого о себе.

Князь Львов, шагавший рядом, словно невзначай, обронил:

— Ваше превосходительство, я слышал от домоправителя князя, что и в Санкт-Петербурге произошли массовые убийства. Полагаю, что это действительно дело рук бунтовщиков.

— В том-то и дело, князь, — с горестным вздохом сказал генерал Козлов, — что среди убитых как раз очень много тех, кого полиция подозревает в приготовлении бунта и это меня очень сильно беспокоит.

Притворно удивившись, я спросил:

— Но вас-то почему это беспокоит? Если эти господа почему-то решили свести друг с другом счёты, то и Бог с ними. Лишь бы это не вылилось в новые смертоубийства.

Генерал-губернатор, как выяснилось, был неплохо обо всём осведомлён, раз озабоченным голосом сказал:

— Похоже, что как раз этого-то теперь и не предвидится, господа. Самые ярые из смутьянов уже уничтожены, а без них в России станет гораздо спокойнее. Меня просто волнует, кто же это о нас так позаботился? Увы, но наши суды проявляли в отношении многих из них слишком уж большую снисходительность и часто отпускали.

Мы предпочли не развивать этой темы и к тому же вскоре вышли из здания дворца. Генерал-губернатор направился к своей карете, а мы расселись по машинам. Через полчаса мы были на вокзале, а ещё через несколько минут прибыл поезд, в двух почтовых вагонах которого находились дубовые ящики с конями Чингисхана. Вскоре их вытащили на перрон и открыли. Взглядам публики открылась ещё одна фантастическая картина — два здоровенных коня целиком отлитых из золота глядели на всех рубиновыми глазами. Как произведение искусства эти кони не производили глубокого впечатления, но зато из них можно было начеканить монет на шесть миллионов рублей. Как раз именно это меня интересовало больше всего. Публика снова ликовала. В том числе и от щедрости князя Горчакова. Новость о том, что я подарил Москве огромный бриллиант уже была у всех на устах.

Коней установили на здоровенные дроги, в которые было впряжено по шестёрке тяжеловозов и повезли в центр Москвы в наш банк, где продолжался тщательный подсчёт драгоценностей. К двум часам дня оценочная стоимость клада перевалила за шестьдесят миллионов рублей из-за того, что рубинов, изумрудов, сапфиров и бриллиантов в нём было очень уж много и часть из них оценивалась, как уникальные драгоценности. Да и старинная церковная серебряная утварь также имела немалую стоимость, но вот на нужды церкви я не собирался отдавать ни гроша. Более того, как только в мою сторону направился какой-то поп, я сразу же почувствовал себя очень неуютно и не ошибся. Поп сразу же принялся обхаживать меня на счёт того, чтобы я пожертвовал что-нибудь на богоугодные дела. Пристально, буквально испытующе глядя ему в глаза, я проворчал в полголоса: