Страница 76 из 79
К тому же, скажем честно — ведь если потребуется, то большинство писателей-фантастов легко напишут произведение реалистическое. Может быть, с меньшим удовольствием, но технических проблем у них не возникнет. А вот у писателя-реалиста, попытавшегося воспользоваться приемами фантастики, зачастую возникнут серьезные проблемы — вспомним, например, как наивно выглядели фантастические вставки в «Буранном полустанке» Айтматова.
Никаких позывов «отринуть фантастику» и заняться так называемым мэйнстримом я не испытываю. Да и спорный это вопрос — что сейчас является настоящим мэйнстримом, фантастика или реализм. Давайте признаем — книга может быть сколь угодно хороша, но если она не нашла своего читателя — писатель выстрелил вхолостую. Шкафы книг не читают. Книги читают люди. И раз фантастика помогает произведению найти своего читателя, от пионера до пенсионера — то «да здравствует фантастика»!
Э.Г.: Воистину да здравствует! К тому же, обратите внимание, подрастает молодая зубастая смена, лишенная каких-либо комплексов относительно своего места в социуме, нацеленная на успеху весьма чувствительная к запросам рынка и адекватно на сии запросы реагирующая. Для них дескриптор «фантастика» — маркер реальных тиражей и конкретных гонораров. Наверное, в этом нет ничего плохого, поскольку на таком субстрате и вырастают со временем признанные мастера слова. Вопрос даже не в том, сумеют ли начинающие авторы преодолеть соблазн «раскрутки» любой ценой, а в том — надо ли вообще его преодолевать? Может, и грех компиляции уже не столь ужасен, поскольку настало время новых скифов, которые берут свое там, где его находят с простодушием варвара, время нового лексикона, ибо язык Пушкина и Платонова разминулся со страной в пространстве и времени? И лет этак через …дцать тексты какого-либо графомана из Хацепетовки покажутся читателю невыносимо сложными и неудобочитаемыми?
С.Л.: Мне кажется, Эдуард, вы сейчас немного лукавите, и ответ вам хорошо известен. И во времена Пушкина, и во времена Платонова литературный пейзаж не исчерпывался ими, более того — не всегда признанные ныне гении добились славы при жизни. Были и в восемнадцатом, и в девятнадцатом веке свои сериалы о своих «Бешеных» и бесчисленные книги о роковых страстях. Была и своя «фантастика», не заботящаяся ни о новизне сюжета, ни о языке. И десять веков назад, и две тысячи лет назад — все это было, было, было… Так стоит ли надеяться, что наши дни будут в этом плане особенными?
Время — единственный верный судья. Только оно выносит окончательный приговор книге. Можно сколько угодно экспериментировать с языком, создавая литературу для интеллектуальной элиты, а можно идти на поводу у толпы и строгать сериалы на «пиджин рашене». Но не станем изобретать велосипед — он давно изобретен. Книга определяется триединством сюжета, языка и персонажей. Вот эти «три колеса», позволяющие тексту двигаться сквозь время самостоятельно. Убери одну составляющую — и падение неминуемо. А раскрутка… да, она способна на многое. Замечательно быстро можно ездить на двух колесах. Чудеса эквилибристики можно показывать на одном — в нашем случае это «брать читателя» сюжетом, языком или изумительно выписанными героями. Но стоит убрать раскрутку — и покатится еще недавно популярный текст на литературную обочину, на свалку литературного лома…
Так что это здорово — молодая зубастая смена. И пусть кто-то пишет на языке Пушкина, а кто-то — на языке Пупкина. Ведь Пупкиных все равно больше, чем Пушкиных, и им тоже нужны свои книги. Кому-то — на всю жизнь. А кому-то — чтобы однажды дотянуться до полки и открыть Пушкина.
Э.Г.: Время — очень удобный судья. К тому времени, когда оглашается приговор, и Пушкин, и Пупкин уже, как правило, находятся вне сферы юрисдикции суда земного… История же литературы знает массу случаев, когда в силу политических, идеологических и иных причин все эти «приговоры» неоднократно пересматривались, чередуя амнистии и анафемы. Смущает другое. Сейчас уже никто в здравом уме не решится отпевать российскую фантастику: количественные параметры растут, книг из года в год издается все больше и больше, с такими темпами мы скоро «догоним и перегоним»… Однако число мало-мальски приличных авторов, работающих именно в научной фантастике, остается прежним. Не имеет значения, что тому причиной — потеря читателя, имеющего склонность к решению интеллектуальных задач, смещение социальной активности, изменение парадигмы стимулов и реакций… Засилье фэнтезийной литературы, как мне представляется, медленно, но неуклонно ведет к переориентации читателя (в первую очередь — юного) в сторону мистики, магии, эзотерики всякой. Если еще добавить к этому стремительную утечку мозгов специалистов научного и технического профиля, то не получим ли мы в обозримом будущем страну без инженеров (которых, что греха таить, и сейчас переизбыток), но зато кишащую шаманами, волхвами, экстрасенсами? Кто, спрашивается, ракеты будет делать?
С.Л.: А вот это, и впрямь, проблема серьезная. Фантастика «средняя» и даже «плохая», на мой взгляд, все-таки неизбежна (иначе — кто возьмется делить ее на сорта и что из этого выйдет?). Зато складывающийся перевес фэнтези над научной фантастикой — симптом тревожный. Социальной фантастики, традиционно важной и заметной в России, мы сейчас затрагивать не будем. Ограничимся именно противостоянием «фэнтези против научной фантастики».
Нет, я не против фэнтези. Я и сам люблю ее читать. Я и сам ее иногда пишу. Но ведь даже среди «научной фантастики», если взглянуть беспристрастно, изрядную долю составит все та же фэнтези — только сменившая магию на «психическую энергию», мечи волшебные на мечи лазерные, принцесс сказочных на принцесс звездных. Вот сказал это и задумался — ведь сказанное частично относится и ко мне самому… Проблема, наверное, возникла после появления на российской почве жанра «космической оперы» — который пишется и живет по всем канонам фэнтези. Писать космические оперы — проще. Читать их (при условии некоторого таланта автора) — дело веселое и не требующее усилий. Казалось бы, прекрасно — раз литература должна и развлекать, то должна быть литература только развлекающая. Ей не нужно подробно описывать читателю, как работает ядерный реактор и как рассчитываются орбиты для межпланетных перелетов. Ей можно не задумываться о малейшем научном правдоподобии. Но вот перевес подобной фэнтези, без разницы — сказочной или наукообразной, настораживает.
Если мы посмотрим на историю западной фантастики, а это дело очень полезное, то заметим, что наряду с валом сказочной фэнтези и космических опер возникают те или иные волны научной фантастики. Именно волны — то на передний план выходит космическая фантастика, то киберпанк, то книги о биологических и генетических экспериментах, то, к примеру, космическая фантастика об освоении Марса. И каждый раз вскоре после этого общество реагирует увеличением научных изысканий в той или иной области — в космонавтике, компьютерном деле, биотехнологиях… Сейчас идет волна интереса к Марсу. Причем, если первая волна возникает буквально через год-другой, то вторая — лет через десять — пятнадцать, когда начинают работать дети, воспитанные на этой фантастике. Специальный ли это «интеллектуальный пиар», продуманный и финансируемый государством? По большей части нет (разве что в случае с Марсом целенаправленность акции хорошо заметна). Вероятно, первоначально фантасты выступали своего рода выразителями тех неосознанных общественных чаяний, которые еще никак не озвучивались на государственном уровне, а осознавались лишь неким коллективным подсознанием нации… Хотя вот критикую наукообразную фэнтези — а ведь сам пользуюсь ее терминологией!
У нас же подобных, разогревающих общественный интерес, волн в фантастике уже долгое время нет. А книги, авторы которых случайно угадали глубинные настроения общества, хотя и Становятся бестселлерами или даже «культовыми», но общей погоды не делают. Идет и идет на прилавки все та же нехитрая продукция: он взял свой широкий и длинный меч, вышел из родного болота и пошел воевать ворога…