Страница 11 из 79
— Значит, бензин и вспыхнул…
— Бензин загорелся потом, сначала вспыхнул Митрохин, вот в чем загвоздка. А уже затем температура в багажнике на краткий миг поднялась до нескольких сотен градусов. Канистра взорвалась, тут и бензин, сам понимаешь… Но в это время Митрохин был уже мертв.
— Ничего не понимаю, — успел сказать Антон, но тут их позвали в комнату к столу.
Да я, в общем, тоже не очень… — заключил Илья. — Придется еще поработать, хотя дело, мне кажется, дохлое. Не было причин для такого пожара. Ни внешних, ни внутренних. Если без мистики.
— А с мистикой? — спросил с интересом Антон.
— Это не ко мне. Я напишу, что экспертиза не дала однозначного ответа на вопрос о причинах возгорания. А что до неоднозначных, ты мне скажи, какая причина тебя больше устроит. Начальству-то все равно, если дело придется закрывать.
— Мне, в общем, тоже, — пробурчал Антон.
Институт физики горения оказался длинным девятиэтажным зданием постройки семидесятых годов и располагался за высоким кирпичным забором. Пройдя проходную, где вооруженный автоматом охранник долго сличал его личность с фотографией, следователь попал во двор, огромный, как аэродром. Главный корпус возвышался больным зубом среди корпусов поменьше. Неподалеку живописно темнели странные сооружения, похожие на разбомбленные вражеской авиацией пакгаузы. Горением в институте, видимо, занимались давно и серьезно.
Руководитель службы безопасности Борис Степанов встретил следователя приветливо.
— Поможем, чем сможем, — сказал он. — Я уже в курсе. Вашему эксперту тоже нужен пропуск? Нет проблем, оформим. Пусть приходит в любое время. А вас, — он внимательно посмотрел на Антона, — сейчас проводят.
Лаборатория быстрого горения располагалась на шестом этаже. Из окон открывался изумительный вид на дальний лес — чистый Шишкин, минус медведи на поляне. Шестеро сотрудников лаборатории стояли у большого, на всю стену, окна, и изучали лесной пейзаж. Увидев следователя, Веденеев подошел к нему и, приветственно взмахнув рукой, спросил:
— Как там Маша? Нас не пустили в больницу!
— Ее сегодня выпишут, — сказал Ромашин. — Не знаю, почему вас не пустили, может, только родственникам положено?..
Он не стал говорить, что сам запретил пускать к Митрохиной кого-либо из посторонних. Но Веденеев понимающе прищурился.
— Тайна следствия, я полагаю? Ну-ну… Что же вы мне повестку не прислали, а сами изволили прийти?
— Ясное дело, — из-за спины Веденеева появился плотный коренастый мужчина лет сорока с кустистыми бровями и огромной лысиной. — Если следователь сам пришел, стало быть, подозреваемся все мы.
— А вы-то за что? — поднял брови Ромашин. — И кстати, как вас…
— Долидзе, — представился мужчина. — Константин Долидзе. Для друзей Костя, для органов Константин Вахтангович. А подозреваете вы нас в том, что мы халатно или с преступным умыслом вынесли с территории горючее вещество, которое и было использовано в давешнем умерщвлении.
«Ему бы протоколы писать, — подумал Ромашин. — Складно излагает Вахтангович».
— Какие там подозрения, — сказал Ромашин. — Хочу у вас, как у специалистов, выяснить, возможно ли такое?
— Что именно — вынос или убийство? — строго осведомился Долидзе.
— И то, и другое.
— Вынести горючку могли. Легко. — кивнул Константин. — Убить — нет. Витя и Лена все рассказали. Это невозможно.
Следователь заметил, что Криницкая постепенно сдвигается в тень большого лабораторного шкафа, перегородившего комнату.
— Я бы хотел поговорить с Еленой Дмитриевной, — сказал Ромашин. — По-моему, вон тут, в соседней комнате мы никому не будем мешать.
— Да вы нам и не мешаете, — отозвался какой-то юноша с всклокоченными волосами.
В тесном помещении, которое обнаружилось за шкафом, подпиравшим потолок, было сумрачно, лишь зеленоватое мерцание монитора допотопного компьютера подсвечивало их лица.
— Я все понимаю, — сказала Криницкая, не дожидаясь вопроса. — Нет у нас в лаборатории таких смесей. И в институте нет, у нас сейчас другой профиль. Бензин взорвался случайно…
— Никто не угрожал Митрохину в последнее время?
— Господи, да кто ему будет угрожать?
— Ну, всякое бывает, — вполголоса произнес Ромашин. — Скажем, жена его сильно ревновала?
— Маша? Она его больше жизни… Когда у него осенью нашли опухоль… Потом оказалось, что доброкачественная, вырезали — и все, но сначала, вы же понимаете, подумали… Маша чуть сама не умерла! У нее, когда все закончилось, было такое нервное истощение, еле отошла. И не ревновала она его. Да, мы с Володей были когда-то близки, вам, конечно, уже до… сообщили. И что? Мы с Володей оказались совершенно разными людьми. Друг другу не подходили совершенно. Может, поэтому… Да знаете ли вы, что я у них на свадьбе была подругой невесты?
«А ведь она не Машу выгораживает, — подумал Антон, — а себя. Нет ревности — нет мотива. Была любовь, да сплыла. Появился новый дружок. Вот он, стоит недалеко от дверей, сквозь щелочку будто случайно посматривает…»
— Да вы заходите, — пригласил Ромашин Веденеева, приоткрыв скрипнувшую створку. — У нас же не официальное дознание, а так — беседа.
Веденеев подошел к столу, сел рядом с Криницкой, успокаивающе положил ладонь ей на руку.
— Я не знаю, о чем вы тут беседуете, — сказал он, — но хочу заметить, что нет в нашей лаборатории веществ, физико-химические параметры которых… ну, вы понимаете… — он запнулся.
«Что они все об одном? — с досадой подумал Антон. — Наверное, именно эту проблему они обсуждали, когда я вошел. Нет таких горючек, значит, и способа нет. Глупо, вообще говоря, с их стороны утверждать то, что будет обязательно проверено. Точнее — глупо, если они знают, что экспертиза докажет обратное. Но ведь они не дураки — ни Веденеев, ни Криницкая, ни этот Долидзе, ни остальные».
— Я не занимаюсь физико-химическими проблемами, — сказал Ромашин. — Я в них не разбираюсь. Мое дело выяснить, была смерть вашего друга несчастным случаем или нет.
— Ага! — поднял палец Веденеев. — Если нет, то вы ищете убийцу. Но здесь не найдете. Мы все с ним дружили.
— И вы тоже считали его своим другом?
— Разумеется.
— Даже после того, как Митрохин украл у вас идею и выдал ее за свою?
— Что вы имеете в виду? — насупился Веденеев. — В конце концов, режимы синтеза в вакуумной камере при подаче модулированного напряжения…
Он осекся, явно сообразив, что сказал лишнее. Но следователь уже сделал выводы, хотя и не смыслил в науке.
— Да, — тихо сказал Ромашин. — Именно это я имею в виду.
— А говорите, что не разбираетесь в физхимии горения.
— Приходится всем помаленьку заниматься, — бодро соврал Ромашин.
— Не крал у меня Володя эту идею! Кто вам мог такое набрехать!
— Даня, наверное, расстарался, — пробормотала Криницкая.
— Чушь, чушь полная… Когда статья вышла, в институте какая-то мелкая сволочь пустила слух, будто Володька украл у меня… Даниил, наверное, поверил. Дело не в том, что идея была моей, мы ее с Володей обсуждали, и он разработал экспериментальную методику. А я в это время работал над другой темой. В общем, я ему сказал: делай сам, я пас, у меня на это времени нет.
— Стало быть, идея все же ваша, — покачал головой Ромашин.
— Ничего вы не понимаете! Володя никогда бы не присвоил чужое, — Криницкая гневно стукнула кулачком по столу. — А с Даней я сама разберусь! Трепло…
— Лена, — предостерегающе произнес Веденеев.
Он повернулся к следователю:
— Даниил теоретик, у него специфические представления об интеллектуальной собственности. Я бы сказал — болезненные. Вот он бы точно не стал отказываться от авторства. Может, отсюда и неадекватная реакция на слух о краже идеи…
— Вам виднее, — уклончиво сказал Ромашин. — Так вы говорите, сам Вязников не стал бы… А вы хорошо его знаете?
— По работе — да, конечно, — пожал плечами Веденеев. — Замечательный теоретик, такой интуиции, как у него, я ни у кого не встречал.