Страница 10 из 79
— Мария Митрохина, — сказал Ромашин, следя за реакцией собеседника, — работает в том же институте и тоже занимается горением, так ведь?
— В институте все занимаются горением, видите ли, специфика такая.
— И о том, что ее муж состоял в связи с Криницкой, могла знать?
— Почему «могла»? — удивился Вязников. — Естественно, знала, поскольку сама же Володю от Ленки и увела. Не вижу в этом криминала.
— Даже так! — пробормотал Ромашин, занося слова Вязникова в протокол. — А вы сами?
— Что — я сам?
— На пикник, я так понимаю, собрались две пары, а вы поехали один.
— Ну и что? — вскинулся Вязников. — Какое это имеет отношение к делу?
— Пока никакого, — многозначительно сказал Ромашин.
Ему приятно было видеть, как у свидетеля мгновенно испарилось снисходительное высокомерие.
Пролистав страницы протокола, Ромашин отправился в больницу. Митрохину уже перевели в общую палату, а назавтра и вовсе собирались выписать.
Для разговора устроились в кабинете главного врача отделения. При первом же упоминании о муже Мария начала плакать. Ромашин дождался, пока она успокоилась. Вопросы задавал об отношениях Митрохиной со свидетелями и об отношениях свидетелей друг с другом. Ну и о работе, естественно, — о том, например, почему при нынешней системе оплаты научного труда (в газетах писали, что ученые живут чуть ли не впроголодь) работники института не бросают свою профессию и не уходят в коммерческие структуры.
— У нас текучести кадров почти нет, — всхлипнув, сказала Маша. — И платят нормально, мы не филологи какие-нибудь. В прошлом году с Володей даже на Кипре побывали…
Тут она запнулась, глаза набухли слезами, но Ромашин вовремя отвлек ее, задав вопрос о Данииле Вязникове.
Темная лошадка. Женщины у него нет, работает в теоретическом отделе, природу, по его же словам, не очень любит, на пикник поехал, потому что всю неделю готовил какой-то доклад, надо было проветрить мозги перед ответственным выступлением, а тут как раз и решили выехать…
— А как Вязников оказался в вашей компании? — спросил Ромашин.
— Володя пригласил, — ответила Маша. — Хороший парень, но замкнутый, и все время один. Вот Володя и…
Она заплакала, и следователь быстро свернул разговор.
Покинув больницу, Ромашин поехал домой. Дело принимало странный оборот. Если не вникать пока в способ поджога, то практически у каждого были причины расправиться с Митрохиным. Криницкая хотела отомстить бывшему любовнику, бросившему ее, — обманутая в своих ожиданиях женщина способна на все, Ромашину и не с такими ужасами приходилось сталкиваться. Сама же Мария Митрохина могла на почве ревности спалить мужа — баба, судя по всему, крутого нрава, такая не простит измены. Но где логика? Митрохин ведь порвал с Криницкой и женился на Марии… Впрочем, какая тут логика, когда схлестываются любовь, соперничество и ненависть?
Ну, а Веденеев так вообще должен возглавить список подозреваемых. По нынешним временам не то что за научную идею, под которую можно выбить неплохие гранты, убить могут за такую ерунду, о которой раньше и вообразить никто не мог. Года два назад Ромашину довелось разбираться с аналогичным делом о покушении на убийство. Тогда, правда, жертве удалось выжить — ее пытались отравить, причем весьма неумело. Выяснилось, что один сотрудник ставил эксперимент, а другой искажал результаты примерно так, как в романе Жюля Верна «Пятнадцатилетний капитан» негодяй Негоро портил показания корабельного компаса, в результате чего шхуна-бриг «Пилигрим» попала вместо Южной Америки в Центральную Африку. В итоге тот, кто хотел отомстить за порушенную научную карьеру, попал на нары, а вредителю вырезали половину желудка и почку, так что и ему жизнь оказалась не в радость.
Вообще-то Веденеев мог и составчик приготовить, который спалил Митрохина изнутри.
А вот у Даниила Вязникова причин вроде не было никаких, и возможности совершить преступление, скорее всего, тоже. В компанию затесался случайно, к горючим веществам по работе доступа не имеет, в отличие от остальных трех свидетелей, которые вполне могли стать подозреваемыми.
С другой стороны, это слегка даже подозрительно — почему у всех рыльце немного в пушку, а у Вязникова — нет? Антон хмыкнул. Это только в фильмах и книгах самый безобидный на вид фигурант и является главным злодеем. Немалый опыт следователя подсказывал Ромашину, что мотивы преступления, как правило, лежат на поверхности, а преступники — вовсе не интеллектуалы и не хладнокровные злодеи с задатками гениальных актеров. Если человек выглядит невиновным, то таковым он чаще всего и является на самом деле. А если принять во внимание, что женщина вряд ли по психологии своей выбрала бы столь варварский способ убийства, то самым подозрительным в этой компании оказывается Веденеев. Его и нужно трясти в первую очередь…
Света пришла сегодня с работы рано. К приходу мужа успела не только ужин приготовить, но даже отвезти к матери восьмилетнего Алешу — в школе объявили карантин по случаю эпидемии гриппа, и бабушка вызвалась недельку посидеть с внуком. Приятно удивленный великодушием тещи, Антон расслабился и за ужином позволил себе грамм сто «смирновки», которые очень хорошо пошли под жаркое.
Потом он слегка вздремнул в кресле и проснулся, когда Света включила телевизор и тот внезапно заорал. По второму каналу показывали ритуальную свару в Думе между коммунистами и «яблочниками», при активном участии жириновцев, со смаком подливавших маслице в огонь. Света убрала звук и принялась рассказывать о том, как и у них в фирме чуть не подрались сегодня две солидные клиентки. Антон благодушно кивал, слушая вполуха, но, когда в конце выпуска показали сюжет о сгоревшем автомобиле, поднял палец, призывая к молчанию, и врубил звук. Репортер, разбитной юноша, топтался на месте происшествия, машину как раз грузили на трейлер, а тучный майор ГИБДД сиплым голосом, ставя дикие ударения в словах, сообщил уважаемым телезрителям, что не нужно, господа хорошие, превышать скорость, потому что иначе получаются негативные инциденты с летальными для некоторых водителей последствиями. Какая еще скорость в лесу, раздался из-за кадра недоуменный вопрос репортера, но тут пошла реклама пива…
Мысленно воздев очи горе, Антон подумал, что у Ильи уже есть, скорее всего, более точные сведения о том, какую скорость «превысил» погибший, сунувшись в багажник стоявшего автомобиля.
— Извини, Светик, — пробормотал Антон, — трубочку дай-ка мне…
Илья обрадовался звонку и сказал, что дело гораздо интереснее, чем он предполагал. А поскольку по телефону о тонких материях химии горючих веществ говорить неуместно, то он ждет Антона у себя дома, и желательно прямо сейчас.
— Да что там такое, — заворчал Ромашин. — Время не терпит, что ли? Света на отпустит, к тому же сына к теще отправили. Завтра пришли заключение…
— Время терпит, — кротко согласился Илья. — Но для меня и Оли будет обида, если не приедешь отметить в узком кругу очередную годовщину нашей свадьбы.
— Насколько узок круг? — помолчав, спросил Антон.
— Весьма узок. Только вы да мы.
— Ну, жди…
Репины жили недалеко, но ехать пришлось в объезд — на Профсоюзной меняли дорожное покрытие. Через полчаса Света и Ольга уже сооружали на кухне хитрую закуску из рыбных палочек, почему-то называемых крабовыми, и запекали мясо под сыром и майонезом в гриле.
Антон вышел вслед за Ильей в большую застекленную лоджию, переоборудованную в кабинет.
— Странное дело, — сказал Илья. — В тканях я не нашел никаких следов горючих веществ. Насчет внутреннего горения — тоже дохлая гипотеза. У покойника сначала обуглилась кожа, потом подкожный жировой слой и… все! Ни на сантиметр дальше. Будто человека сунули в печь крематория, а когда он подрумянился, быстренько вынули.
— Циник ты… — Антона передернуло.
— Да нет, просто работа такая! Так вот, одежда почти не пострадала, и этому я вообще не могу найти объяснения. Машина горела, как паяльная лампа! Последнее, впрочем, понятно: выяснилось, что этот дурак держал в багажнике запасную пластиковую канистру с бензином.