Страница 2 из 7
— Мадам сущий ангел, — сказала миссис Кэнтрип, когда Элизабет ушла. — Стыд и позор, что таких мало на свете.
Катье хихикнула.
Туман рассеялся, и комнаты Майфлит Мэнор были залиты светом — резким светом позднего лета, в котором видны малейшие следы пыли. Но миссис Кэнтрип и Катье стояли на страже, и пыли в доме не было. Элизабет переходила из комнаты в комнату, ступая по мягким, залитым солнцем коврам, проверяла свежесть цветов в бронзовых чашах и розовых вазах китайского фарфора, изредка раздвигала шторы, чтобы защитить нежный старинный шелк от солнца. Из окна спальни она смотрела, как Катье пересекла улицу деревни Майфлит, держа в пухлых ладонях две посылки: одну в Голландию, другую в Лондон. Элизабет вздохнула. Почти все друзья и слуги связали бы ее вздох с тем, что Катье оставила широко открытыми обе створки ворот из кованого железа, украшенных стоящими на задних лапах крылатыми драконами, морды которых соединялись там, где висел замок. На белой, ярко освещенной поверхности дороги подвижная, слегка деформированная выпуклостями посылок тень Катье выглядела черной.
Элизабет спустилась и закрыла ворота. Потом села в свой «Лотус» и поехала сначала в Куинс Уотерфорд, чтобы обсудить с леди Ларкин-Смит подготовку к танцам в загородном клубе, затем в Помфрет, чтобы получить от миссис Роджерс выручку от благотворительных сборов на лечение раковых больных, и, наконец, в парикмахерскую в Кингсмаркхэме. Она опустила стекла в машине, сложила верх, и ее светлые локоны цвета примулы развевались во встречном потоке воздуха, как мягкие, похожие на пух чертополоха волосы на голове маленькой девочки.
В половине второго миссис Кэнтрип подала ленч в столовой. Статус Катье давал ей право садиться за стол с хозяевами, но в отсутствие Квентина Найтингейла она почти не разговаривала. Женщина и девушка съели спаржу, ветчину и ежевичный пирог в молчании, которое прерывалось редкими замечаниями Элизабет, хвалившей еду. Когда они закончили, Катье сказала, что предпочитает пудинг чиполата.
— Ты должна научить миссис Кэнтрип его готовить.
— Может, я учу ее сегодня после ленча. — Катье не давались времена глаголов, и она обо всем говорила в настоящем времени.
— Отличная идея!
— Один раз пробуете — и больше не хотите ежевичного пирога. — Катье принялась пальцем выковыривать застрявшие между зубов зернышки ежевики.
— Это мы еще посмотрим. А теперь я собираюсь отдохнуть. Если кто-то приедет или позвонит, меня не беспокоить.
— Я помню, — кивнула Катье.
— Куда ты собираешься сегодня вечером?
— Я встречаюсь с парнем в Кингсмаркхэме, и мы, наверное, идем смотреть кино.
— Фильм, Катье, — мягко поправила Элизабет. — «Кино» говорят только в Америке. Можешь взять машину, но лучше не «Лотус». Твоя мама вряд ли разрешила бы тебе водить быстрый спортивный автомобиль.
— Можно тогда я беру «мини»?
— Хорошо.
Катье убрала со стола и загрузила посуду в посудомоечную машину, вместе со стаканом и тарелками, оставшимися от ленча Дэниса Виллерса.
— А теперь я учу вас готовить пудинг чиполата, — объявила она миссис Кэнтрип, которая устроила себе десятиминутный перерыв с чашкой чая и «Дейли скетч».
— Это еще что такое? Ты же знаешь, мадам не держит в доме сосисок.
— Совсем не сосиски. Сливки с желе и фруктами. У нас же есть сливки? А яйца? Давайте, миссис Кэнтрип, милая.
— Истину говорят: нет покоя грешникам. — Миссис Кэнтрип неохотно встала из кресла-качалки. — Не понимаю, чем тебя не устраивает добрый английский десерт. Мистер Виллерс съел все, до крошки. Знаешь, он хоть и пишет книги, но аппетит у него отменный.
Катье достала сливки и яйца из холодильника.
— Я часто говорю себе, — задумчиво произнесла девушка, — почему он не работает у себя? Это странно и смешно — ведь у него есть жена.
— А могу я спросить, тебе-то какое дело, Кетчер? Понимаешь, мистер Виллерс всегда работал тут. Должно быть, прошло четырнадцать или пятнадцать лет с тех пор, как мистер Найтингейл отремонтировал Старый дом, чтобы мистер Виллерс мог в нем работать. Там тихо, понимаешь? А мистер Найтингейл неровно дышит к мистеру Виллерсу.
— Неровно дышит?
— Ох уж эти иностранцы! Я имею в виду, любит его, восхищается им. Думаю, он гордится, что в семье есть писатель. Включай миксер.
— Миссис Найтингейл его совсем не любит. — Катье налила сливки в чашку. — Он работает тут все каникулы, а миссис Найтингейл никогда, ни разу не приходит к нему. Не понимаю, как можно не любить своего брата.
— Видно, его не очень просто любить, — ответила миссис Кэнтрип. — Можешь быть уверена, если они поссорились — заметь, я этого не утверждаю, — то мадам точно не виновата. У него странные манеры, у этого мистера Виллерса. Отвратительный характер, настоящая язва. Скажу тебе по секрету, Кетчер, я бы не стала отдавать своего сына в школу, где он преподает. Выключай эту штуку, а то сливки превратятся в масло.
К чаю Элизабет не вышла.
В пять вечера небо было безоблачным, как на Средиземном море, а солнце палило нещадно. Уилл Палмер развел костер у ворот, выходящих на дорогу к Кингсмаркхэму, и теплый воздух наполнился едким запахом дыма. Уилл жег скошенную траву, изредка брызгая на нее керосином. Мокрый от пота Шон, недовольно ворча, толкал газонокосилку по лужайкам, устроенным в виде террас.
Миссис Кэнтрип накрыла стол и оставила холодный ужин на тележке. В любую погоду, хорошую или плохую, она не выходила из дома без шляпки. Вот и теперь экономка надела ее и отправилась в свой коттедж на другом конце деревни.
В Старом доме Дэнис Виллерс напечатал еще три предложения о Вордсворте и восприятии природы как источника художественного вдохновения и тоже отправился домой. Медленно и осторожно он ехал в свое бунгало в Кластервеле, а через полчаса за ним последовала Катье Доорн на «мини»; машина с ревом и визгом неслась через деревни по дороге к Кингсмаркхэму.
Элизабет лежала на кровати с примочками из гамамелиса на глазах, консервируя свою красоту. Услышав звук подъехавшего «Ягуара», она встала и начала одеваться к ужину.
На Элизабет было бледно-зеленое платье с вышивкой на воротнике и манжетах.
— Как поживает моя красавица жена?
— Чудесно, дорогой. Как прошел день?
— Неплохо. В Лондоне настоящая парилка. Хочешь чего-нибудь выпить?
— Немного томатного сока, — сказала Элизабет.
Квентин налил ей сока, а себе — двойную порцию виски.
— Спасибо, дорогой. Жарко, правда?
— Но не так, как в Лондоне.
— Надеюсь.
— Ни в какое сравнение с Лондоном, — твердо произнес Квентин. Потом улыбнулся. Элизабет тоже. Оба умолкли.
— Катье нет? — нарушил молчание Квентин.
— Она взяла «мини» и поехала в Кингсмаркхэм, дорогой.
— Значит, мы предоставлены сами себе? И никто не приглашен на коктейль?
— Сегодня — нет. Как ты верно выразился, мы предоставлены сами себе.
Квентин вздохнул и улыбнулся.
— Приятно побыть вдвоем, — произнес он. — Для разнообразия.
Элизабет не ответила. На этот раз молчание было более глубоким и долгим. Квентин стоял у окна и смотрел в сад.
— Наверное, пора ужинать, — наконец сказала Элизабет.
В столовой Квентин открыл бутылку «Пуйи-Фюиссе»[4]. Элизабет достала только один бокал.
— Наконец становится прохладнее, — произнес Квентин за вичисуа[5]. — Скоро ночи должны стать длиннее.
— Должны.
— Да, несмотря на жару в это время года, в воздухе уже чувствуется легкая прохлада. — Элизабет молча поглощала холодного цыпленка. — Но в целом лето было хорошим, — уже ни на что не надеясь, прибавил Квентин.
— В целом да.
Закончив, они вернулись в гостиную.
— Который час? — спросил Квентин, остановившись у стеклянной двери на террасу.
4
Элитное бургундское.
5
Овощной суп-пюре на курином бульоне.