Жизнь не здесь

2

Ах, боже, переставить обзорную башню в наше время! И навестить, допустим, всех тех десятерых поэтов, которые сидели с Яромилом за столом на вечере у полицейских! Где те стихи, что они тогда декламировали? Никто, никто о них уже не вспоминает, да и сами поэты утаили бы их от нас, ибо стыдятся их, теперь уже все стыдятся их…

Что, собственно, осталось от времени столь отдаленного? Сейчас для всех это годы политических процессов, репрессий, запрещенных книг и судебных убийств ни в чем не повинных. Но мы, у кого не отшибло память, должны засвидетельствовать: это было время не только ужасов, но и лиризма. Рука об руку властвовали тогда палач и поэт.

Стена, за которой томились заключенные, вся была обклеена стихами, и вдоль этой стены танцевали. Нет, это отнюдь не пляска смерти! Здесь танцевала невинность! Невинность со своей обагренной кровью улыбкой.

Было ли то время скверной лирики? Не совсем так! Романист, писавший о том времени с ослепленными конформизмом глазами, создавал мертворожденные произведения. Но лирик, даже сливаясь с тем временем, после себя часто оставлял прекрасную поэзию. Ибо, как было сказано, в магическом поле поэзии каждое утверждение, если за ним кроется сила переживания, становится откровением. А лирики переживали так, что их чувства дымились и по небосклону разливалась радуга, изумительная радуга над тюрьмами…

Хотя нет, мы не станем передвигать нашу обзорную башню в наше время, поскольку не собираемся отражать его, наставляя на него все новые и новые зеркала. Мы выбрали те годы не потому, что мечтали писать их портрет, а лишь потому, что они казались нам редкостной западней для Рембо и для Лермонтова, редкостной западней для лирики и для молодости. И разве роман нечто другое, чем западня для героя? К черту изображение времени! Нас интересует лишь молодой человек, пишущий стихи!

Вот почему этот молодой человек, названный нами Яромилом, не может совсем исчезнуть из нашего поля зрения. Да, мы разве что ненадолго расстанемся с нашим романом, перенесем обзорную башню за черту Яромиловой жизни и поместим ее в сознание совсем иного персонажа, вылепленного из совершенно иного теста. Однако от кончины Яромила удалим ее не более чем на каких-нибудь два-три года, пока он еще не всеми забыт. Выстроим эту часть примерно в том же соотношении с остальным повествованием, в каком садовый домик соотносится с виллой.

Домик отстоит от виллы на несколько десятков метров, это самостоятельное строение, без которого вилла вполне обходится; домик уже давно арендовал иной хозяин, и обитатели виллы им не пользуются. Но в домике открыто окно, и до него из виллы долетают запахи кухни и людские голоса.

3

Действие шестой части, которую мы сравнили с садовым домиком, происходит в мужской гарсоньерке: прихожая, в ней встроенный в стену гардероб, небрежно раскрытый настежь, ванная комната с тщательно вымытой ванной, кухонька с неубранной посудой и комната; в комнате широченная тахта, напротив нее большое зеркало, по стенам вокруг библиотека, две картины под стеклом (репродукции античной живописи и скульптуры), продолговатый столик с двумя креслами и окно с видом во двор на дымовые трубы и крыши.

Послеобеденное время, и хозяин гарсоньерки возвращается домой; он открывает портфель, достает из него мятую спецовку и вешает ее в шкаф; потом идет в комнату, распахивает окно; солнечный весенний день, в комнату врывается свежий ветерок, и хозяин заходит в ванную, наполняет ванну горячей водой, раздевается; оглядев свое тело, остается доволен; это уже сорокалетний мужчина, но с тех пор, как занят физическим трудом, чувствует себя в отличной форме; мозг легче, руки сильнее.

Сейчас он лежит в ванне; поперек ванны деревянная доска, служащая ему и столом; на доске книжки (удивительное увлечение античными авторами!); он греется в горячей воде и читает одну из них.

И вдруг — неожиданный звонок. Сначала один короткий, потом два длинных и после недолгой паузы опять короткий.

Он не любил, когда его беспокоили незваные гости, и потому для любовниц и друзей придумал сигналы, по которым определял визитера. Но кто мог подать такой сигнал?

Решил, что он уже стар и забывчив.

«Минуту!» — крикнул он, встал из ванны, вытерся, не спеша надел купальный халат и пошел открывать.

4

Перед дверью стояла девушка в зимнем пальто. Он узнал ее сразу и был так ошарашен, что не знал, что и сказать.

«Выпустили меня», — проговорила она.

«Когда?»

«Сегодня утром. Я ждала, когда ты вернешься с работы».

Он помог ей снять пальто, тяжелое коричневое потрепанное зимнее пальто, повесил его на плечики, а плечики на вешалку. На девушке было платье, которое сорокалетний хорошо знал; он вспомнил, что именно в этом платье она была у него в последний раз, да, в этом платье и в этом зимнем пальто, и ему представилось, будто в сегодняшнее весеннее после обеда вошел тот зимний, трехлетней давности день.

Девушку тоже удивило, что в комнате все по-прежнему, тогда как ее жизнь тем временем круто изменилась. «Здесь все, как было», — сказала она.

«Да, все так, как было», — подтвердил он и усадил ее в кресло, в котором она обычно сидела; потом стал торопливо ее расспрашивать: голодна ли? правда ты ела? когда ты ела и куда отправишься после меня? поедешь домой?

Она сказала, что ей полагалось бы ехать домой, что она уже была на вокзале, но повернула и пришла к нему.

«Постой, я пойду переоденусь», — сказал он, сообразив, что он в купальном халате; войдя в прихожую, закрыл за собой дверь; прежде чем переодеться, поднял телефонную трубку; набрал номер и, услыхав женский голос, извинился и сказал, что сегодня он занят.

По отношению к девушке, сидевшей в комнате, у него не было никаких обязательств; и все-таки он не хотел, чтобы она слышала его разговор, и приглушил голос. При этом он смотрел на тяжелое коричневое зимнее пальто, висевшее на вешалке и наполнявшее прихожую тоскливой музыкой.

5

Прошло года три, как он видел ее в последний раз, и лет пять, когда впервые встретил ее. У него были куда более красивые женщины, но эта девочка обладала несколькими редкими качествами: когда он узнал ее, ей едва минуло семнадцать, она была забавно непосредственна, эротически одарена и необыкновенно податлива: точно выполняла то, что угадывала по его глазам; уже спустя четверть часа она поняла, что не должна говорить ему о чувствах и, не ожидая никаких его объяснений, приходила к нему лишь тогда (не более одного раза в месяц), когда он звал ее.

Сорокалетний не скрывал своего влечения к лесбиянкам; однажды в любовном дурмане девушка стала шепотом рассказывать ему, как в кабине бассейна она предавалась любви с чужой женщиной; сорокалетнему рассказанная история пришлась по нраву, и позже, осознав ее неправдоподобность, он тем больше был растроган стараниями девушки приспособиться к его желаниям. Впрочем, впоследствии девушка не ограничивалась только одними вымыслами, она охотно знакомила сорокалетнего со своими подругами, вдохновляя и организуя упоительные эротические развлечения.

Она поняла, что сорокалетний не только не требует верности, но и чувствует себя в большей безопасности, если у его подруг имеются серьезные знакомства. Поэтому она с прямодушной откровенностью рассказывала сорокалетнему о своих обожателях, прошлых и нынешних, чем немало интриговала и развлекала его.

Сейчас она сидит напротив сорокалетнего в кресле (он уже переоделся: на нем легкие брюки и джемпер) и говорит: «Когда я вышла из тюрьмы, повстречались мне лошади».

6

«Лошади? Какие лошади?»

Когда она утром вышла из тюремных ворот, мимо нее на лошадях ехали спортсмены из конного клуба Они сидели прямо и уверенно, словно вырастали из животных и создавали с ними единое тело, огромное и сверхчеловеческое. Девушка под их ногами чувствовала себя у самой земли, маленькой и ничтожной. Высоко над ней раздавались ржанье и смех, и она жалась к стене.