Фрунзе

Фрунзе еще не знал, что Блюхер в этот час достиг Перекопского перешейка, но не смог с налета взять его укрепления. 51-я дивизия заняла город Перекоп, до основания разрушенный артиллерией, но перед окопами третьей линии и перед огнедышащей крепостью Турецкого вала залегла.

Но командующий предвидел это и закончил телеграмму словами: «Если не так много шансов овладеть Перекопом с налета, что, несмотря на это, будем делать обязательно, то таковых довольно много на возможность переправ бродом или на плотах через Сиваш, пользуясь паническим настроением, которое будет создано фактом разгрома главных сил врага. Во всяком случае, будет сделано все для разрешения задачи в кратчайший срок».

Паника началась в ставке у Врангеля на исходе 29 октября, когда части 1-й Конной вышли к Салькову и вся группировка белых в Северной Таврии попала в мешок.

Армии генерала Драценко была разбита. Радиограмму барона получил генерал Кутепов: объединить все силы в ударный клин и любой ценой пробиваться в Крым.

Кутепов нащупал слабое место в 1-й Конной. В ходе броска по Северной Таврии она вихрем прошла от Каховки до Салькова. Но разделилась на две части и еще не успела сомкнуться. И буденновцы, готовясь к штурму Крыма, не рискнули взорвать мост через Генический пролив.

На руку Кутепову была и нерасторопность частей 2-й Конной армии. Городовиков не проявил должной энергии и решительности, чего и опасался Фрунзе.

30 октября, когда была еще возможность изрубить кутеповцев, командарм-2 не сумел стянуть своих конников в ударную массу и потратил почти весь день возле Большой Белозерки, отражая бешеную атаку двух конных полков, которые прикрывали отход главных сил.

Случилось так, как и предвидел Фрунзе. На рассвете 31 октября густые колонны конницы и пехоты генерала Кутепова обрушились на 14-ю кавалерийскую дивизию Александра Пархоменко, на Особую кавбригаду и даже на штаб 1-й Конной у села Отрада. В рукопашный бой кинулись и Буденный и Ворошилов. И только их личное мужество и мощная поддержка пришедших на выручку конников предотвратили повторение лбищенской трагедии. Озверевший текинец с пикой наперевес бросился на Ворошилова. Пика запуталась в бурке, подоспевший ординарец застрелил беляка из револьвера.

Не получив поддержки Городовикова, Уборевича и Лазаревича, 4-я Конная двое суток дралась в ужасных условиях. Об этом Буденный и Ворошилов доносили Фрунзе 2 ноября: «Первая Конная выполняет вашу директиву в тяжелых условиях отсутствия в армии автоброневиков и авиации. Несмотря на все усилия, просьбы, техника не была доставлена до сих пор, и борьба проходит в неравных схватках. Теперь у противника огромное количество автоброневиков и аэропланов. Топографические условия и погода благоприятствуют для пользования авточастями. Беспрерывное курсирование автоброневиков противника лишает кавдивизии возможности выполнять боезадачи; бомбометание с аэропланов группами, летающими над конными массами, ничем не парализуется с нашей стороны. За всю операцию вашим расположением не появился ни один наш аэроплан…»

Городовиков прискакал 2 ноября во главе 6-й кавалерийской дивизии. И ворвался с ходу на Чонгарский полуостров. Вслед за ним ринулись к Чонгарскому мосту конники Буденного. Но беляки успели поджечь мост. И по этому пылающему коридору едва спаслись кавалеристы Городовикова, встреченные страшным огнем чонгарских укреплений.

Кончился день 2 ноября. То, что спас Кутепов дерзким маневром, все откатилось в Крым. Михаил Васильевич отдал должное белому командованию:

— Поражаюсь величайшей энергии сопротивления, оказанного противником. Он дрался так яростно и так упорно, как не могла бы драться никакая другая армия. Только этим и можно объяснить, почему он вырвался из наших тисков. Но дни его сочтены!..

Еще 30 октября Фрунзе телеграфировал Владимиру Ильичу, что до разгрома основных сил в Таврии он не может форсировать перешейки «с большой вероятностью на успех». Одновременно он просил верить, что все «могущее обеспечить скорый и верный успех фронтом будет сделано. Надеюсь в ближайшие дни порадовать вас и Республику известием о нашей решительной победе».

Теперь он мог сообщить, что генерал Кутепов заплатил за свое бегство в Крым большой ценой: 20 тысяч пленных, свыше 100 орудий, до 100 паровозов и 2000 вагонов, почти все обозы и огромные запасы снабжения с десятками тысяч снарядов и миллионами патронов. Особенно воспрянули духом красные артиллеристы: по расчетам командующего, у них на каждое орудие приходилось по сотне снарядов. Теперь эта норма увеличивалась почти вдвое. А пушечный огонь был незаменим при штурме укреплений.

Завершилась первая операция главного удара по Врангелю. Фрунзе начал немедленно готовить вторую, последнюю.

— Быстрее, быстрее!.. — торопил он своих командармов. — Не дадим барону опомниться, оглядеться, привести в порядок надломленные бегством войска. Не теряя ни одного лишнего дня — на штурм перешейков!

Были веские основания решать всю кампанию в считанные дни. Определяли позицию командующего два диаметрально противоположных потока информации, бьющие в одну точку.

Врангель сам объехал всю линию обороны и написал в приказе: «Я осмотрел укрепление Перекопа и нашел, что для защиты Крыма сделано все, что только в силах человеческих». Барон сделал для себя роковой вывод: перешейки неуязвимы; Фрунзе будет штурмовать их всю зиму и положит свою армию под Перекопом!

Намереваясь отсиживаться в Крыму до весны, Врангель задумал широкую реорганизацию своих частей. И не торопился вывести из портов Черного моря в Каркинитский залив дредноут «Генерал Алексеев», крейсеры «Генерал Корнилов», «Алмаз» и «Георгий», которые могли бы громить на первых же порах наступающие части Южного фронта с запада.

С другой стороны, обнадеживали Фрунзе донесения о моральном надломе солдат Врангеля. Их все чаще преследовала контрразведка барона, находя у них в сумках «Манифест» Демьяна Бедного, газеты Южного фронта: «Красный стрелок», «Дело победы», «На Крым». Издания московские: «Бедноту», «Правду» и «Известия». И прокламации Гусева и политотдельцев: «К солдатам армии Врангеля», «Кто наш враг?»

Важную информацию из Крыма принес молодой коренастый моряк Иван Папанин. Он на фелюге контрабандистов с превеликими трудностями совершил через Турцию переход к Фрунзе и рассказал, с каким радушием ждут Красную Армию крымские партизаны. У Врангеля, с подкреплениями кубанскими и грузинскими, набралось до 30 тысяч войска. Из них более 8000 брошены на подавление партизан, которые создали повстанческую армию в тылу барона. Эта армия взрывает мосты, пускает под откос эшелоны с продовольствием и снаряжением.

— Недавно я сам участвовал во взрыве Бешуйских копей. Подорвали крепко: лишили барона угля для железных дорог.

— А как же устраивались со взрывчаткой, с оружием? — спросил Фрунзе.

— В основном на подножном корму: из подорванных эшелонов, из трофеев после очередного налета на гарнизон. Переходили к нам целые роты беляков. Да и морем ездили.

— Куда же?

— К вам, на советский берег. Рыбаки помогали добираться до ваших частей, братки делились с нами чем могли. Теперь через Каркинитский залив путь отрезан: французы и англичане несут на кораблях неусыпную вахту…

— Ну, а какие разговоры в народе?

— Народ помалкивает, товарищ командующий: за всякое лишнее слово — петля! Но настроение сильно переломилось, когда поползли слухи, что Врангель потерял больше половины личного состава под ударом Красной Армии в Северной Таврии. Запестрели в печати бодрые интервью генералов. К примеру, Слащев сказал так: «Население полуострова может быть вполне спокойно. Армия наша настолько велика, что одной пятой ее состава хватило бы для защиты Крыма. Укрепления Сиваша и Перекопа настолько прочны, что у красного командования не хватит ни живой силы, ни технических средств для их преодоления. Войска всей красной Совдепии не страшны Крыму». Слащев — большой краснобай. А между прочим, к черноморским портам уже сбегаются людишки, которые побогаче. Метят захватить место на корабле в случае эвакуации. В Ялте и по всему Южному берегу на каждом заборе объявления о спешной продаже дачи… Так что ждут вас все: одни — с добром, другие — со страхом!..