Страница 25 из 138
— Как работается? — спросил он, поздоровавшись.
— Пока плохо, — отозвался Березенко, удивившись позднему гостю.
— Вас не устраивает пансионат? Или нет денег на удовольствия?
Бер нахмурился:
— Я к удовольствиям не привык… Уж не подозреваете ли вы меня в недостаточном усердии?
— Но почему же нет результатов?! — взорвался Лютц. — Может быть, в концлагере вы станете работать успешней?
— Я не привык к кнуту, арбайтсфюрер! — Бер встал, нижняя челюсть его задрожала от гнева. — В таком случае я вообще отказываюсь работать.
— Вы будете работать, — поджав губы, проговорил Лютц. — Пути в Россию для вас нет. То, что вы делаете, выйдет далеко за границы рейха. Ваша работа так же интернациональна, как открытие любого народа. Поэтому не считайте, что вы служите только нам, немцам.
«Э нет, арбайтсфюрер, — мысленно возразил Березенко. — Сейчас промышленная идея — это пуля, бомба, снаряд. Нет голой науки. У нее должно быть сердце».
Уходя, Лютц проговорил мягче:
— Я и Хельд надеемся на вас, Бер. Не посрамите нашу фирму.
Березенко проследил, куда пойдет Лютц. Тот подошел было к флигелю, но увидев, что нет света, повернул к воротам. Анатолий Фомич сел за стол и взялся за перо. Еще никогда в жизни он не испытывал такого подъема, как в этот раз. Березенко даже не представлял, как могло удержаться в памяти столько информации — цифр, названий, расчетов, рецептов, имен, марок металлов, характеристик, проблем.
Он закончил работу к утру. В доме все спали. Останавливаясь и прислушиваясь, Анатолий Фомич бесшумно спустился вниз, тихо открыл дверь в парадном и быстро пошел по тропинке к флигелю.
Настал день, когда должна была завершиться операция, которую Йошка договорился провести вместе с Ахимом Фехнером. Айнбиндер тяжело опустился на сиденье и приказал ехать на завод Ноеля Хохмайстера. Йошка подкатил к железным воротам. Поскольку у него пропуска не было, он вышел, уступив место за рулем капитану. Если бы в этот момент к его сердцу врач приложил стетоскоп, он услышал бы бешеный стук.
Вдруг точно током его пронзила мысль: нельзя оставаться сторонним наблюдателем, надо каким-то образом отвлечь капитана от машины, чтобы Ахим успел открыть багажник… Схватившись за живот, Йошка кинулся через проходную. Недалеко он увидел «опель» с раскрытой дверцей. Ахим носил упакованные в прорезиненную ткань «фаусты». Айнбиндер, помахивая ключами, наблюдал за погрузкой.
— Куда?! — бросился охранник к Йошке, загораживая проход.
— Прошу вас! Немедленно позовите вон того капитана!
— Что с вами? — дюжий охранник подтащил Йошку к топчану.
— Скорей же зовите! — закричал, корчась, Йошка.
Растерянный охранник оглянулся, не зная, что предпринять. Решившись оставить пост, он потрусил к Айнбиндеру. От натуги у Йошки побагровело лицо, на лбу выступил пот. Вбежал Айнбиндер.
— Что стряслось? — Вилли задрал мундир и рубашку, стал ощупывать живот. Надавил на правое предбрюшье, Йошка вскрикнул. — Приступ аппендицита! У тебя случалось такое?
— В первый раз… Все горит!
— Нужна «скорая помощь»! — Вилли взглянул на охранника.
— Нынче «скорая» приезжает уже к покойнику, — отозвался тот.
— Здесь можно достать лед?
— Пожалуй, в «Альтказе».
— Так сбегайте!
— Господин капитан, я на посту.
— Я никого не впущу и не выпущу! — заорал Вилли.
Охранник притащил завернутую в клеенку глыбу льда. Айнбиндер приложил к правой стороне живота. Йошка перестал стонать, проговорил, морщась:
— Простите меня. Вы же торопитесь.
— Чего уж, лежи!
Пока добирались до фольварка, Йошка совсем ожил:
— Надо же так скрутить… А сейчас будто ничего и не было. Разрешите сесть за руль.
— Попробуй.
Йошка обошел машину. В багажнике должны лежать детали «фауста». Теперь надо их оттуда достать. Как? Перед фермой-лабораторией Айнбиндер его высадит и сам сядет за руль. А вдруг ему вздумается заглянуть в багажник? «А что, если?..» Как утопающий за соломинку Йошка ухватился за внезапно осенившую его мысль.
— Черт побери! Совсем забыл о просьбе моей хозяйки к вам, господин капитан, — проговорил он с огорчением.
— О чем просила фрау Виц?
— Она сегодня уезжает, хотела, чтобы я отвез на вокзал ее вещи.
— Куда же она едет?
— Меня не посвящают в свои планы. Но мне показалось, в Берлин к родственникам.
— Когда экспресс?
— Через три часа.
— Ладно. Услуга за услугу. Подожди, пока разгружусь, и поедем.
Больше получаса находился Йошка у ворот лаборатории, кусая в волнении губы. Наконец машина выехала, Айнбиндер распахнул дверцу:
— Отвези к Антье, отдохну.
Высадив капитана на Людендорфштрассе, 33, Йошка помчался к пансионату фрау Штефи. Поставив «опель» на площадке перед виллой, он открыл багажник и нащупал завернутые в мешковину железки. В саду за мольбертом, как всегда, сидел Франц Штефи. Йошка остановился у картины, польстил баталисту:
— Будь я богачом, господин Штефи, я бы никому не уступил вашей картины.
Франц узнал голос денщика, однако не обернулся: ему и самому казалось, что картина удалась, и работа шла к концу.
Когда Йошка положил груз в углу своей каморки, ноги уже не держали его. Павел и Нина с тревогой посмотрели на него. Глазами Йошка показал на мешковину. Павел разорвал бумажную бечеву и увидел промасленные детали «фауста»… Он поглядел на осунувшегося Йошку, поняв, каких нервов стоило ему добыть эти железки.
— Придется пожертвовать еще одним кольцом с бриллиантом, — проговорил Йошка, отдышавшись. — Мне нужно десять тысяч марок.
— Ты сегодня вымотался.
— Именно сегодня на двадцать седьмом километре шоссе в Мюнхен я должен оставить эти деньги. Когда отправляется берлинский экспресс?
— В двадцать тридцать.
— Нина, ты должна уехать именно с этим поездом.
Нина замотала головой, но Йошку поддержал Павел:
— Так надо. Все, что могла, ты выполнила. Остановишься в Дрездене, увезешь те сведения, что уже удалось добыть. Мы задержимся на день. Ты, Йошка, заканчивай все свои дела, я разберусь с «фаустом», зафиксирую на микропленку и провожу Нину на вокзал.
Йошка сел за руль.
Спустя минуту машина мчала его к скупщику Карлу Зейнштейну. Он встретил Йошку приветливо, но за кольцо и медальон дал всего 12 тысяч. Торговаться не было времени. В галантерейном магазине Йошка купил бумажник, вложил в него деньги, завернул в клеенку. У дорожного указателя 27-го километра он зарыл сверток, прикрыл прошлогодним сором.
В вечерние часы в предвкушении сытного ужина и неизменной кружки пива служащие бензоколонок становились добрее. Около одной из них Йошка заметил проворного малого с черной повязкой на глазу. Не вылезая из кабины, он проговорил:
— Послушай, землячок. Залей по горлышко. Плачу по таксе.
Парень огляделся — нет ли поблизости полицейских — и сунул пистолет шланга в бензобак.
В десять вечера, в глубоких сумерках, у столба с отметкой «27» Йошка заметил Ахима Фехнера. Тот «голосовал» у дороги. «Опель» встал.
— Порядок?
— Я не считал.
— Разверни и сосчитай.
— Я тебе верю. Не сегодня-завтра приезжает Маркус Хохмайстер.
— Не жди его. Увольняйся и уезжай в горы.
— Вы со своим здоровьем могли бы прожить сто лет. К несчастью, судьба нашла самое слабое в организме — глаза. Вы уже не сможете прочитать книгу, не увидите разнообразия красок. Все окружающее будете воспринимать через темно-зеленый цвет очков. Только они пощадят разрушающуюся сетчатку… — Боле не преувеличивал и не преуменьшал трагичности положения. За восемь месяцев лечения доктор успел подружиться с пациентом, убедился в силе духа бывшего олимпийского чемпиона.
— У меня не остается надежды? — спросил Маркус.
— Я не знаю светила, который бы вернул вам прежнее зрение, — ответил старый окулист. — Попробуйте увлечься другим делом, избавьтесь от волнений.