Последнее решение

Она повернулась, подала ему фужер.

— Жуткий болтун. Исключительно способный. Я посвятила ему уйму времени.

— Ты любишь растения?

— Порой больше, чем людей. Особенно в последнее время. У растений нет амбиций. — Она замялась. — О боже, что за банальные слова.

— Действительно, не очень новаторские.

— А для тебя что-нибудь может быть новаторским? — Она присела, указала ему рукой на другое кресло. К счастью, она сумела взять себя в руки. Даже немного злилась на слабость и неловкость, охватившие ее полминуты назад.

— Не понимаю. — Живая татуировка у него на щеке понемногу изменялась. Дракон превратился в птицу, а та — в разноцветного паука.

— Ну, ты ведь живешь в Сети. У тебя доступ ко всем данным, всем знаниям, всем произведениям искусства. Любая мысль, которую когда-либо записывали или сканировали в Сеть, тебе доступна. Так разве кто-нибудь случайно может застать тебя врасплох.

— Часто. Чаще, чем ты думаешь. — Танкред протянул руку к тарелочке с печеньями. — Однако твой вопрос, честно говоря, достаточно типичен.

— Искренне прошу простить, ваше превосходительство, за скучную беседу.

— Отнюдь, отнюдь… — Салерно понемногу отхлебывал напиток. — Говоря предельно просто: тот факт, что я постоянно подключен к Сети, конечно, облегчает мне доступ почти к любой информации. Но не надо думать, будто вся она у меня здесь, в моей голове. Я могу очень быстро ее получить и мгновенно усвоить, но это вовсе не означает, что я знаю все. Если тебе приспичит ознакомиться с жизненным циклом софорионских дебрей, то через минуту я смогу тебе о них рассказать. Но это вовсе не значит, что пятью минутами раньше я знал о софорионских дебрях что-либо еще, сверх того, что они представляют собою самую любопытную форму жизни в известном людям космосе.

— Ты хочешь сказать, что я тоже в любой момент могу связаться с Сетью и получить всю необходимую информацию, просто на это у меня уйдет больше времени?

— Верно. Однако различие не только в этом. Ты можешь представить себе, как выглядят эти дебри, почувствовать условия, царящие на любой планете, даже поиграть в игру, имитирующую ощущения летника, пробивающегося сквозь бурю на Спате. Я же восприму больше раздражителей: скан мозга одного из летничьих мэтров, показания измерительных зондов, ныряющих в атмосферу газового гиганта, все исторические данные, связанные с колонизацией Софориона, и сотни других факторов, рапортов, фиксаций. Но, если на то пошло, ты тоже их получишь, если посвятишь этому больше времени, встроишь себе специальные сопроцессоры и так далее.

Он отставил фужер. Встал. Дина снова почувствовала тепло. «Еще не сейчас, — мысленно твердила она себе, — еще не сейчас, дай мне побольше времени!»

Танкред наклонился к ней, протянул руку.

— Потанцуем? Или на свиданиях ты всегда беседуешь только о серьезном?

Она впервые почувствовала его руки на своем теле. Он держал ее в объятиях уверенно, двигался изящно, обладал чувством ритма.

— Всегда, когда договариваюсь о свидании с сетевиком.

— И который же это раз?

Он не пытался прижимать ее к себе, даже следил за тем, чтобы его лицо не оказалось слишком близко от ее щек. От него шел приятный запах.

— Первый.

— И не последний.

— Увидим…

— Увидим. — Теперь он обнял ее крепче, закружил сильнее. Она непроизвольно прильнула к нему. Это было очень приятно.

— Зачем ты это делаешь? — Она не хотела спешить, хотя уже знала, чем все кончится, и понимала, что он тоже знает. Сейчас надо радоваться не достижению цели, а стремлению к ней, едой, а не поспешным пожиранием торта. — Ты — везде, ты можешь придумать, что угодно, построить в своей голове любой мир, не менее реальный, чем тот, который окружает нас. Ты можешь испытывать любые удовольствия. Брать все.

Они танцевали медленнее, но уже не позволяли себе отдаляться друг от друга. Сосочки укрытых тонким материалом грудей Дины то и дело ненадолго касались его тела. О да, очень приятно.

— Ты снова за свое. Нет, не могу. В том-то и дело, что не могу. Это называется «парадокс Кранха», его обнаружили во времена Виртуальных Смертей. А в действительности… еще раньше, у наркоманов, погружающихся в свои миры. Если я войду в реальность, в которую поверю на сто процентов, это будет означать, что я сотру свое прошлое. Исчезнет сознание того, что я нахожусь в виртуале, что все ощущения — лишь имитация, порожденная корой моего мозга. Но если я не помню своего прошлого, значит, я уже не я. Образовалась новая личность. Если же сохраню знание о том, кто я в действительности, то всегда буду знать, что участвую в имитации, представляющей собою фокус, порожденный мною либо иными сетевиками. Что общаюсь с бытиями с ограниченной автономностью действий. Контакт с настоящим человеком — совершенно другое дело. Он реален. Здесь игра реальна. Моя победа будет полной, поражение… настоящим проигрышем.

— А для тебя существует различие между истинным и фантоматическим мирами? Я всегда считала, что для сетевиков это равноценные сферы реальности.

— В определенном смысле да. А в определенном — нет.

— Весьма конкретный ответ.

— Другого быть не может. Конечно, «парадокс Кранха» не помешал миллионам людей умереть в мирах ВР. Провести жизнь в преодолении электронных проблем, победах в военных кампаниях, осуществлении наиболее странного секса и исполнении кровавых обрядов. Но я — не обычный человек, пользующийся виртуальностью. Я — в Сети. И я прекрасно знаю, что есть правда, а что иллюзия.

— И ты желаешь этой правды? — Дина провела рукой по спине Танкреда, подушечками пальцев прошлась вдоль позвоночника.

— Да, — ответил он и поцеловал ее. Губы у него были холодные и сухие.

«Рамзес будет доволен», — в самый неподходящий момент пронеслась у Дины в голове идиотская мысль. Она стояла посредине комнаты, наполовину раздетая, целуя красивого, хоть наверняка опасного, вызывающего страх мужчину. Она чувствовала возбуждение, заполняющее ее бедра, соски грудей, внутренности… Она хотела этого мужчину.

И однако воспоминание, вернувшееся одновременно с этой мыслью, вызвало в ее сознании картины, имеющие мало общего с физической любовью и жаждой ощутить блаженство. «Рамзес будет доволен».

Брат когда-то сказал это во время одного из многочисленных споров. Бессмысленных, не приводящих ни к чему. О, как же он тогда разозлил ее! Потом она пожалела об этом. Рамзес приехал поделиться своими заботами, посетовать, поискать поддержки у единственного человека, которому мог по-настоящему довериться.

Политика пожирала его. Договоры и альянсы — игра за власть и влияние отнимали у него время, необходимое для строительства того, что всегда было его целью: нового общества, гуманных законов, справедливого раздела благ и власти. Сколько она себя помнила, этого он жаждал. Забирал ее на совещания, где осуждали танаторов, на манифестации, на которых люди требовали равных избирательных прав для всех жителей Гладиуса, на выборы, благодаря которым от власти должны были быть устранены консерваторы. И вот наконец-то он достиг цели. Заплатил за это высокую цену. Отказался от многих идеалов. Допустил то, что когда-то сам осуждал. Это была цена. Ничто не дается даром. Ничто. И вот теперь, когда он уже заплатил, он хотел реализовать свои идеи — идеи тех многих, с которыми вместе осуществлял власть. Но оказалось, что цена слишком высока, что правительственный механизм значительную часть своей энергии тратит на то, чтобы поддерживать собственное существование. Что многие из бывших коллег изменились, добравшись до вершин власти. Другие же, постоянно ссылаясь на временный и особый период, не колеблясь, использовали методы, ими же самими ранее сурово осуждаемые. Быть может, Рамзес смирился бы, признал правоту своих былых спутников. Но именно она, Дина, постоянно нарушала покой его совести, напоминала, ранила, требовала. Да, она была причиной его забот. Но — парадокс! — именно хорошие отношения с Танкредом Салерно могли стать очень важным фактором, укрепляющим позиции брата.