Маара и Данн

С кровью надо было что-то делать. Обычно местные женщины подвязывали сухой мох, но весь мох в округе давно рассыпался в пыль. Коричневая ткань влагу не впитывала. Дэйма велела Мааре разорвать на лоскуты одну из хранящихся в сундуке прекрасных вещей. С большой неохотой послушалась ее Маара. Она иногда поднимала крышку и рассматривала эти свидетельства иной жизни.

Кровь текла два-три дня, затем кровотечение затихло, потом снова началось. Кулик, у которого хватало собственных забот, тем не менее учуял эти изменения. Исхудал Кулик, но жизненной силы не утратил. Подойдя к Мааре, ухмыльнулся и схватил ее за руку.

— Чего ждешь, мужа-махонди?

Она вырвала руку и убежала. Когда кровотечение утихло, Кулик и это заметил.

Два сына было у Кулика. Одного убил жалохвост, причем не у воды, а на околице деревни. От него остались лишь обглоданные кости. Второй пристал к проходящим беженцам, ушел на север. Вскоре после этого ушел и сам Кулик. С последними жителями деревни.

Как-то Маара подумала, что, будь у нее дитя, ей было бы кого любить. Иногда руки ее аж ломило от желания обнять кого-нибудь. Они еще помнили маленького Данна, помнили Мишкиту.

А вдруг она настолько ослабнет, что не сможет уйти, не вынесет пути? Сомнения, множество самых разных сомнений неожиданно овладели ей.

В тот вечер Маара сидела на каменной скамье, вслушиваясь в хриплое дыхание Дэймы, и понимала, что слышала такое дыхание, когда к кому-то приближалась смерть.

Ей захотелось покинуть это мрачное жаркое гнездо, в котором они с Дэймой оказались пленницами. Ей померещилась вода, как будто прохладная вода потекла по лицу, по рукам, по телу. Девушка взяла ведро из ряда стоявших вдоль стены и вышла. Глаза застилал туман, она едва различала долину, по которой лениво кружились пыльные вихри, взвивались и опадали. Где-то что-то горело, должно быть, сухая трава. Ветер доносил до нее запах пала и крохотные чешуйки сажи, недогоревшей обугленной травы. Одна такая чешуйка попала в рот, оставив горький привкус. Другие опустились на лицо и руки, и Маара принялась оттирать оставленные ими черные отметины. Дым клубился где-то в направлении старого города.

Промежутки между домами скальной деревни засыпал песок. Маара прошла мимо дома, в котором лежала мертвая Рабат. Лицемерная улыбка соседки превратилась в злобный оскал. На крыше толклись скорпионы, не находя пути внутрь. Маара шла, сознавая, что отклоняется от выбранного направления, возвращалась к нему, сбивалась снова, стараясь держаться тропы к гребню. Нет, думала она, никуда отсюда не деться. Здесь придется и умереть. Долог оказался путь до гребня, откуда она смогла увидеть мертвые деревья внизу, возле высохших ям. Она стояла на гребне, переводя дыхание, водя сухим языком по пересохшим губам. Постояв, продолжила путь по мертвой траве. Везде кости, хотя больше костей, конечно, за второй грядой, по берегам большой реки. Туда устремлялись умирающие животные в надежде отыскать воду. Множество костей разных размеров, разных животных. Первыми умирали крупные, которым нужно было больше воды. Маленькие пушистые зверьки держались дольше, выбегали к домам, клянча воду, прежде чем умереть.

Возле первой сухой ямы Маара не остановилась. Здесь Кулик пытался утопить Данна. Прошла она и мимо второй, в которой заметила два пустых панциря жалохвостов, один — большой черепахи и множество костей водных ящеров. Далее начиналась широкая полоса чистого белого песка. Она опустила на песок ведро, вода в котором в последний раз плескалась уже не один месяц назад, стянула тунику, опустилась на колени. Она и раньше приходила сюда, когда чувствовала себя сильнее, чтобы очиститься от грязи. Долго, очень долго девушка обсыпала себя белым песком: ноги, руки, бока… оттирала шею, щеки. С волосами, к сожалению, ничего не поделаешь, песок застревал в них. Плотно сжав веки, Маара терла лоб и глаза, а потом улеглась на спину, принялась тереться спиной и плечами. Она каталась в песке, как это делают животные. Подумав о животных, девушка быстро подняла голову. Но нет: ни скорпионов, ни больших птиц с острыми клювами и когтями, ни ящеров, — пустынно вокруг. Она склонилась, чтобы проверить, не вернулась ли кровь, но сжатые ее нижние губы так же сухи, как и верхние. Мочеиспускательное отверстие так же горело от жажды, как и рот, все тело ныло от истощения и иссушения. Моча изливалась редко и столь концентрированная, что пить ее не было никакой возможности, хотя Маара и пыталась, все ее существо протестовало против утраты любой жидкости.

Стоя на коленях с закрытыми глазами, Маара раскачивалась взад-вперед, так делала и Дэйма в минуты боли и печали, и вдруг услышала далекие раскаты грома. Открыв глаза, девушка увидела облака — нет, не клубы дыма от степного пожара, а небесные тучи! Там, на севере, на горизонте — вода, дождь! Маара медленно пересекла свою крохотную песчаную пустыню, вышла на берег пересохшей реки, не отрывая взгляда от неба, от облаков. Когда она в последний раз видела зигзаги молнии меж черными тучами? Кожа кричала… Скорее, скорее, пусть наконец упадут на эту иссохшую кожу капли воды… Было такое и раньше, стояла она, вглядывалась в тучи на горизонте, но дождь не доходил до их мест. Но на этот раз тучи надвигались на нее все ближе и ближе. Маара принялась поджидать животных, которые, как и она, наверняка поспешат прибежать к берегу. Но животных не было, не осталось их живых в округе. И тут она увидела то, что видела ребенком. Как будто земляной вал катил на нее, коричневая лавина. Намного уступающая по объему той, прежней, давнишней. Эта волна катила без рычания, без вырванных из земли вековых деревьев, без смытых с берегов животных. Однако она приближалась. Наконец-то можно будет напиться, набрать воды и отнести Дэйме, уже забывшей ощущение воды на губах, получавшей в течение последних дней лишь влагу из желтого корня.

Поток дошел до нее, степенно, медленно заполняя ямы. Пена выплеснулась на ноги Маары, она невольно отступила на шаг. Да, это не был тот сметающий все на своем пути поток прошлого, но он принес воду. Маара встала на колени, погрузила в воду лицо и руки, опустилась туда всем телом, перекатывалась в воде, как незадолго до этого каталась по песку. Тут она услышала какое-то клацанье и увидела, что вода несет гору костей. В потоке показались и деревья, пришлось спешно отступать. Не зеленые деревья давнего паводка неслись на нее, а сломанный сухостой. Маара выскочила из воды и переждала, пока вода унесет свою опасную ношу дальше. Большое дерево застряло у берега чуть ниже по течению, в него уперлось еще одно; получившаяся запруда задерживала кости, кусты, отцеживала щепки из потока. Маара вспомнила обнаруженное ими береговое захоронение костей, вспомнила, как мужчина велел ей запомнить то место. Не так уж далеко до него было, но и здесь, когда схлынет вода, эти груды костей занесет песком, пылью, и станет это место берегом реки до следующего потопа, который вскроет захоронение. Стук костей поутих, течение замедлилось. Небо на севере посинело, налилось жаркой, яркой, противоречивой синевой засухи. Скоро поток пройдет, надо поторопиться. Маара отчаянно бросилась в воду, рискуя попасть под удары последних крупных костей, принялась плескаться и пить, пить, впитывать в себя грязную воду. Тело ее охладилось и посвежело, прежде чем вода опустилась и загустела в жидкую грязь. Маара покрылась грязной сероватой пленкой. «Я такая же, как и скальники», — думала она, но не расстраивалась. Главное теперь — напоить Дэйму. Чувствуя себя сильнее, девушка уверенным, но осторожным шагом направилась в деревню, остерегаясь скорпионов. И она действительно встретила направлявшихся к воде крупных скорпионов.

Дэйма стонала в темноте жаркой комнаты, дышала тяжко и натужно. Маара распахнула ставни, приоткрыла дверь, принялась поить умирающую, рассказала ей про грозу и про поток, меньший, чем прежние. Но Дэйма уже ничего не понимала. Маара обмыла ее, стараясь, чтобы пересохшая кожа старухи впитала побольше влаги, протерла мокрой тряпкой поредевшие ломкие волосы.