sВОбоДА

В советской литературе Вечный Жид последний раз появился в тысяча девятьсот сорок девятом, кажется, году в повести (названия Егоров не помнил) Всеволода Вишневского, автора знаменитой «Оптимистической трагедии». Тогда как раз сражались с космополитизмом, и появление Вечного Жида в Москве было логичным и ожидаемым.

Явившийся по какому-то делу к главному герою повести Вечный Жид напомнил тому «сточенный ржавый нож». Но по мере их общения, Вечный Жид начал наливаться силой, очищаться от тысячелетней ржавчины, а герой, напротив, ржаветь и чахнуть. В трактовке революционного драматурга Вечный Жид был чем-то вроде вампира, отнимающего жизненные силы у неслучайно выбранных жертв — коммунистом был главный герой повести.

Егоров затруднялся с ответом, снискало это произведение успех у власти и читателей, получил Вишневский за него Сталинскую премию, или повесть прошла по литературному небосклону стороной, как косой дождь.

Может быть, деду Буцыло выпала ипостась Вечного Жида?

Но дед не походил на Вечного Жида, особенно в трактовке Всеволода Вишневского. Будь иначе, Егоров давно бы получил инфаркт или инсульт, а дед Буцыло попивал бы коньячок, да гладил по заднице Сусанну. И никакие взбадривающие средства были бы ему не нужны.

Вечный Жид ни за что не боролся.

Дед Буцыло боролся против могучего государства — СССР. Если он и был Вечным Жидом, то, так сказать, политическим, не позволившим задержаться у своего дома (правда, большую часть времени дед Буцыло тогда проводил в лагерях и ссылках) бредущему на Голгофу колоссу на глиняных ногах — СССР. Но ведь и СССР отнюдь не считал себя бредущим на Голгофу, а наоборот, брел со своим социализмом в Афганистан, в Африку, в Аравию.

Потом Егоров подумал, что какая-то слишком уж энергичная и большая была улетевшая бабочка. И вообще, в начале лета в городе такие бабочки не летают. Может быть, кто-нибудь их специально разводит?

Но зачем?

Как зачем, усмехнулся Егоров, на продажу. Бабочки хорошо смотрятся в стеклянных коробках. Ему самому одна пациентка подарила такую коробку с перламутровой южноамериканской бабочкой размером с небольшой вымпел.

Сначала гусеница, вспомнил уроки биологии Егоров, потом куколка, потом бабочка. Выбравшись из куколки, бабочка не просто обретала невероятный запас жизненных сил, но как будто страстно приобщалась к той самой вечности, выпить за которую в мире не хватит алкоголя. Каждую весну Егоров обнаруживал у себя на даче в укромных местах сообщества безжизненно зимовавших бабочек. Они висели вниз головой, сложив крылья, на чердаке, на досках черными лезвиями, сгустками дыма над неведомым огнем. Нечто необъяснимое заключалось в том, что ломкий клочок пепла без малейших признаков жизни на солнце оживает и… летит. Неужели это намек на… существование души? Жизненная сила возникает из ничего, и, значит, нет ничего невозможного?

Но тут Егорову вспомнились россыпи сухих мух между оконными рамами на даче. Он часто забывал их выметать. Мухи, точно так же как бабочки, весной оживали, летали, только в их пробуждении не было для Егорова ни радости, ни тайны. Почему-то в его представлении бабочки имели отношение к бессмертию души, а мухи нет. Однажды его даже посетила смелая мысль, что после смерти души людей обретают крылатую невесомую плоть бабочек и мух. И те, и те летят на свет. Егорову хотелось верить, что бабочки (правильные души) — на божественный, мухи (плохие души) — на люциферов. Но это было не так. Бабочки частенько залетали в его дощатый дачный сортир, а мухи нагло ползали по оставшейся от прежних хозяев темной иконе, забыто висящей в углу.

Интересно, вдруг задумался Егоров, куда полетит душа Вечного Жида?

Сами собой возникли строчки, а руки сами собой набрали их на компьютере и отправили в Сеть БТ. Егоров простил себе экзотическое «матэ», тем более, что было немало документально подтвержденных свидетельств повышенного внимания Господа к Южной Америке. Егоров сам читал в Интернете, что во время Второго Пришествия Господь, как святая вода в стакан, вольется в знаменитую, обнимающую человечество широко разведенными руками, статую на холме над Рио-де-Жанейро, и пойдет (потечет) вниз навстречу людям.

…В медицинском центре «Наномед» деньги с пациентов брали за каждый вдох, выдох, шаг вперед и два шага назад. Брали с друзей народа и социал-демократов, марксистов и эмпириокритицистов, солнцепоклонников и людей лунного света.

Видя, как неохотно все они расстаются с деньгами, Егоров посоветовал владельцу клиники — многолетнему со времен мединститута приятелю — завести электронную систему расчетов. Пациент получал в регистратуре пластиковую карточку, перечислял на нее деньги, и лечился, ни в чем себе не отказывая, пока на карточке были деньги.

«Пациент — наше все! — любил повторять на общих собраниях коллектива генеральный директор (он же и владелец) медицинского центра — Игорь Валентинович Раков, в прошлом (для Егорова) „Игорек“. — В чем залог успешной работы и, соответственно, нашего материального благополучия? — продолжал он. — Во-первых, — начинал поочередно отпускать пружинно сжатые пальцы, — надо стремиться к тому, чтобы у нас лечились исключительно здоровые люди. Во-вторых, они должны получать от процесса лечения удовольствие. В-третьих, врач должен быть другом пациента. Общаться с другом легко и приятно. Делиться деньгами, пусть опосредованно, через клинику — тяжело и неприятно, но необходимо. Ваша задача — превратить эту необходимость в осознанную. В-четвертых, приходя к нам, пациент должен расслабляться, отдыхать, отгораживаться от хищного мира, как эмбрион в материнской плаценте. Пациента — в плаценту! Вот наш корпоративный лозунг. „Наномед“ — тихая гавань. Здесь укрываются истрепанные в битвах за деньги и власть одинокие сердца вместе со своими неправедно нажитыми капиталами».

«А если приволочется реально больной и без денег?» — помнится, спросил кто-то из врачей.

«Без денег — не пускать! Реально больного надо честно продиагностировать и переправить в другое медицинское учреждение, — ответил Игорек. — Чем больше будет у нас разных договоров о сотрудничестве, обмене пациентами, тем лучше. Тогда, во-первых, — снова принялся разгибать пальцы, — конкуренты не станут нас сильно гнобить, а, во-вторых, не будет сложностей с надзирающими структурами. Дескать, мы кому-то назначили неправильное лечение, а кто-то, не приведи Господь, — перекрестился Игорек, — помер, или, еще хуже, накатал заяву в суд».

Как доктор, Игорь Валентинович Раков был изначально и абсолютно профнепригоден. Егоров до сих пор удивлялся, как ему удалось окончить институт, получить квалификацию токсиколога, защитить диссертацию?

После института Игорек ринулся в медицинский бизнес, запатентовал революционную методику лечения наркомании. В его наркологическом центре наркоманов лечили… сауной и минеральной водой.

Человек на девяносто процентов состоит из воды, объяснил Игорек Егорову, когда тот спросил, не боится ли он, что его посадят, как шарлатана. Когда эти уроды сидят в сауне, они потеют. Вместе с потом выходит наркота. Потом они пьют минеральную воду, восстанавливают баланс, но наркоты в организме уже меньше. Пятьдесят часов сауны в неделю, сто литров минералки — и он уже почти нормальный человек! Худенький, правда, уточнил Игорек, как хорек, но… живой.