Ночные грехи

Бедствия и проволоґчки, сконцентрировавшись в одной точке в правом виске, дали о себе знать немедленно. Небольшая головная боль угрожала перерасти в катастрофическую. Последнее дело начинать работу на новой должности с мигрени. Все могли бы решить, что она — слабая. Маленькая и слабая — образ, с которым ей приходилось бороться и в лучшей форме.

Итак, на сегодняшний день она — полевой агент Миннесотского бюро криминальных расследований, одного из лучших правоохранительных агентств на Среднем Западе. Одна из одиннадцати полевых агентов в штате, всего-то. И единственная женщина. Первая женщина, разбавившая тестостерон в рядах полевых агентов Бюро криминальных расследований. Кто-то где-то, вероятно, гордился ею, но Меган сомневалась, что это чувство распространится на мужские бастионы правоохранительных органов отдаленных районов штата. Феминистки назвали бы ее пионером. Другие использовали бы слова, убранные из стандартных словарей по моральным соображениям.

Меган называла себя копом. Ее тошнило от дискуссий на тему полового различия. Она закончила все необходимые курсы, прошла все тесты — и в классе, и на улицах. Она знала, как держать себя в руках, как обращаться с любой стреляющей штукой на свете. Она полностью отработала часы патрулирования, заработала свои нашивки детектива. Она провела немало часов, выполняя штабную работу, и дважды принимала участие в задержаниях. И вот ее время пришло.

Лео Козловски, пятидесятитрехлетнего агента из Оленьего Озера, сразил сердечный приступ. Тридцать лет пончиков и дешевых сигар наконец доконали его, и бедный старина Лео уткнулся лицом в тарелку послерождественских шведских фрикаделек в кафе «Скандия».

Когда весть о его смерти разнеслась по лабиринтам офисов штаб-квартиры, Меган почтила минутой молчания память Лео, а затем подала еще одну докладную записку суперинтенданту, представляя свое имя для рассмотрения на этот пост. Когда день для принятия решения приблизился, а она не услышала ничего ободрительного, Меган собрала всю свою волю в кулак, взяла послужной список и отправилась в офис специального агента, возглавлявшего региональное отделение Сент-Пола.

Брюс Де Пальма запел старую песню, которую ей приходилось слышать уже не раз. Что все полевые агенты — мужчины. Все шефы и шерифы, с которыми они должны работать, тоже мужчины. Детективы и офицеры, входящие в их сеть, тоже почти все мужчины. Нет, это не дискриминация, это реальность.

— Хорошо! Вот здесь тоже все реальное, Брюс, — сказала Меган и хлопнула папкой с документами по столу, прямо по его регистрационной книге. — У меня больше следственного опыта, больше учебной практики и протоколы задержаний лучше, чем у кого-то еще в списке на это назначение. Я прошла курсы агента в академии ФБР, и я могу отстрелить член у крысы с двухсот метров. Если я не пройду снова только потому, что у меня есть грудь, ты будешь слушать мой вой всю дорогу до отдела местных новостей в «Пионер пресс».

Де Пальма нахмурился. У него была внешность «а-ля Никсон», которая не добавляла ему любви прессы. Меган представила, как в голове начальника прокручивается сцена, где репортеры называют его «уклонистом», который «отказывается от всякого сотрудничества», в то время как камеры сфокусированы на его глубоко посаженных бегающих глазках.

— Это — шантаж, — сказал он наконец.

— А то! Дискриминация по половому признаку. Я хочу это назначение, потому, что я — чертовски хороший полицейский, и потому, что я заслуживаю его. Если я получу должность, но с чем-то не справлюсь, ты можешь выкинуть меня, но дай мне шанс попробовать.

Де Пальма плюхнулся в кресло и сжал пальцами подлокотники. Сутулый, с костлявыми плечами, цепляющимися за уши, он своей позой напоминал стервятника на шесте. Тишина нависла над ними. Меган стояла на своем и выдержала его пристальный взгляд. Она ненавидела опускаться до угроз; она хотела работу по заслугам. Но она знала, что старший офицер становится особенно пугливым от таких слов, как «преследование» и «сексуальное домогательство». Он все еще страдал от обвинения, которое несколько сотрудниц предъявили общительному суперинтенданту несколько месяцев назад. Возможно, она сейчас рисковала, но простого напоминания могло хватить, чтобы заставить Де Пальму обратить на нее внимание.

Де Пальма снова нахмурился, подбородок задрожал, он сильно сжал зубы.

— Пойми, там — как в сообществе бывших однокашников. Такое сообщество имеет важное значение для успешной полицейской работы. Как ты думаешь вписаться в него, когда все остальные знают, что ты — не «свой»?

— Я заставлю их увидеть во мне «своего».

— Всякий раз, обернувшись, ты будешь видеть только каменную стену.

— Для стен есть отбойные молотки.

Де Пальма покачал головой.

— Эта работа требует изящества, а не отбойного молотка.

— Я надену лайковые перчатки.

Или рукавицы, думала Меган, когда возилась с печкой в машине. Расстроенная и продрогшая до костей, она врезала кулаком по приборной панели, за что тотчас ее наградили облаком пыли из вентиляционного отверстия. «Шевроле Люмина» была клячей из конюшни Бюро. Она бегала, имела четыре хороших колеса и необходимое радиооборудование. Вот и все. Никаких излишеств. Но это был автомобиль, а она была полевым агентом. «И черт меня подери, если я собираюсь жаловаться!»

Полевой агент Бюро криминальных расследований. БКР.

Бюро криминальных расследований было создано законодательным собранием штата в 1927 году, чтобы взять под свою юрисдикцию расследование, лабораторию, документацию других правоохранительных органов в штате, этакая сокращенная версия ФБР. Теперь Меган была представителем Бюро в десяти округах. Она служила связующим звеном между местными органами власти и штаб-квартирой. Консультант, детектив, начальник отдела по борьбе с наркотиками — она должна была «носить много шляп», и как первая женщина на такой работе, она должна была выглядеть чертовски хорошо в них всех.

Опоздание на первую встречу с шефом полиции в городе, который планировался как база для операций, — не самое хорошее начало.

— Следовало бы назначить встречу на завтра, О’Мэлли, — бормотала она, вылезая из машины и борясь, как ей показалось в тот момент, с двадцатиметровым серым шерстяным шарфом. Шарф походил на питона, обвившегося вокруг ее шеи, руки и ручки портфеля. Меган ухватилась за него и потянула, шепотом матерясь.

Она пошла прямиком через каток, который прилегал к автостоянке позади мэрии Оленьего Озера и полицейского управления. Высвободив, наконец, хвост шарфа, Меган резко перебросила его через плечо и… потеряла равновесие. Тут же ноги разъехались на льду, и она, стараясь не шлепнуться, исполнила безумную чечетку. Но высокие каблуки сапожек, которые она выбрала, чтобы создать иллюзию достойного роста, сработали, как лезвия коньков. Она проскользила в танце еще метра полтора по направлению к зданию, а затем рухнула, как мешок с кирпичами, плотно приложившись задницей.

Боль пронзила позвоночник по всей длине до головного мозга и зазвонила там, как колокол. Мгновение Меган просто сидела, плотно зажмурив глаза, но вскоре холод начал проникать через ее черные шерстяные брюки. Она осмотрела автостоянку в поисках свидетелей. Никого! День отступил под натиском темноты. Уже больше пяти, и основная часть офисного персонала, должно быть, покинула свои рабочие места. Шеф Холт, вероятно, тоже закончил работу, но она выяснит это у дежурного, чтобы неожиданно появиться на встрече. На три часа позже, но появиться.

— Ненавижу зиму, — брюзжала она, подтягивая ноги под себя, а затем поднимаясь без намека на изящество или самоуверенность. Скользя и спотыкаясь, она, наконец, добралась до машины и ухватилась за дверцу, чтобы удержать равновесие. — Ненавижу зиму.

Она предпочла бы оказаться где угодно, но только южнее границы снегов. И неважно, что она родилась и выросла в Сент-Поле. Просто любовь к арктическим температурам не была заложена в ее генетическом коде. Она не переносила пуховики. Шерстяные свитеры вызывали у нее аллергию.