Ночные грехи

«Джош. Джош. Джош».

Рубашка свисала с одной руки, когда Пол ворвался в ванную. Он упал на колени перед унитазом, все тело билось в конвульсиях от рвотных позывов. С третьей попытки из него вылетел кофе, но ничего другого в желудке не было. Обхватив унитаз руками, он уронил голову на предплечье и закрыл глаза. Образ сына то и дело всплывал в голове.

Джош. Джош. Джош.

— О, Господи! Джош! — застонал он.

Подступали слезы. Горячие, скупые, они с трудом просачивались из-под плотно сжатых век и быстро высыхали на щеках. Пол приподнялся с пола и закончил раздеваться, аккуратно складывая одежду в корзину поверх полудюжины скомканных влажных полотенец. Дрожа как паралитик, он залез в ванну и включил душ на полную мощность, позволяя горячей воде выгнать холод из костей. Тугие струи колотили кожу как град, смывая пот, слезы и слабый характерный запах самца, который, казалось, навсегда впитался в него.

Пол слегка вытерся полотенцем и повесил его на сушилку. Затем проскользнул в толстый черный махровый халат, который висел за дверью, и вышел в холл. Дверь в комнату Лили была приоткрытой, полоска света из холла падала на бледно-розовый ковер. Дальше по коридору виднелась распахнутая дверь в комнату Джоша.

Все в комнате говорило о мальчике. Друг Ханны нарисовал фрески на каждой стене, которые изображали различные виды спорта. Портрет аутфилдера Близнецов Кирби Пакетта занимал почетное место на бейсбольной стене. Маленький столик, заваленный книгами и действующими игрушечными моделями, стоял между окнами. Двухъярусная кровать разместилась вдоль другой стены.

Ханна сидела на нижней кровати, поджав длинные ноги под себя, крепко обнимая руками толстого динозавра. Она наблюдала за Полом, когда он включил маленькую лампу на ночном столике. Ей хотелось, чтобы он улыбнулся, протянул к ней руки и сказал, что они нашли Джоша живым и здоровым, но поняла, что этого не случится. Пол выглядел старым, морщинистым — анонс того, каким он станет лет через двадцать. Из-за влажных, гладко зачесанных назад волос на лице заметно выделялись скулы.

— Они отложили поиски до утра.

Ханна не сказала ничего. У нее не было ни сил, ни мужества спросить, нашли они хоть какие-нибудь улики. Да и Пол сказал бы, если бы нашли. Но он просто смотрел на нее. Молчание говорило само за себя.

— Ты поспала?

— Нет.

Она выглядит, как будто не спала вечность, подумал он. Ее волосы растрепались, тушь и усталость оставили темные пятна под глазами. Она переоделась, сменив рабочую деловую одежду на его дешевый банный халат из велюра ядовито-синего цвета, который его мать подарила на Рождество годы назад. Пол отказался носить его. Он упорно трудился, чтобы позволять себе что-то получше, чем барахло из розничных магазинов «Кей-март». Но Ханна, в свою очередь, отказалась выбросить его. Она держала халат в своем шкафу и надевала время от времени. Чтобы раздражать его, подумал Пол, но сегодня вечером он проигнорировал ее вид.

Она выглядела уязвимой. Уязвимая — это слово Пол редко использовал, чтобы описать свою жену. Ханна была женщиной девяностых, интеллектуальная, способная, сильная, адекватная. Она была независимой. И, возможно, она могла бы жить так же хорошо без него, как и с ним. Она была именно такой женщиной, на которой он мечтал жениться. Жена, которой он мог бы гордиться, а не стесняться ее. Женщина, которая представляла собой что-то, а не была тенью своего мужа, его рабыней и половой тряпкой.

Будь осторожным в своих желаниях, Пол… Мышиный голосок матери шептал ему на ухо. Он прихлопнул его так же успешно, как ему всегда удавалось это делать и раньше.

— Я просто сижу здесь, — прошептала Ханна. — Я хотела чувствовать себя поближе к нему.

Ее подбородок задрожал, и она закрыла глаза. Пол присел на краешек кровати, потянулся и коснулся ее руки. Ее пальцы были холодны как лед. Он накрыл их своими и подумал, как было легко дотронуться до нее раньше. Было время, когда они не могли насытиться друг другом. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

— Послушай… Когда ты сказала мне… — Он замолчал, вздохнул, затем попробовал начать еще раз. — Прости, что я сорвался… Мне необходимо было обвинить кого-нибудь.

— Я постараюсь, — еле слышно ответила она, слезы просочились сквозь ее ресницы. — Я очень постараюсь…

Быть хорошей женой. Быть хорошей матерью. Быть хорошим доктором. Быть хорошим человеком. Быть всем для всех. Она очень старалась и долго думала, что, по большому счету, преуспела во всем. Но она, должно быть, сделала что-то не так и теперь расплачивается за это.

— Ш-ш-ш… — Пол вытащил динозавра из ее рук и притянул ее к себе, позволяя прижаться к нему и поплакать на его плече. Он гладил ее спину через дешевый велюровый халат и чувствовал, что необходим ей. — Тише, тише…

Пол целовал ее волосы и вдыхал их аромат. Он прислушивался к ее тихим всхлипываниям, ощущая ее привязанность к себе и желание раствориться в нем, как дым. Ханна нуждалась в нем теперь. Суперженщина. Доктор Гаррисон. Ей не нужны были его доходы, его друзья или его социальное положение. Боже! Ей даже не было нужно его имя. Он был хронически лишним в ее жизни. Он был тенью, никем. Но теперь она нуждалась в нем. Она тесно прижалась к нему и обвила руками.

— Пойдем спать, — шепнул он.

Ханна позволила ему помочь ей встать с кровати Джоша и проводить через холл в их комнату. Она не протестовала, когда Пол стянул с ее плеч халат и поцеловал в шею. Дыхание участилось, когда его ладони легли на грудь. Всю ночь она чувствовала себя такой одинокой. Эмоционально опустошенной. Отстраненной от всех дел. Ей необходимо было почувствовать себя любимой. Ей нужно было утешение и прощение.

Ханна повернула голову и коснулась губами его рта, ожидая поцелуя, провоцируя поцелуй. Она плотно прижалась к нему грудью и прогнулась, когда его рука заскользила вниз по спине вдоль позвоночника. Страсть спалила ее страх за несколько мгновений. Она остановила время и предлагала убежище. Ханна приняла его с удовольствием, жадно, отчаянно и потянула Пола в постель, желая ощутить на себе тяжесть его тела. Она была готова для близости, когда заметила его эрекцию, и страстное желание чувствовать его внутри себя накрыло ее с головой. Она удерживала его, пока он снова и снова входил в нее, не желая, однако, ничего больше, чем просто физического контакта, некой иллюзии близости. И когда все было кончено, она закрыла глаза и положила голову на плечо мужа, ожидая, что вместо болезненной пустоты в груди чувство близости может продолжиться. Но этого не произошло. Даже этой ночью, когда она так отчаянно стремилась за что-нибудь зацепиться.

Что произошло с нами, Пол?

Она не знала, как спросить. Она все еще не могла поверить, что это — реальность, эта пропасть, эта озлобленность, которые возникли между ними. Все казалось дурным сном. Они были так счастливы. Превосходная пара. Прекрасная семья. Замечательная жизнь Ханны Гаррисон. Теперь ее брак разваливался, как дешевый гобелен, а ее сын похищен.

Украден… Увезен… Похищен! Боже, какой кошмар…

На этих ужасных мыслях ее глаза закрылись, и усталость, наконец, одержала победу. Она ускользнула из этого кошмара в благословенное небытие. Пол уловил мгновение, когда она заснула. Напряжение рук, которыми она обнимала его, ослабло. Ее дыхание стало ровнее и глубже. Он лежал, уставившись глазами в небо в оконном проеме, чувствуя себя пойманным в середине какой-то сюрреалистической пьесы. Его сын пропал. К этому времени завтра Джош Кирквуд будет известен в каждом доме штата. Все газеты выплеснут его фотографию на первых полосах вместе со страстной просьбой Пола на парковке ледовой арены в четыре утра.

Пожалуйста, найдите моего сына!

Джош. Джош. Джош.

Его глаза горели, когда он смотрел в беззвездное небо. А пьеса продолжалась. Акт второй. Его голая жена лежит в его объятиях через несколько часов после того, как он занимался тем же со своей любовницей. А над головой винт вертолета рвет ночной воздух.