Страница 2 из 55
Прагер добрался до палубы и протянул руку сестре Анджеле. Рихтер страховал ее на лестнице. Три матроса у главной мачты смотрели в изумлении, как маленькая монахиня подымалась на борт, один из них поспешил вперед и тоже протянул ей руку.
Она поблагодарила его и Прагер сказал:
— Думаю, будет лучше, если я вначале поговорю с капитаном Бергером один.
— Как считаете лучшим, господин Прагер — сказала она спокойно.
Он повернулся к Рихтеру:
— Отведите добрую сестру в салон и подождите меня возле каюты капитана.
Рихтер и сестра Анджела спустились по трапу, а Прагер прошел на корму к квартердеку. Каюта Бергера была внизу. Он поколебался, потом, собравшись, постучал в дверь и вошел.
Каюта была маленькой, спартанской по обстановке — узкая койка, три шкафа и ничего кроме стола, за которым сидел Бергер, меря линейкой карту, расстеленную перед ним.
Он поднял глаза с видимым облегчением:
— Я начал беспокоиться.
Ему было сорок восемь лет, среднего роста, с хорошими плечами, в жестких темных волосах и бороде просвечивала седина, лицо высушено морем и солнцем.
— Я извиняюсь — сказал Прагер. — В полете из Рио мы попали в тяжелую грозу. Пилот настоял на посадке в Каролине, пока погода не прояснится. Мы были там четыре часа.
Бергер открыл ящик сандалового дерева и предложил черуту.
— Каковы последние военные новости?
— Все плохо. — Прагер сел в кресло напротив и принял огонек. — С пятнадцатого числа этого месяца американские и французские силы высадились на средиземноморском берегу. Два дня назад французские танки вошли в Париж.
Бергер тихо присвистнул:
— Следующая остановка на Рейне.
— Могу представить.
— А потом Германия.
Он встал, подошел к одному из шкафов, открыл его и достал бутылку рома и два бокала.
— Что у русских?
— Красная Армия на границах Восточной Пруссии.
Бергер налил ром в бокалы и подвинул один.
— Вы знаете, Отто, мы, немцы, не защищали землю фатерланда с Наполеона. Это должно оказаться интересным испытанием.
— Бразилия, вероятно, лучшее место, где надо быть следующие год-два — сказал Прагер. — Адские времена, чтобы возвращаться домой.
— Или единственно возможное время — сказал Бергер. — Это зависит от точки зрения. Вы достали бумаги?
Прагер положил портфель на стол:
— Все что надо, и я снова проверил баркентину, которую вы упоминали, когда впервые говорили об этом безумном деле, «Гудрид Андерсен». Она все еще в гавани Готенбурга. Не была в море с первого года войны.
— Превосходно — сказал Бергер. — Тогда поплывем прямо отсюда.
— Вы полностью готовы?
Бергер открыл шкаф, достал спасательный жилет и бросил на стол. На спине стояла трафаретная надпись: «Гудрид Андерсен», Готенбург.
— И это, конечно. — Он показал шведский флаг. — Я думаю, вы согласитесь, что это важнейшая вещь.
Он улыбнулся:
— Все готово, поверьте. Название на борту мы сменим сразу, как выйдем за пределы каботажной зоны.
— А журнал?
— Я уже приготовил фальшивый на имя «Гудрид Андерсен» чтобы предъявить друзьям с противоположной стороны, если мы будем иметь несчастье натолкнуться на них. Настоящий журнал «Дойчланд» я буду вести тайно. Поступать иначе будет неразумно. — Он положил флаг и жилет обратно в шкаф. — Что же я могу сказать вам, старый друг? Без вашей тяжелой работы в прошедшие несколько месяцев, без информации, которую мы получали, без поддельных документов мы не могли бы даже подумать о таком предприятии.
Прагер сказал осторожно:
— Еще одна вещь, Эрих.
— Что?
Прагер поколебался, потом сказал:
— Семь пассажиров.
Бергер резко засмеялся:
— Ты наверное шутишь.
— Нет, я абсолютно серьезен. Ты брал их прежде, не так ли?
— Черт, ты знаешь, что да. В голосе Бергера было нечто похожее на гнев. — Я могу разместить восемь пассажиров. Две каюты по обе стороны салона, по две койки в каждой. Но я должен заметить, что полная команда на судне состоит из десяти человек, включая меня. А сейчас нас двадцать два, как тебе хорошо известно. Семь пассажиров означает, что дополнительная команда должна спать где придется. Невозможная ситуация.
— Но у вас только балласт — сказал Прагер. — Груза нет, и, конечно, настоящие пассажиры только усилят вашу легенду.
— Кто эти пассажиры?
— Немцы, которые хотят домой, как и твои люди. — Прагер глубоко вздохнул и продолжал. — Ну ладно, надо начать с худшего. Это монахини. Сестры милосердия с миссии на Негро. Я навещал их регулярно в последние два года, как всех других немцев в моем списке. Каждые три месяца необходимо продлить специальное разрешение властей — а туда так трудно попасть.
Бергер смотрел на него в изумление:
— Ради бога, Отто, я вышел из ума или ты?
Прагер молча встал и открыл дверь каюты. Рихтер стоял снаружи, куря сигарету. Прагер кивнул и боцман умчался.
— Что теперь? — требовательно спросил Бергер.
— Я взял одну из них с собой. Другие ждут на берегу. По крайней мере выслушай, что она скажет.
— Ты, наверное, потерял голову. Это единственно мыслимое объяснение.
Раздался стук в дверь. Прагер открыл и вошла сестра Анджела. Он сказал:
— Сестра, я рад познакомить вас с фрегаттен-капитаном Эрихом Бергером. Эрих, это сестра Анджела из ордена Малых Сестер Милосердия.
— Добрый вечер, капитан — сказала она.
Бергер мгновение смотрел вниз на крошечную монахиню, потом схватил Прагера за руку и, вытащив его под дождь, закрыл дверь каюты.
— Что, черт побери, я должен делать? Что мне сказать?
— Ты капитан — сказал ему Прагер. — Ты принимаешь решения и никто другой, по крайней мере, я всегда так думал. Я подожду вас здесь.
Он подошел к вантам левого борта. Бергер тихо выругался, поколебался и затем вошел.
Она стояла у стола, склонившись над хронометром в ящике под стеклянной крышкой. Она подняла глаза:
— Красиво, капитан. Очень красиво. Что это?
— Морской инструмент для небесных измерений, сестра, вместе с секстантом. Если я могу засечь позицию солнца, луны и звезд, то смогу узнать свою точную позицию на земной поверхности — конечно с доброй помощью таблиц.
Она повернулась к столу:
— Карта британского адмиралтейства. Почему?
— Потому что они лучшие — сказал Бергер, почему-то чувствуя себя невероятно беспомощным.
— Понимаю.
Она продолжала тем же спокойным голосом:
— Вы возьмете нас с собой?
— Послушайте, сестра, — сказал он. — Присядьте и позвольте мне объяснить. Он положил сверху другую карту. — Мы должны пройти рядом с Внешними Гебридами в Шотландии, кладбищем для парусников, особенно в плохую погоду, которая обычно держится там шесть дней из семи. И если мы останемся живы, то будет еще Оркнейский пролив, путь в Норвегию, а потом через Каттегат в Киль — добавил он с тяжелой иронией. — Пять тысяч миль, это все.
— И как долго мы будем плыть?
Он обнаружил, что отвечает:
— Невозможно сказать. Сорок, может быть, пятьдесят дней. Слишком многое зависит от погоды.
— Это кажется умеренным, особенно при наших обстоятельствах.
Бергер сказал:
— Скажите, когда вы впервые ехали сюда, как проходило ваше плавание?
— На пассажирском лайнере — Бремен. Это было как раз перед войной.
— Прекрасное судно. Комфортабельные каюты, горячая и холодная вода. Еда, как в отеле первого класса. Стюарды, чтобы помочь и поднести.
— Что именно вы хотите сказать, капитан?
— Что на этом судне жизнь будет совершенно иной. Плохая еда, тесные помещения. Ведро уборной, опустошаемое ежедневно. Только соленая вода для умывания. И буря — а настоящая буря под парусами может быть страшным испытанием. В плохую погоду не будет сухого местечка от киля до клотика. Вы когда-нибудь укладывались на койку с влажным одеялом, когда сильный шторм пытается оторвать доски палубы над вашей головой? — Он сложил карту и твердо сказал — Я извиняюсь. Не вижу смысла продолжать эту дискуссию.