Страница 18 из 64
Этот опыт пришёлся как нельзя кстати, когда впоследствии ему становилось тошно от очередной «мадам». Он знал – стоит только предложить ей рай в шалаше – мадам испарится из его жизни немедленно.
Вот и сегодня, ублажая Марину, жену нефтяного магната, циничную и самую непредсказуемую из всех его женщин, он думал, что самое время предложить ей оставить своего благоверного. В последнее время малейшее воспоминание о Марине вызывало у него приступ тошноты, не говоря уже о её присутствии. Стоя в душевой кабинке, он обдумывал с чего бы начать разговор, в глубине души мечтая о том, чтобы эта ненасытная самка уснула хотя бы на полчаса. Но мечты его развеялись вместе с лёгким дымком сигареты, которую она курила, лёжа на столе в гостиной в чём мать родила.
– Что так долго, котик?
Роман содрогнулся от её хрипловатого голоса и подумал: «Когда она отвяжется от меня, если я доживу, конечно, до этого дня, я буду называть её "что так долго, котик?.."».
– Котик устал и хочет спать. Мариш, давай поспим пару часиков, а…
– Котику нельзя уставать, мы что, спать сюда приехали? – она протянула к нему руки, – иди ко мне!
– Я устал, Марина! Давай вернёмся в город сегодня.
Он действительно смертельно устал за эти три дня. Устал двигаться по чётко размеченной Мариной траектории: постель – душ – постель – кухня – постель… Шикарная трёхэтажная дача, принадлежавшая близкой приятельнице Марины, стала для него местом заточения.
– Надоела я тебе? – Марина легко спрыгнула со стола и потянулась за новой сигаретой.
– Ну что ты такое говоришь, я просто устал, понимаешь? И перестань курить так часто, дышать нечем!
– Ну что ж, котик, едем, – она смяла в пепельнице сигарету, – только у меня есть одно условие: машину поведу я, а ты будешь сидеть рядом. Да, и вот ещё что, котик, ты будешь абсолютно голый! Ну, разве что галстук можешь надеть.
– С ума ты сошла, Марина!
– Без комментариев, котик! Если согласен, то через полчаса выезжаем. А моральные издержки я возмещу.
Она вытянула из сумочки пластиковую карточку и щёлкнула ею Романа по носу. – Здесь десять тысяч. Надеюсь, этого достаточно?
Он с трудом подавил в себе желание схватить её за тощую жилистую шею и душить, душить до тех пор, пока из плотоядного, ярко накрашенного порочного рта не послышатся предсмертные хрипы.
– И после этого я могу быть свободен?
Марина прикурила сигарету и, насмешливо глядя ему в глаза, выпустила прямо в лицо струю дыма.
– А как же, котик, абсолютно свободен…
«Вообще-то ничего особенного, – думал он, сидя на переднем сиденье белого «Ситроена», – ну вылезают глаза из орбит у тех, кто случайно заглядывает в салон. Подумаешь! Переживу!»
Он искоса посмотрел на Марину.
– Что, котик, хочешь выйти? Самое время свежим воздухом подышать.
– С чего ты взяла? – Роман насторожился. В голосе Марины слышалась издёвка. «Что она ещё придумала?»
Марина свернула на обочину и притормозила: «Приехали! Выходи из машины».
– Ты что, Мариш? Как же я выйду, я же совсем голый, дай хоть рубашку надеть.
– Ты абсолютно свободен! – она выпустила из газового баллончика струю едкой жидкости, и это было последнее, что он запомнил…
Роман пришёл в себя в незнакомой комнате, со светлыми «ромашковыми» обоями на стенах. Через большое, открытое настежь окно в комнату проливался яркий солнечный свет. С улицы доносился лай собаки. Звонкий женский голос протяжно звал: «Малушка! Малушенька!» Роман встал с диванчика и, завернувшись в простыню, подошёл к окну, но ничего не увидел из-за разросшегося куста сирени. Тогда он прошёл через узенький коридорчик и наугад вышел на крыльцо. У колонки во дворе стояла молодая светловолосая женщина в ярком ситцевом платье. Среднего роста, крепкая, с тонкой талией и высокой пышной грудью, она показалась Роману бронзовой статуэткой – лучи утреннего солнца золотили её кожу, придавая ей тот восхитительный оттенок, которого так упорно добивалась Марина, регулярно посещая солярий. «Марина! Вот, чёрт!» – он сразу вспомнил всё, оставалось только выяснить, каким образом он очутился здесь. Женщина приветливо улыбнулась ему и крикнула:
– Доброе утро!
Роман молча кивнул в ответ, наблюдая, как она несёт полное ведро молока.
– Очухался? Молочка парного выпьешь? А хочешь, есть вечернее, вчерашнее, только оно холодное. Или тебе рассолу принести? – хитро прищурилась она. Сверкнули в улыбке ровные белые зубы, из-под косынки выбилась непослушная золотисто-русая прядь. Она стала процеживать молоко через аккуратно сложенную вдвое марлю. Ромке вдруг нестерпимо захотелось сорвать с неё косынку и уткнуться лицом в пышные вьющиеся волосы.
– Ну что, так и будешь молчать? – она протянула ему полную кружку парного молока, и он, встретив взгляд фиалковых глаз, остолбенел. – Держи!
Роман выпил молоко залпом и, вытирая губы ладонью, наконец, произнёс:
– Как я здесь очутился?
– Я привезла. Вчера, еду из города, смотрю – лежит. Пьяный – не пьяный, мёртвый – не мёртвый, прислушалась, вроде дышишь. Только как есть – нагишом, а одежда рядом валяется. Погрузила в свой кузовок и привезла.
Он проследил взглядом за взмахом её руки и увидел стоящий у забора старенький «жигулёнок».
– Спасибо… Я попал… Со мной произошла такая неприятная история…
– Да ладно тебе, – она улыбнулась, – легко отделался, парень. Могли бы и в милицию забрать, доказывай там потом, кто ты есть на самом деле. Как звать-то?
Он тонул в её светлых глазищах, опушенных густыми чёрными ресницами, и голова у него кружилась то ли от вчерашней дряни, которую плеснула в лицо Марина, то ли от взгляда незнакомки, проникающего в самую глубину души.
– Роман, – он опустил глаза не в силах более выдерживать её взгляда.
– А я – Лиза, – протянула она крепкую загорелую ладошку. – Ну, ты не стой, давай-ка, оденься, я вещички твои выстирала, и выгладить с утра успела. Вот только с обувью как быть – ума не приложу. Может у дяди Жени спросить, у тебя вроде нога небольшая?
– Да мне бы только до города добраться… Я верну. Спасибо вам, Лиза.
– Тогда, поторопись. Я сейчас в город собираюсь, нужно молоко на рынок отвезти. Заодно и тебя подброшу. Тебе куда нужно?
Он назвал улицу, и Лиза кивнула: «Знаю. Это недалеко от рынка».
Через час он сидел в своей квартире и радовался, но не тому, что оказался наконец-то дома, а что есть повод снова увидеть Лизу – пакет с аккуратно сложенными шлёпанцами неизвестного ему дяди Жени лежал рядом на стуле. «Почему я не спросил, с кем она живёт? Неужели одна?» И, отвечая сам себе, чувствовал, как горячей волной поднимается внутри радость. «Конечно, одна, вот идиот, ведь мужской обуви в доме не было!» Два дня он провёл, валяясь на кровати и не выходя из квартиры. К телефону не подходил, а в гости, слава Богу, никто не приходил. На третий день понял, что сойдёт с ума, если сейчас же не увидит Лизу.
Он пересчитал оставшиеся деньги. «Две с половиной тысячи долларов. Не густо. Хотя, если не сорить деньгами направо и налево, недели на две хватит. Должно хватить! А за это время нужно найти работу… Ещё есть куча побрякушек и безделушек – можно будет продать. Выживу!» И всё это время внутри что-то согревало, какое-то ощущение тепла и света. «Лиза! Вот оно что. Только она – и никто другой!» Ладная, залитая солнечным светом фигурка, так и стояла перед глазами. Но мысль о том, что такая красивая, самостоятельная женщина не может быть одна, не давала покоя. «Ладно. Посмотрим. Но с прошлой жизнью покончено!» Ромка выбросил в мусорное ведро пачку разноцветных визиток. Туда же отправилась «симка» – «ни одного номера из прошлой жизни!» На какой-то миг он остановился – в глубине души ожил червячок сомнения: «смогу ли?» Но только на миг. Он оделся, вышел из дому и вскоре уже подъезжал к окраине города. Рядом с заправкой (Ромке был хорошо известен хозяин этой заправки, вернее, его супруга) расположился небольшой цветочный магазинчик. Он вышел из машины и купил огромный букет белых роз для Лизы.