Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 59



— Яльмар Сёдерберг, шведский писатель и журналист. Дебютировал романом «Заблуждения», 1895 год. Самое известное произведение Сёдерберга — роман «Доктор Глас», 1905 год. В прессе выступал против нацизма. Лауреат стипендии Фрёдинга за 1941 год.

Конечно, все тут же узнали статью из Википедии, но преподаватель и ухом не ведёт. Остальные Марии и Лизы заметно занервничали, ведь их заготовленные выступления начинаются с точно таких же слов! Когда Мария заканчивает свой доклад, один из романтических юношей вытягивает ноги в проход между столами, качается на стуле, покусывает кончик карандаша и изрекает:

— Feedback. Если мне позволят высказать своё мнение, то я назвал бы выступление Марии — не побоюсь этого слова — блестящим.

В университете шли занятия, а на Сёдермальме шёл снег. Арвид по-прежнему стоял, опершись о красный забор, с фляжкой в руке. Он заглянул в щель между грубо сколоченными досками. Там было снежно и тихо, двухэтажный дом не подавал признаков жизни. Кусты смородины превратились в сугробы, никаких следов не было, от крыльца к калитке не была прокопана даже самая узенькая тропинка. Дверь дома вела на веранду, застеклённую зеленоватыми мутными стёклышками. Казалось, что в окна веранды вставили ледышки, но на самом деле, наверное, эти окна просто несколько лет не мыли. По бокам веранды было ещё по окну, за одним из них угадывалась комната, оклеенная обоями в цветочек. Арвид разглядел кафельную голландскую печь и часы на стене.

За домом зияла белая пустота, там был обрыв над морем. Арвид подумал, что если подойти к самому краю и глянуть вниз, то закружится голова. Он снова вынул блокнот и написал:

«Старый милый дом. Спокойствие над хаосом северного моря. От уюта гостиной с камином и креслами до ледяной пропасти — один шаг. Что ты смотришь своими тёмными окнами? Или ты видишь меня насквозь?»

Перелезть через забор оказалось не так уж сложно. Арвид встал на спинку скамейки, опёрся о перекладину, подтянулся и упал в сугроб уже с той стороны. Он боялся нашуметь, но снег «съел» все звуки. В доме вроде бы никого не было. Несмотря на ранние сумерки, в окнах свет не горел. И всё-таки Арвид принял меры предосторожности: пригнулся, спрятался за кустами и быстро пробежал вдоль забора к самому обрыву. На эту сторону не выходило ни одно окно, и его не могли здесь увидеть.

Он подошёл к самому краю и заглянул в бездну. Метель вихрем падала сверху вниз и взлетала снизу вверх, кружась, как вода в водовороте. Миллиарды белых мух носились над незамёрзшим морем. Внизу светились точки огней на Кунгсхольмене, жёлтыми вспышками проносились машины. В сгущающихся сумерках Арвид вынул свой блокнот, уже намокший от снега, и записал в нём:

«Хотя я не знаю зачем. Безнадёжно. Стынет верёвка, облитая водой на морозе. Пальцы не гнутся, и не распутать узел».

Он набрал в грудь побольше воздуха, зажмурился, раскинул руки и замер. Сейчас. Навсегда, никогда, сейчас.

Вдруг юношу сильно качнуло, какая-то сила схватила его за воротник пальто, кинула, швырнула, он со всей дури упал назад и остался сидеть в снегу, как та сомалийка на улице у метро. Над ним стоял старый дед с бородкой клинышком и был одновременно похож и на режиссёра Бергмана и на Отца Всемогущего, который то ли есть на небе, а то ли его и нет. Дом полыхал всеми своими окнами, а в снегу виднелась борозда следов, как раз от крыльца и до обрыва. Дед запыхался, его клетчатая рубаха была застёгнута не на ту пуговицу, а ботинки едва не сваливались с ног, потому что не были зашнурованы. Дед Бергман, яростно сдвинув кустистые брови, страшно ругался, потрясая своей стариковской палкой, и это было совсем не смешно. Палка обрушилась на плечи Арвида, и тот откатился в сторону, чувствуя, как снег забивается в рукава. Следующий удар пришёлся по спине. Дед, видя, что его жертва намеревается улизнуть, сделал несколько прыжков и крепко схватил Арвида за шиворот, проявив тем самым неожиданную силу. Удары сыпались один за другим, а старик приговаривал:

— Маленький подонок! Ворюга! Щенок! На тебе! На тебе за Стриндберга! На тебе за Белльмана! За Сёдерберга твоего любимого! За Бергмана! За Лукаса Мудиссона! За Пушкина, за Гоголя, за Эрланда нашего Лу! Вон отсюда, вон из моего сада! Стырить что-нибудь хотел? Все ко мне лезут, все, кому не лень! Заходите, люди добрые, берите, что хотите! Что за народ пошёл паршивый? Вон отсюда, и чтобы больше ни ногой! Я тебе покажу Фрёдинга, я тебе покажу Гарделля, я тебе такую Лизу Марклунд устрою — чертям в аду тошно станет!

Литературным чертям в литературном аду!

Март 2009 года



Жить нормально

У нас есть приятель Ярри — очень большой и весёлый рыжий парень. Они с моим мужем вместе учились в школе. Это человек невероятного оптимизма, всё время хохочет и рассказывает анекдоты. Вот такой замечательный у него характер, никогда не унывает. И даже если иногда ему бывает невесело, Ярри всё равно не теряет присутствия духа.

Он время от времени нам звонит и рассказывает, что его бросила очередная девушка. Ярри находит девушек по Интернету, переезжает к ним жить, а через пару месяцев снова оказывается не при делах. Таким образом он пожил и поработал во всех крупных городах Швеции. В последнее время он придумал хитроумнейший план: познакомиться с многодетной одинокой женщиной, не очень молодой и уж совсем не красивой, и быстренько затащить её под венец. Вот и получится у него семья! А жених наш Ярри хоть куда! Красивый, заботливый, много зарабатывает, дома не мусорит, вкусно готовит, обожает детей, не пьёт, не курит, компьютерными играми не интересуется. Золотые руки! Всё может починить, хоть табуретку, хоть машину, хоть мобильный телефон. Странно, что его никто не хочет. Всё-таки шведки — непонятные существа.

Ну, сказано — сделано. Нашёл Ярри себе многодетную женщину за сорок, она с ним разок сходила на дискотеку, потом переночевала у него дома, а утром он проснулся — её нет. По телефону сказала, что не очень заинтересована, хоть вино было и вкусное. Использовала его как сексуальную игрушку, и привет. Ну, Ярри наш совсем озверел и поклялся, что не нужны ему никакие бабы, он и сам как-нибудь свой холостяцкий век проживёт. Не сахарный, не растает, вот так.

Вскоре нам позвонила бабушка и сказала, что Ярри взялся за ум и вернулся в деревню своего детства, работу ему тут же устроили, живёт в собственном доме, который от деда остался. Он переехал, чтобы ребёнок человеком вырос, на природе, на воздухе. Хотя ребёнок не совсем его, а его друга. От первого брака. Бывшей жене ребёнок не нужен, да и его папаша тоже. Ну, не важно, дети — это ведь дети, какая разница чьи. А отец ребёнка родом из соседней деревни, на год старше Ярри, в той же школе учился. Они теперь вместе живут. Я спрашиваю бабушку:

— Так что, наш Ярри наконец-то вышел из гардероба? Давно пора!

— Да нет, — отвечает, — какой там гардероб? Парень просто хочет жить нормально! Надоело ему по бабам шляться. За ум взялся!

Потом позвонил и сам Ярри, рассказал, как ему теперь хорошо живётся. С парнем жить — никаких проблем! В доме всегда всё есть, зарабатывают оба прилично, никогда не ссорятся, есть с кем поговорить. Опять же, ребёнку лучше в полной семье. Ярри сказал:

— Эрик и дров нарубит, и машину помоет, и снег уберёт. А я пока по хозяйству. У нас всегда чисто, посуда в раковине не лежит, как у моей бывшей. Вместе в лес ходим, он мне свою винтовку подарил, а себе купил новую. А вечером мы вместе можем выпить по пиву и посмотреть телевизор, нам нравятся одни и те же программы. Понимаешь, я просто хочу жить нормально! Как все люди! Я взялся за ум.

И это наш Ярри очень правильно сделал. Так что, ребята, пора бы нам всем тоже взяться за ум!

Апрель 2009 года

Как Гитлер выгнал меня из ночного клуба

Мы быстро идём по вечерней улице. Сегодня суббота, толпы нарядных людей стоят в очереди у дверей ресторанов и дансингов. Холодно, но многие одеты в совершенно открытые платья на бретельках и куртки нараспашку. Девушки в летних туфельках на высоком каблуке. Мужчины в розовых рубашках, все с набриолиненными волосами.