Владимир Высоцкий без мифов и легенд

Высоцкому сначала дали читать «Оду сплетникам». Он спро­сил у Любимова:

— 

А можно с гитарой?

—  Да, конечно, — с гитарой...

Это было первым появлением Высоцкого на сцене с гитарой. Тут возмутились «композиторы» спектакля — они считали себя классными музыкантами, и «три аккорда» Высоцкого, по их мне­нию, только мешали. Однако и Вознесенский, и Любимов были в восторге. А в афишах последующих спектаклей появилась надпись: «Музыкальное оформление спектакля: А.Васильев, Б.Хмельницкий, В.Высоцкий».

Высоцкий умел учиться у других, и скоро его аккорды и гармо­нии стали не хуже «композиторских».

Несколько позже между Высоцким и Виталием Шаповаловым, с которым они многие годы сидели спиной к спине в одной гри­мерной и который профессионально владел гитарой, состоится та­кой разговор:

—  Тебя упрекают в примитивизме — одни и те же аккорды...

— А мне больше и не надо,

— ответил Владимир, который и так был не в духе, —

я знаю шесть аккордов, и народ меня понимает...

«Походил-походил, — вспоминает Шаповалов. — К его чести, жажда узнать у него была сильнее гордыни, походил и говорит:

«Шапен, покажи ля-минор». Я

В «Антимирах» Высоцкий участвовал в пяти номерах. Вначале это были отрывки из «Лонжюмо», «Ода сплетникам», «Оза». Форма спектакля позволяла вносить новые стихи, и Высоцкий читал «Мо­нолог актера» («Провала прошу, провала...») и «Песню акына» («Не славы и не коровы...»). Последние стихи стали его песней, которую он часто исполнял на своих концертах. В этом спектакле у Высоц­кого уже складывалась особая манера чтения стихов — на одном дыхании, выделяя неожиданно глухие согласные звуки, но не те­ряя музыкальной стихии и ритма. Уже чувствовалось, что читает эти стихи тоже поэт. Кроме конкретных сцен, Высоцкий выступал и во всех общих музыкальных номерах спектакля.

В.Смехов: «В театре моей памяти «Антимиры» возникли из-за Высоцкого. Мы были все равны, но кому-то больше повезло с хо­рошими сольными выходами, а у Высоцкого получалась самая важ­ная роль.

Большой успех у публики имел отрывок из «Озы». Некий граж­данин беседует с Вороном — птицей, как известно, мудрой... С пья­ным оптимизмом и восторгом гражданин пробует втолковать этому мудрецу, что хорошо быть человеком, творцом всего сущего, жить во имя труда и так далее. Ворон на все высказывания пьяного то укоризненно, то гневно, а то философски нежно замечает:

«А на фига?»

«А на фига?!»

«фига»,

«А на-а... фига?»,

«Он до стона заводил публику ненормативной лексикой в мо­нологе Ворона», — вспоминал А.Вознесенский.

Спектакль прожил до конца 79-го года и был сыгран более 700 раз, и еще в два раза больше было неучтенных выступлений. Вы­соцкий читал, играл и пел из 700 не менее 500 раз. С «Антимиров» начался чрезвычайно важный для театра и его актеров цикл поэти­ческих представлений, которые определили лицо «Таганки» на бли­жайшее время. За поэзией А.Вознесенского последовали постанов­ки по В.Маяковскому, С.Есенину, А.Пушкину.

С января 1965 года Высоцкий становится актером основного состава.

Растет популярность Высоцкого как автора-исполнителя. Его приглашают на сборные концерты, тематические вечера, лекции... На одном из таких мероприятий произошла встреча Высоцкого с Александром Городницким.

А.Городницкий: «Впервые я встретился с Высоцким в январе 1965 года за сценой Центрального лектория в Политехническом му­зее в Москве, где мы вместе выступали в каком-то альманахе. Ко­гда я подошел к нему, он, как мне показалось, хмуро взглянул на меня и неожиданно спросил:

"Вы что, еврей, что ли?"

Очень прият­но. Я имею прямое отношение к этой нации"».

Высоцкий не скрывал, что в нем течет еврейская кровь, и пре­зирал антисемитизм. К себе же в этом плане он относился с юмо­ром.

«Сегодня впервые посмотрел на себя в зеркало, — зрелище уд­ручающее — веснушки, краснота, волосы выгорели и глаза тоже, но стал похож на русского вахлака, от еврейства не осталось и сле­да»,

Среди его друзей были белорус В.Туров, евреи И.Кохановский и В.Абдулов, иранец Б.Серуш, украинец А.Гарагуля, русский В.Тума­нов, болгарин Л.Георгиев, поляк Д.Ольбрыхский... В его песнях зву­чал юмор, отражающий национальную характерность и колорит, но никогда не было пренебрежения к другим обычаям и культуре, де­ления людей по национальному признаку.

Коллега Высоцкого по сцене Вениамин Смехов с восхищени­ем вспоминает: «А какое владение речью, акцентами, говорками! Сколько типов отовсюду: узбеки, волжане, украинцы, одесситы, американцы, немцы и, конечно, любимые кавказцы — все выходи­ли из его рук живыми, яркими и гомерически смешными...»

В своих стихах и эпиграммах Высоцкий вывел в свет, обозначил своих друзей, знакомых, коллег разных национальностей. И все это с огромной симпатией ко всем персонажам. У него «

Мишка Шифман»

«только русские в родне»,

«Евдоким Кириллыча и Гисю Моисеевну». И

«Антисе­миты».

Зачем мне считаться шпаной и бандитом —

Не лучше ль податься мне в антисемиты:

На их стороне хоть и нету законов —

Поддержка и энтузиазм миллионов.

Решил я — и, значит, кому-то быть битым,

Но надо ж узнать, кто такие семиты...

«ДЕСЯТЬ ДНЕЙ, КОТОРЫЕ ПОТРЯСЛИ МИР»

Параллельно с «Антимирами» шла работа над спектаклем «Де­сять дней, которые потрясли мир» по мотивам книги Джона Рида, который прочно связал свою судьбу с российской революцией, умер в России и похоронен у Кремлевской стены.

Хотя Любимов не старался просто инсценировать книгу, в са­мом главном он пошел за Д.Ридом, создавшим художественную кар­тину гигантской общенародной революции. В этом спектакле ре­жиссер решил показать, что личности, пусть даже выдающиеся, не так интересны, как народные массы. Спектакль был решен им как праздничное представление. На афише было написано: народное представление с буффонадой, пантомимой, цирком и стрельбой. Те­атр использовал здесь все возможные средства: от политического плаката до следующих друг за другом живых картин, от пантомимы до массовых сцен со знаменами и лозунгами, от теневого театра до патетики Маяковского, от элементов кукольного представления до эпизодов из немых фильмов с участием Чарли Чаплина.

Станиславский говорил, что театр начинается с вешалки, а тут он начинался еще раньше — с улицы. Перед входом в театр выве­шивались красные флаги, революционные плакаты... В черном мат­росском бушлате, в тельняшке, с гитарой в руках Высоцкий вместе с другими актерами встречал зрителей, пел залихватские частушки, в том же образе грубоватого моряка потом выходил на сцену. Прохо­жие втягивались в игру, становились участниками представления. На входе в театр их встречали не билетеры, а актеры с винтовка­ми в форме солдат и матросов с повязками на рукавах, с лентами на шапках. Они отрывали корешки билетов, накалывали на штык, и представление продолжалось в фойе, украшенном под время ре­волюционных лет. Девушки в красных косынках накалывали зри­телям красные банты, даже буфетчицы были в красных косынках и красных повязках.

«Айда за нами, братва!»