Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 42

«В стихах всякого поэта 9/10, может быть, принадлежит не ему, а среде, эпохе, ветру, но 1/10 — все-таки от личности...» — эти слова А.Блока полностью относятся и к поэзии Высоцкого.

«Нельзя сказать «иду в ногу со временем» — это слишком высо­ко,

— пробовал пояснить свое состояние Высоцкий. —

Просто бес­покойство времени, его парадоксы постоянно живут во мне, тре­буют выражения».

В своей поэзии Высоцкий не был ни чистым сатириком, ни бичевателем. Его поэзия балансировала на грани с юмором, с любовью, потому что он, как немногие, умел любить людей и ненавидеть их по­роки. Чутко отзываясь на чужую боль, Высоцкий находил такие слова и интонации, что даже в его стилизациях на блатные песни, в песнях юмористических, посвященных

Серегам

Нинкам,

«несчастных лесных жителях»

Во время съемок фильма «Увольнение на берег» была написана песня

«Красное, зеленое...».

Потом

«Я вырос в Ленинградскую блока­ду...», «Я в деле, и со мною нож...», «Что же ты, зараза...»

и другие...

К концу 61-го года Высоцкий имел уже вполне солидный собствен­ный репертуар, достаточно свободно владел гитарой.

И.Кохановский рассказывает об одной из встреч на Большом Каретном в ноябре 1961 года: «Я смотрел на него, наверное, квад­ратными глазами, в которых, судя по всему, были и восторг, и удив­ление, и, наконец, вырвавшийся вопрос:

—   Это — твои?

— 

А ты, Васечек, разве не слышал? Ну, как же так!..





Пять-шесть очень интересных песен, и Володя был в центре внимания...»

Эти песни отвечали духу времени, духу компании на Боль­шом Каретном. О том, что их будут называть «блатными», никто из поющих или слушающих не знал. Они воспринимались как ве­ликолепные стилизации, как шутливое дурачество, как причудли­вое сочетание «одесского» песенного фольклора, городского ро­манса и еще каких-то наслоений.

Новые песни рождались от новых впечатлений, новых знаний. Все вспоминающие о Высоцком отмечают его необыкновенное уме­ние слушать и впитывать все интересное. Осенью 64-го на квартире Кочаряна появился Олег Халимонов, который окончил Высшее мо­реходное училище в Одессе и плавал на теплоходе «Морис Торез» старшим механиком. Владимиру нравились разные морские исто­рии. Его вопросы казались Олегу наивными. Но в жизни Высоцко­го это был первый моряк, и он напитывался этой стихией, чтобы создать потом целый цикл морских песен.

Новый 1962 год всей компанией встречали на Неглинной, дома у Кохановского. Тогда, подстегиваемый успехами своего друга, Ко­хановский впервые спел «Бабье лето»... Артур Макаров — он тогда был для всех главным авторитетом — сказал: «Давай по второй». И через некоторое время песня «Бабье лето» наряду с песней Высоц­кого

«На Большом Каретном»

Уже тогда Высоцкий исполнял свои, да и чужие, сочинения со свойственным ему артистизмом. В его блестящем исполнении из­вестен ряд блатных песен — «Таганка», «Течет речечка да по песочечку...», «На Колыме, где север и тайга кругом...», «Летит паровоз по долинам, по взгорьям», — эти и другие песни исполнялись им проникновенно и чутко, артистически точно и если не всегда все­рьез, то с любовью и сочувствием. Его привлекала сюжетная зна­чимость этих композиций, они оказывались созвучными его автор­скому восприятию мира.

Высоцкий:

«Я никогда не пишу в расчете на то, что это кому-нибудь понравится или нет. Я пробую песню, как говорится, «и на ощупь, и на вкус, и по весу». В каждой из них должна быть поэзия, ин­тересный человеческий характер. Себя я певцом не считаю. Никаких особенных вокальных данных у меня нет. Некоторые композиторы усматривают в моих песнях однообразность строя, манеры исполне­ния. Другие называют его четким выражением индивидуального сти­ля. Что бы ни говорили, в конечном счете, главное для меня — текст. А музыкальный фон должен быть простым и ненавязчивым».

Несколько раз Высоцкий попадал в одну компанию с Евгением Урбанским: бывал в тесной шестиметровой комнатенке общежития Театра им. Станиславского, где жили молодожены — Евгений Ур­банский и Дзидра Ритенберг. Высоцкому очень нравилось, как пел Евгений, и он даже перенимал у него и что-то из репертуара, и ма­неры исполнения. Среди первых песен в его репертуаре долго была «коронка» Урбанского: «Эх, кабы знала бы, да не гуляла бы темным вечером да на бану. Эх, кабы знала бы, да не давала бы чернобро­вому да уркану...»

Об этих встречах вспоминает Д. Ритенберг: «Владимир Высоц­кий, когда меня с ним познакомили, был просто парнем с гитарой и часто приходил к нам в гости. Невысокий, щупленький, вечно с насморком, потому что в любые холода ходил с голой головой. Он мог петь где угодно, хоть на улице, перебирая струны замерзши­ми пальцами.

Я очень долго не могла понять, почему все им так восхищают­ся и так с ним носятся. Меня раздражал его хриплый голос, а слов я просто не разбирала. И вот однажды кто-то из наших кинул клич: «Пошли к Юлиану!» Юлиан Семенов тогда был начинающим писа­телем. Ну и пошли всей компанией. Высоцкий был с нами. Пришли, с какой-то койки нам навстречу поднялся толстый-толстый оброс­ший мужик. Вся обстановка — стол, пара стульев, под потолком лампочка с газетой вместо абажура. Вытащили закуску, водочку, на­чались очередные споры об искусстве, от которых у меня уже голова шла кругом. А в угол на скамеечку сел Высоцкий, и зазвучала гита­ра. Я вдруг услышала его как в первый раз. И забыла про все, а ко­гда песня закончилась, попросила: «Еще раз, пожалуйста!» Он мол­ча посмотрел на меня и снова запел. С тех пор, если он появлялся в нашей компании, я старалась присесть рядом. И он, найдя во мне благодарного слушателя, иногда пел, обращаясь именно ко мне».

Вначале песням Высоцкого не придавали особого значения. Его сочинения воспринимались вровень с теми, что пели другие. Но по мере того как креп репертуар, как шлифовалось исполнение, инте­рес к его песням увеличивался.

У Левона Кочаряна был средний по качеству магнитофон «Днепр-10», и однажды перед очередной песней он сказал: «Подо­жди одну минуту!» — и нажал клавишу. Потом пришла кому-то мысль оформить разрозненные записи на одну пленку. И ночью, и днем очень серьезно они записывали. Потом слушали, выясня­лось, что что-то где-то заскрипело, значит надо еще раз перепи­сать. Высоцкий тут же, на ходу, перерабатывал текст. Бывало и так, что он приходил и говорил Кочаряну:

«Левушка, ты знаешь, давай еще раз»,

В марте — мае 1962 года во время съемок фильма «Простая ис­тория» в доме Кочарянов стала появляться Нонна Мордюкова. То­гда была записана пленка совместного концерта, на которой поют В.Высоцкий, О.Стриженов, А.Утевский, Л.Кочарян и Н.Мордюко­ва — с песнями «Обронила колечко» и «Мело, мело по всей Зем­ле...» на стихи Б.Пастернака...

Первым, кто по достоинству оценил ранние песни Высоцкого и дал им путевку в жизнь, был его дядя — Алексей Высоцкий. По­началу племянник приносил дяде довольно скверно записанные на Большом Каретном катушки с первыми своими песнями. Некото­рые из песен были явно записаны в пьяной компании и исполне­ны под сильным хмельком. Алексей Владимирович пытался собрать все воедино, но качество оставалось прежним. И тогда они реши­ли все записать сами.